как. И хрен с ними.
Паяло подошел, протянул мобилу:
— Фома Московский звонит…
Серьезные преступники сами телефонов не носят и трубку не берут. На всякий случай. На какой именно случай — никто не знает. Правда, когда-то Дудаева ликвидировали ракетой, наводящейся по сигналу спутникового телефона, но вряд ли кто-то станет столь сложным и дорогим способом расправляться с криминальным авторитетом. Если захотят — придут и застрелят. Пээмовский патрон стоит пять рублей, а самонаводящаяся по радиолучу ракета — миллион долларов. Есть разница? Так что не в ракете дело. Может, боятся, что их местоположение запеленгуют? Так те, кому надо, и так знают, где их найти… Или прослушки опасаются? А остронаправленные микрофоны на что, или лазерные сканеры?
Как бы то ни было, а пошла мода не носить мобилу лично. Первым Антон начал, а потом и другие переняли. Для такого дела есть Проводник. Вот Паяло и был Проводником: принимал все адресованные Смотрящему звонки, фильтровал их, докладывал хозяину, а по команде Босого звонил и связывал его с нужными людьми. Понты, конечно, потому что по телефону Проводника можно и местонахождение хозяина определить, и все разговоры прослушать. Но понты или не понты, а укрепилась такая мода в уголовном мире.
Фома Московский — фигура крупная, значительная, поэтому вопрос, брать трубку или нет, перед Босым не стоял. Тем более они лично знакомы и как-то на этапах пересекались…
— Слушаю, Саныч, слушаю, уважаемый, — голос у Босого скрипучий, под стать внешности. Как напильником по стеклу.
— Приветствую, Василий, — в тон отозвался тот. — Мы к вам нашего друга направили, Жору Каскета. Слыхал небось?
— Чего ж не слыхать… Самый молодой «законник». Его лет в двадцать шесть короновали?
— В двадцать пять. Толковый пацан, доверие оправдал. Ты к нему прислушайся, да помоги, если надо…
Босой насторожился.
— А зачем вы его направили? И в чем помогать?
— Да в чем надо, в том и помоги! — раздраженно ответил Фома, не обратив внимания на первую часть вопроса. — Лишнего он у тебя не попросит… И имей в виду, он не от себя говорит, он от всех нас говорит. От меня, от Буржуя, от Шмайсера…
— Так что надо-то?!
— Надо, чтоб ты знал: вы за него в ответе. Это я тебе тоже от всего Общества передаю. Бывай здоров, Василий!
В трубке запикали короткие гудки.
Босой молча ткнул трубу обратно Проводнику. Проковылял к окну, выглянул: у ворот толкались несколько рыл, объясняли что-то охране. Проковылял к другому окну: вдалеке катил свои серые воды Дон- батюшка. Босым его звали за то, что, уходя от ментов, выпрыгнул из поезда в одних тапочках. Февраль, снег, минус пять… Пока до жилья дошел, ноги и отморозил, несколько пальцев отчекрыжили, вот с тех пор и ковыляет. Проковылял к двери, опять к окну, опять к двери…
Стоявший в углу Паяло понял: хозяин чем-то взволнован, он вне себя, вон как разбегался по комнате… Лучше уйти от греха с глаз долой… Он выскользнул в холл.
Босой действительно был взволнован. Странный звонок. Очень странный. И очень от него говном воняет. С каких-таких дел московские авторитеты посылают своего ставленника в Тиходонск? С каких дел возлагают ответственность на местных воров?
Он сел за стол, подпер руками голову.
Конечно, когда-то давно так и было: приехал вор-гастролер в город, объявился в местной общине и работает. Если с ним что-то случится: менты примут или кто-то на перо посадит, тут же приезжает разборная бригада и спрашивает: как так получилось? Нет ли здесь предательства, злого умысла или неуважения к собрату по профессии? Но это совсем другая песня! К тому же времена эти давно канули в Лету: сейчас никто не объявляется хозяевам, а значит, работает на свой страх и риск… А вот так — посылать вроде как наместника, да еще под ответственность хозяев, такого никогда не было! И что теперь делать Смотрящему?
Дверь открылась, заглянул верный Паяло.
— Что там еще?
— Колотуха пришел, и еще два дебила с ним…
— Колотуха? — Босой напрягается, вспоминает. — А на хера он мне сдался?
Босой недоволен. Он разнервничался, боль в груди обострилась, он как раз собирался прилечь, отдохнуть…
— Они в «Старом Арбате» были, на контроль ставили…
Паяло мнется на пороге, смотрит в пол. Потом добавляет:
— Морды им разхерачили. В лоскуты порвали…
— «Арбат»? Это что? — спрашивает Босой.
— Новая забегаловка на Темерницкой…
— Кто их послал туда?
— Да Батон…
Босой матерится.
— А чего ж он ко мне идет жаловаться?!
— Батон слетел с катушек, — сказал Паяло, не скрывая презрения. — Бухой он. Ему все пох…
Да, тиходонская община лежала в дерьме. Никто никого не боится, всякая шелупень что хочет, то и делает…
— И мне пох! — рассвирепел Босой. — Может, мне самому их по точкам водить?! Может, я сам должен «крыши» ставить?!
Он ударил кулаком по столу, поднялся. Движение оказалось слишком резким, Босой болезненно поморщился, оперся о стол. Батон его до самых печенок достал. Был он никто, никем и остался, пусть даже сейчас две бригады под ним, пятнадцать человек — такие же уроды, как он сам. Колотуха из их числа.
Припадая на правую ногу, Босой прошелся по гостиной. Обстановка в его доме не отличалась изысканностью — простой стол, накрытый льняной скатертью, старый облупившийся сервант в стиле «модерн» (как его понимали во времена 22-го съезда КПСС). И напольные часы размером со шкаф. Ни компьютера, ни телевизора. Босой не любил новшеств. Он вполне комфортно ощущал себя в обстановке середины 60-х, когда даже приемник «Ленинград» на десяти транзисторах считался в «Шанхае» редкой, суперской роскошью.
— Чья это точка? — зло спросил он.
— Не знаю, — пожал крутыми плечами Паяло.
Босой добрел до серванта, открыл бар, где среди аптечных коробок стояла одинокая бутылка перцовой настойки. Бутылка его не интересовала. Он раздраженно пошуршал упаковками, что-то забросил в рот, торопливо разжевал.
— Зови сюда Колотуху!
Паяло кивнул и вышел из гостиной. Босой смотрел ему вслед и потом долго не отрывал взгляд от закрывшейся двери, как будто подозревал, что его подручный остановился по ту сторону и то ли подслушивает, то ли подсматривает.
Да, бардак и разложение… Он ничего не мог с этим поделать. Он болен и слаб, это видно всем, не ему одному. В Нахичевани, на территории Карпета, сдали в мае новый торговый комплекс — полтора квадратных километра торговых площадей. Карпетова доля, которую он отстегивает в общак, не увеличилась ни на рубль, даже усохла немного. Итальянец вдвое сократил поступления, без всяких объяснений. Гарик платил исправно, но на юбилей Босого, куда званы были лишь немногие избранные (шумных компаний Босой так же избегал, как и новшеств), не пришел. Просто не пришел. Позже извинился чисто формально: приболел типа. И Костя Ким не пришел. При этом внешне, напоказ, все они как бы уважают «папу» — обращаются на «вы», вытирают ноги о коврик при входе…
Ну, и все, пожалуй. А главным образом их гребаное уважение выражается в том, что они прилюдно не
