На второй трети сигары, как и положено, раскрылись пряные тона, словно с загорелого девичьего тела сбросили шелковое белье. Но обычного удовольствия он почему-то не получал…
Антон докурил сигару и, вопреки обыкновению, грубо раздавил окурок в пепельнице. Вопрос про счастье часто приходил ему в голову, но он никогда на него не отвечал. Не потому, что не знал ответа, а скорей оттого, что знал… И ответ ему не нравился, ибо перечеркивал все, чем он гордился и ради чего жил на свете…
В дверь тихо постучали. Осторожно заглянул Хитрый. Он был Проводником. Почти все контакты Антона проходили через него. Хитрый всегда находился при шефе и носил его телефон. Он принимал все звонки, докладывал хозяину, а тот командовал: что ответить или что кому передать… Антон первый завел такую моду, другие вначале удивлялись, а потом и сами ей последовали, хотя и без фанатизма: то личный аппарат заведут, то берут трубу напрямую, то звонят куда-то целыми днями… В отличие от них, Антон железно следовал им же установленным правилам: сам он брал трубку крайне редко, по примеру Дона Корлеоне, который никогда не подходил к телефону, а личный аппарат, по которому звонил в исключительных случаях, держал в сейфе. Даже когда звонила Миледи или другая телка, он просто передавал: когда и куда им надо приехать.
Он вопросительно взглянул на Хитрого.
— Гуссейн, — прикрыв микрофон, прошептал тот.
Некоторое время Антон раздумывал. Звонок, застающий тебя за первой утренней сигарой, по определению не может быть приятным. Хотя, с другой стороны… С другой стороны, Гуссейн может высказаться по поводу вчерашней темы. Возможно, у него есть мнение, которое он не мог озвучить в присутствии Гарика, Итальянца и остальных. Тогда между ними возникнет некая доверительность, что очень важно. Он умел находить общий язык с самыми разными людьми, заключал самые невероятные союзы, пусть и временные, но позволяющие достигать поставленных целей. Это была сильная сторона Антона, за которую его называли дипломатом.
Хитрый терпеливо ждал.
— Давай, — Антон протянул руку и поднес телефон к уху.
— Здравствуй, братишка! — весело и слегка покровительственно сказал он, хотя Гуссейн был гораздо старше и это Антон больше подходил на роль «братишки».
— Здравствуй, Сережа, здравствуй, дорогой! — своим обычным, сладким, как варенье из роз, голосом начал Гуссейн. Но тут же сбился с обычного тона.
— Вчера вечером машину Гарика подрезали на 31-й линии, — озабоченно сообщил он. — Какие-то молодые отморозки… Налетели: палки-малки, кастеты-мастеты, пистолеты травматические… Мокей со Степашкой в больнице, у самого ребра поломаны… Гарик на тебя думает…
— Он что, еб…тый? — искренне удивился Антон. Он всегда был против конфликтов, особенно между своими, предпочитая миром разрешать возникающие споры. И все это знали. Больше того, ему даже прозвище дали: Миротворец.
— Ты что, Гарика не знаешь? Это же обезьяна с гранатой! Думает, ты его опустить решил…
— Если бы я хотел его опустить, он ходил бы сейчас по городу с петушиным пером в заднице, — сказал Антон. И то была чистая правда. Но правда его, Антона. У Гарика по этому поводу, несомненно, была своя правда. И чья правда возьмет верх, зависело от многих причин.
Гуссейн сокрушенно молчал.
— Что за х…ня?! — сказал Антон, распаляясь. — Какие ножи, какие травматики? Если бы их из автоматов постреляли, еще куда ни шло… Хотя я на такие гнилые дела не подписываюсь, ты же знаешь…
— Да, знаю, — сказал Гуссейн.
— И вообще, зачем мне это?! Из-за чего?! Из-за того, что вчера базар прошел неровно?! Он меня за идиота держит?!
— Не знаю. Только он уверен на все сто, что это твоя работа…
Теперь замолчал Антон. Он взял изуродованный окурок сигары, осмотрел, покачал головой и положил обратно в пепельницу.
— И что теперь?
— От него чего угодно можно ожидать. Только я не знаю, чего именно, — Гуссейн опять вздохнул.
— А зачем ты мне все это слил, если ничего не знаешь?
— Вчера в «Аксинье» ты от души говорил, от чистого сердца, — произнес Гуссейн, и Антон живо представил себе, как он умильно закатывает свои масляные черные глазки. — Про то, что надо объединиться, забыть ссоры и все такое. А тут такая фигня… Будто кто-то нарочно вставляет палки в колеса. Понимаешь? Магазины разгромили, на Гарика наехали… Может, это московские мутят?
— При чем одно к другому! — раздраженно сказал Антон. — Сравнил: магазины и ДТП… Молодые, говоришь?
— Лет по двадцать, даже меньше. Четверо, на старой серой «бэхе» с тиходонскими номерами. В черных штанах, черных рубахах с погонами. Такие, знаешь… Как какие-то легионеры в форме…
— Ну вот! Разве они магазины крушили? Там были серьезные типы. А здесь — обычное быковство!
— Ты сам решаешь, брат, что тебе делать, — сдержанно сказал Гуссейн. — Только я тебе не звонил. Удачи, брат!
Отправив Хитрого, Антон задумался. Пришла мысль выпить для прояснения мозгов, но он знал, чем это закончится. Запоем на неделю, а может, и на месяц! Тем более что прояснять тут особенно нечего. Скорей всего дело обычное: столкнулись две тачки, стали выяснять отношения, как сейчас принято… У Гарика на все одна схема — в рожу без разбора. А тут ему попались такие же, да еще моложе и ловчей.
Обычная случайность! Но сыграла она на руку врагам. Потому что вместо объединения местных перед чужаками может привести к обратному — раздорам и раздроблению. А этого допустить нельзя!
То, что не получилось у Гарика вместе со всей его бригадой и купленными ментами, Антон сделал за три часа. Потому что не терял связи с подрастающим поколением. Он курировал несколько спортивных секций, хорошо знал спортсменов и тренеров. А хорошему тренеру мальчишки иногда доверяют больше, чем родному отцу. Тренеры — кладезь информации о молодежи. Главное — задать правильные вопросы.
Итак. Отчаянные, молодые, агрессивные, в черной одежде — что-то вроде униформы. Может, рокеры? Ответ: нет. Рокеры не носят ножи и «травматику», тем более не спешат их применить. Качки? На качков, судя о рассказам, не похожи. Может, каратисты какие-нибудь? Под якудзу косят? Нет, якудзы здесь тоже как-то не пишутся…
Наци?
Но нападение они совершили не на таджиков и чеченов. На русских напали, на своих. К тому же нацики знают уголовную среду, на Гарика Речпортовского они бы и тявкнуть не посмели.
Байкеры?
Те постарше, они на мотоциклах раскатывают, а не на «бэхах», да и оружие у них другое: больше цепи в ходу да раскладные дубинки…
Так, может, то — «волки», «волчары»?
Кто такие «волчары»? — поинтересовался Антон.
Как говорил великий Ленин, «есть такая партия». А точнее — банда. Или молодежная группировка, если угодно. Анархия и махновщина в чистом виде. Ночные хищники.
Кто под руку попадется, того шерстят и грабят, невзирая на возраст, пол, звания и прочее. От уголовной среды подчеркнуто дистанцируются. Равно как и от любой другой среды. Одинаковые шмотки — да, есть у них такая фишка. Очень любят выделиться ребята. И «травматика». Двое мальчишек из «Дракона» — это клуб восточных единоборств в ДК «Красный Аксай», — не так давно ушли к «волчарам», за романтикой. То есть занятия побоку, спорт побоку, ушли с концами. Один, правда, вскоре вернулся в секцию, не ужился там чего-то. Испытание какое-то не прошел. Кое-чего поведал по возвращении. Говорит, главный у «Волков» — парень по кличке Шкет, ему недавно двадцать стукнуло. Остальные и того младше.
