облачаться в свой боевой наряд.
Согласно гукнув, Курочкин встал и вышел из теплушки.
Когда он вышел, я, разложив на столе свой автомат, начал его тщательно смазывать, готовя к предстоящей работе. Пришлось заняться и автоматом Шерхана – он так и не научился грамотно его разбирать и смазывать. Когда Наиль пришёл, мы вместе с ним набили патронами пустые магазины и уложили их в разгрузочные жилеты. После чего попили чаю, перед этим легко опустошив по банке тушёнки. Закончив все эти необходимые дела, оделись и вышли из теплушки. На улице я успел даже перекурить, до того, как появилась группа красноармейцев, возглавляемая Рябой. Коротко объяснив им наши задачи, я дал команду, и мы, колонной во главе с Курочкиным, покатили в сторону финского укрепрайона.
Глава 20
Начало светать, и уже можно было хорошо рассмотреть, находящиеся по обеим сторонам нашей лыжни, оборонительные сооружения этого предполья. И это чудо инженерной мысли, предназначенное для успешной борьбы с превосходящим тебя противником – бросили без всякого сопротивления. Я уверенно шагал вдоль него на лыжах и думал:
— Да! Если бы я со своей ротой сидел в обороне в этом предполье, то спокойно бы отбился от целого батальона егерей. Они бы целый год пытались нас выдавить с этих позиций, но, в конечном итоге, с разбитой сопаткой и в большой печали были бы вынуждены удалиться в свою Лапландию – гонять оленей, и, там, забившись в чум, впали бы в полную тоску, опустившись в беспробудное финское пьянство. А как финны любят горячительное, я знал. По сравнению с ними – нашего самого горького пьяницу запросто можно было назначать председателем общества трезвенников. Финские власти об этом прекрасно знали и поэтому всячески боролись с пьянством, ведущим к деградации нации. Раньше, в обычной мирной жизни, в отличие от Финляндии, дешёвую водку в наших магазинах можно было кушать хоть попой – её было полно. Но народ эту заразу практически не употреблял, так, если только на праздники, или на дни рождения. Правда сейчас, когда смерть подстерегала красноармейца за каждым углом, да и быт был неимоверно тяжёл, никто не отказывался от водки. Чтобы хоть как-то облегчить душевные переживания, народ начал употреблять это чудодейственное зелье. К тому же, практически официально, каждому бойцу полагалось по сто грамм водки. Любому человеку под давлением пресса военных невзгод было трудно удержаться от употребления этой гадости. Принял на душу сто грамм, и все трудности сразу как-то притушёвывались, становилось не так страшно. Я замечал, что некоторые бойцы, быстро привыкнув к этой гадости, уже сами выискивали любые возможности, чтобы раздобыть дополнительную дозу водки. Если бы мне дали волю, я бы за Можай загнал этих любителей горячительного. Они бы у меня, вместо принятия стакана, побегали бы лучше лишний раз в полной боевой выкладке по полосе препятствий. Я бы, вообще, любое употребление водки в армии запретил. Этот допинг только мешал нам воевать. После употребления алкоголя, организм бойца уже не мог адекватно оценивать надвигающуюся опасность и правильно на неё реагировать. Так что, я искренне считал, что водка – это зло, но бороться против линии партии было невозможно.
Когда я начал размышлять о том, как же, привыкшие ежедневно употреблять не мене ста грамм водки, будут жить в мирной жизни, вернувшиеся с войны солдаты – наша колонна остановилась. Оказывается, мы уже миновали предполье, и вышли к тому месту, где ребята Рябы, захватили пленного. Я посмотрел на часы, с момента нашего отправления прошло меньше тридцати минут. Время было 6-10. Уже можно было разглядеть в бинокль окружающую местность. Я выехал вперёд и, встав за толстую сосну, минут пятнадцать разглядывал, представший во всей своей грозной красе – Хотиненский укрепрайон.
Чем больше я рассматривал эти укрепления, тем тяжелее становилось у меня на душе. Чтобы преодолеть хотя бы несколько километров этих сплошных, проволочных заграждений, рвов, минных полей и многочисленных дзотов и дотов, нужно положить не одну тысячу жизней русских солдат. Кроме этого, требовалось засыпать эту местность несколькими эшелонами тяжёлых снарядов и авиабомб. Финны, строя этот укрепрайон, явно поработали на совесть. Самое плохое, что при штурме этих укреплений не поможет никакой военный гений – любые маневры здесь бесполезны. Только тупой штурм в лоб – на пулемёты и орудия, спрятанные под толстым слоем железобетона. Если в предполье и можно было исхитриться и достать финна с тыла, то здесь это было невозможно.
Однако, сделав такие печальные выводы, мой мозг не успокоился, а упорно продолжал искать выход из сложившегося тупика. Я понимал, что, скорее всего, первыми на приступ этих укреплений пойдём именно мы. И первым, кто останется висеть замёрзшим трупом на этих проволочных заграждениях, буду я, а вместе со мной и мои ребята. Чтобы как-то избежать такого будущего, оставалось одно – пытаясь проникнуть вглубь укрепрайона, хоть как-то обезопасить себя, воспользовавшись информацией, полученной от пленных егерей. Я понимал, что ниточка эта очень ненадёжная, информация не проверена. А, с большим трудом выпытанное у пленного финна слово «Кондопога», это, возможно, никакой вовсе и не пароль для прохода через укрепрайон. Это, вполне вероятно, мои личные измышления и подгонка случайно полученной информации под желаемый результат. Вполне можно было ожидать, что, даже найдя в дупле телефон и позвонив с него финнам, можно дождаться не проводника, а несколько неприятельских снарядов, или мин на свою самоуверенную голову. Но в такой ситуации приходилось хвататься даже и за такую тоненькую соломинку, как непроверенная информация. Она давала хоть и призрачную, но, всё-таки, надежду.
Решив попытаться воспользоваться этой соломинкой, мне захотелось немедленно обнаружить злополучное дерево с телефоном в дупле. Все приметы, подсказывающие, где оно находится, я хорошо помнил. И одну из них уже увидел. Это был, лежащий километрах в трёх, громадный гранитный валун. Как раз напротив него и должно было находиться дерево, в дупле которого и есть тот заветный телефонный аппарат. В сторону валуна вели и лыжни оставивших эти места финнов. Наверное, в этом месте был оборудованный проход в минных полях и проволочных заграждениях.
Правда я не знал, покинули ли финны предполье в том месте, или ещё продолжают стоять в обороне. Здесь уже была зона ответственности роты Сомова, а, значит, тем более нужно было узнать, что творится у нас на флангах. Как ни крути, а прокатиться до того дерева стoило, чтобы разведать обстановку и убедится, что телефон там действительно имеется. Хотя, если этот полевой телефон установлен, и имеется связь с финнами, то вызывать проводника прямо сейчас я не хотел. Если уж и забираться в пасть финского льва, то только ночью, всё был хоть какой-то вариант отбиться, если нас разоблачат. К тому же, нужно было серьёзно подготовиться и морально настроиться на проведение этого, смертельно опасного трюка.
Окончательно все, обдумав, я направился к своим ребятам, терпеливо ожидавших меня за темнеющим нагромождением множества спиленных деревьев. Только отъехав от своего наблюдательного пункта, я ощутил, какой сегодня морозный день. Когда мы передвигались на лыжах, это, довольно резкое понижение температуры было как-то незаметно. Только простояв четверть часа неподвижно возле дерева, я понял, насколько же стало холодно, наверное, не выше – 20 градусов. Но, делать было нечего, перемирия из-за понижения температуры никто объявлять не собирался. Генералам и политикам, сидевшим в тиши тёплых кабинетов, было глубоко наплевать на то, что в данный момент чувствует простой солдат. Главное, нужно было, чтобы начерченные ими на военных картах планы, были выполнены, а высокие амбиции удовлетворены. А что замёрзнет или погибнет при этом на одну-две тысячи человек больше, то, подумаешь, какая мелочь.
Что касается меня, то пронизывающий до самых костей холод, заставил пересмотреть своё первоначальное намерение, оставить вдоль всей полосы нашего будущего расположения всех снайперов. Зачем зря морозить людей? Для обозначения нашего присутствия, хватит и двух человек. Когда я этот вопрос начал обсуждать с Курочкиным, тот полностью поддержал моё новое решение. При этом заметил:
— Всё правильно, товарищ старший лейтенант, на хрен тут всем морозить свои задницы. Всё равно, в такой мороз ни один финн не высунет носа из тёплого бункера. Так что, снайперам, по большому счёту, ловить здесь нечего. Скорее всего, за целый день они не увидят ни одной цели. Обратно финны тоже, вряд ли, полезут. Не для этого они здесь всё бросили. Этот участок предполья для них теперь – проклятое место.
