Террористическая война в России 1878-1881 гг.

интеллектуалами была переварена, проанализирована основная часть философского наследия западных философов, и с 1856 года в журнале “Русская беседа” начинают убедительно звучать интересные мысли первых русских философов А. С. Хомякова и И. В. Киреевского.

Алексей Степанович Хомяков (1804-1856 г.) родился в Москве, увлекался немецкими философами, особенно Шеллингом, внимательно читал исследования Куно Фишера. Чтобы верно сформировать наше мнение о нём, познакомимся с несколькими высказываниями этого мыслителя:

“Тождество мысли и вещества приводит к старому зданию гениального жида Спинозы”.

“Декарт ошибается - у него substantia не клеится со знанием. Частное с общим не мирится”.

“Без сомнения, материализм, так же как и чистый рационализм, есть учение противное нравственности…”

“Кант говорил, что мы вещи в ней самой знать не можем. Гегель говорил, что вещь в себе самой вовсе не существует, а существует только в понятии… Подумаешь, что перед мыслью Фихте носилась бессознательно возможность объяснить отношение мысли к явлению на манер индийских…”.

В общем, картина ясна, мы видим в лице Алексея Хомякова этап, на котором русские мыслители интенсивно и критически изучают философию Запада. Для своего времени Хомяков был неординарным человеком - непривычно для окружающих он очень расковано, свободно рассуждал о проблемах веры и церкви, о её устройстве и предлагал нововведения. Алексей Хомяков потратил много трудов для изучения Нового Завета, он усердно пытался понять философию Иисуса Христа и многое правильно понял, верно критиковал западные - протестантизм и католичество. Что-то новое для европейской философии в его поисках найти невозможно, но ценность русской самобытности и ущербность для нравственности прогрессирующих на Западе процессов, как можно убедиться из ответа Чаадаеву, он понял отчетливо.

Ещё интереснее был путь к славянофильству друга и соратника Алексея Хомякова - Ивана Васильевича Киреевского (1806-1856 г). В Германии И. Киреевский слушал лекции Шеллинга и Шлеймахера, и лично в 1830 году беседовал с Гегелем. Опыт И. Киреевского любопытен - ведь он вначале был убежденным западником и даже в 1829 году стал издавать просветительский журнал “Европеец”. И название его первых работ “О необходимости и возможности новых начал для философии” было не случайным, ибо он считал философию Гегеля не законченной, а только началом и приводил в подтверждение слова самого Гегеля:

“Только теперь, - писал Гегель в 1802 году, указывая на систему Шеллинга, - теперь только может начаться собственно философия разума; ибо цикл рассудочного развития окончился системой Фихте”.

И. Киреевский с сожалением отмечал, что после революции 1848 года отношение к философии в Европе резко изменилось, все заняты политикой и “сочинений философских почти не выходит”. Осуждая заболевание Европы социализмом, марксизмом, Киреевский делает анализ философии Гегеля и пытается продолжить мировую философию, - снимая ошибки Гегеля, пытаясь дополнить его. Он правильно понимал ущербность и односторонность философии Гегеля в её оторванном рационализме:

“Все сложные выводы рационального мышления зависят только от его притязаний на высшее и полное познание истины. Если бы оно осознало свою ограниченность и видело в себе одно из орудий, которыми познаётся истина, а не единственное орудие познавания…”. Это интересный момент - выход русской философии в лице Киреевского на мировой уровень. В принципе - это то, что пытались понять феноменологи-интуитивисты в Европе перед Второй мировой войной, такие как Рудольф Штайнер, Эдмунд Гуссерль, Макс Шелер и др., - Иван Киреевский сделал попытку решить подобную задачу уже в сороковых годах прошлого столетия.

Когда И. Киреевский женился на очень образованной и религиозной девушке, она ему показала, что всё, что он с таким восторгом открывает себе в Европе, уже давно “открыто” русскими старцами. Изумленный И. Киреевский стал читать русских православных старцев, пошёл в 1842 году к старцам Оптиной Пустыни, где его духовным учителем стал знаменитый старец - отец Макарий. И произошло мировоззренческое преобразование, прогресс, И. Киреевского, он стал националистом, то есть - славянофилом. И, вспомнив слова Гоголя об ущербности односторонности, сам написал:

“Для цельности истины, - нужна цельность разума”, и стал рассуждать о “искажающих влияниях постороннего просвещения…”.

Теперь философия И. Киреевского зазвучала по-другому, намного глубже:

“Она (философия) общий итог и общее основание всех наук и проводник мысли между ними и верою. Где есть вера и нет развития разумной образованности, там и философии быть не может”.

Показав логическую связь философии с верой, с религией, - Киреевский с этой стороны пытается найти выход, продолжение философии. Следите за его интересной логикой:

“В церкви православной отношение между разумом и верою совершенно отлично от Церкви римской и от протестантских исповеданий.

Это отличие заключается, между прочим, в том, что в православной Церкви божественное откровение и чистое мышление не смешиваются; пределы между божественным и человеческим не преступаются ни наукою, ни учением Церкви… Границы стоят твёрдо и нерушимо. Никакой патриархат, никакое собрание епископов, никакое глубокомысленное соображение учёного, никакая власть… не могут прибавить нового догмата, ни изменить прежний…”

Для многих мыслителей всё перечисленное Киреевским является большим, даже главным минусом православной церкви, так как именно это делает церковь ортодоксальной. И. Киреевский же оригинально находит здесь один большой плюс:

“Но в том-то и заключается главное отличие православного мышления, что оно ищет не отдельные понятия устроить сообразно требованиям веры, но самый разум поднять выше своего обыкновенного уровня - стремится самый источник разрушения, самый источник мышления возвысить до чувственного согласия с верою”.

Многим это ещё не понятно, но будьте предельно внимательны, вникая в дальнейшую логику Киреевского, у него начинают звучать интереснейшие мысли:

“Первое условие для такого возвышения разума заключается в том, чтобы он стремился собрать в одну неделимую цельность все свои отдельные силы, которые в обыкновенном положении человека находятся в состоянии разрозненности и противоречия, чтобы он не признавал своей отвлечённой логической способности за единственный орган разрушения истины… (можно добавить: истины - целостной как таковой. - Р. К.).

Внутреннее сознание, что есть в глубине души живое общее сосредоточие для всех отдельных сил разума, сокрытое от обыкновенного состояния духа человеческого, но достигаемое для ищущего и одно достойное постигать высшую истину, - такое сознание постоянно возвышает самый образ мышления человека; смиряя его рассудочное самомнение… Ибо православно верующий знает, что для цельной истины нужна цельность разума, и искание этой цельности составляет постоянную задачу его мышления”.

Понятно, что ликвидация разброда и разброса энергий, как то: наличие сомнений, противоречивых желаний, различные отвлечения и увлечения внимания разума, - приводит к накоплению и концентрации энергии со всеми вытекающими последствиями. Но разве не это пытались объяснить и показать все великие мыслители человечества: великие язычники, Иисус Христос, великие христианские мыслители, великие суфии, великие хасиды, великие буддисты? Этой же целостности и концентрации требовал