следовало признать, что Волин после этого удара не попал в тюрьму, то есть, вполне мог оказаться тем исключением, которое подтверждает общее правило. Как бы то ни было, но когда он превратился в прямого начальника Лиса, стало ясно — ничего не забыто! Когда равные подрались — одно дело, тем более, он сам дал повод по-пьянке… А когда один руководителем стал, а второй — подчиненным, тут-то обида и всколыхнулась: публичный нокдаун не забывается… К тому же начальник пьяным не бывает и все делает правильно, значит, он и повода никакого не давал: подумаешь, подержался за попку жены будущего подчиненного!
— А что? Думаешь, я эту аттестацию пройду? Или Гусар пройдет? — Волошин яростно отрывал недоотрезанный кусок дикой утки.
Глаза у него покраснели, лицо, наоборот, побледнело. Пиджак он снял, под мышками проступили пятна пота: кондиционеры постепенно сдавались. Майора развозило.
— Что скажешь, Лис? Или, думаешь, ты сам пройдешь ее? Хрен! Вот увидишь: поднимут статистику, отказные материалы, жалобы, раскопают какое-нибудь говно, и — от винта. В лучшем случае переведут во вневедомственную охрану. А Гнедина — на твое место! Или Назарова!
— Глушакова, вот кого, — подсказал Лис. — Капитаном команды…
Опера невесело заулыбались. Колю Гнедина в управлении звали ПепсиКоликом, иногда просто «Пепсиком», потому что он очень любил телевизионную рекламу и считал, что новое, прогрессивное поколение оперов — это «поколение пепси». Капитан Глушаков в сыскном деле не представлял собой ровно ничего, зато на почве любви к футболу знал весь город и уже успел сблизиться с некоторыми представителями «варягов». Он доставал им и их родственникам билеты в VIP-ложу, организовывал приглашения на выездные матчи и презентации с городским начальством, а это все воспринимают как некую «элитарность» и приближенность к «высшим сферам». Так что Глушаков уже набрал очки…
— Душно тут, пойдем, свежим воздухом подышим, — тихо сказала Ребенок.
Лис кивнул, поднялся вместе с ней. Катя старалась выглядеть компанейской милицейской женой, но у нее это плохо получалось. Потому что милицейские жены совсем другие. И в ментовской компании ей было скучно, Лис видел это. Они вышли на аллею — будто в баню шагнули. Прямо напротив находилась беседка и фонтан. Несколько толстых струй били в солнечное небо, водяную пыль относило на беседку, где обнималась молодая парочка.
— Какая-то давящая у вас атмосфера! — Ребенок подошла поближе к воде, протянула руки к прохладе. — Даже за выпивкой — все о работе и о работе, об одном и том же… А, Фил? Грустно все это, если честно…
Лис молчал.
— В прошлый раз было по-другому. Вы хотя бы веселились, танцевали, анекдоты рассказывали, и шутки были тогда какие-то… Понятные, что ли.
— Прошлый раз — это на Дне милиции? Когда пьяный Волин тебя за зад схватил? — поинтересовался Лис. — А я дал ему в морду? Конечно, весело было. Хочешь, повторю?
Ребенок поджала губы.
— Нет. Это было позже. Но вообще, в ваших компаниях скучно.
— Это моя работа, Катя, — Лис старался не заводиться. — Это мои коллеги, друзья. Это то, о чем я думаю, ради чего я живу, понимаешь?
— По-моему, вы давно уже не друзья, — сказала она, провожая взглядом ползущий вдали по улице переполненный троллейбус. — Ни у кого из вас нет друзей. Честно, Фил. Есть только противники и сторонники, больше никого. Но ведь это совсем не правильно… Вон, у Волошина не то что жены, даже девушки постоянной нет до сих пор. Таскает каждый раз новую. А ведь он уже такой старый!..
— Волошин на два года младше меня, между прочим, — сдержанно заметил Лис.
Она посмотрела на него и осеклась.
— Я не это имела в виду! Я хотела сказать… Все нормальные люди в этом возрасте уже при семье, при детях! Когда же они собираются…
— Значит, мы ненормальные?!
Она вздохнула, посмотрела вниз на свои легкие бордовые туфельки. Хлопнула дверь. На крыльцо вышли покурить два майора-«варяга» с раскрасневшимися от жары и спиртного лицами. Деловито скользнули взглядами по стройной фигуре Ребенка, наткнулись на жесткий взгляд Лиса и отвернулись. Лис их вообще не знал. Его вдруг зло взяло: в самом деле, какого черта Жук созвал на свой юбилей всю глазуринскую шоблу? Неужели тоже заискивает? Надеется на продление срока службы?
— Ты — нормальный, — попыталась успокоить его Ребенок. — У тебя хотя бы я есть…
— Ну и что с того? — сказал Лис. — Что с того, что ты сидишь рядом и скучаешь? Да, я старый мент, друзья мои — старые менты, на работе у меня все идет кувырком! А тебе скучно!
— Ты меня неправильно понял, Фил… Это не так!.. — пробормотала Ребенок.
Краснолицые майоры с интересом наблюдали за ними, обмениваясь вполголоса замечаниями.
— Что уставились? Есть вопросы? — крикнул Лис.
— Фил! — Ребенок схватила его за рукав. Лис стряхнул ее руку.
— Подходите ближе, мужики! А то плохо слышно, наверное! Я вам на пальцах все объясню!
Майоры переглянулись, быстро затушили окурки и скрылись в кафе. Видно, они были о нем наслышаны. Лис заметил, что Катя снова вцепилась в него и едва не плачет. А может, и плачет — вон, плечи дрожат. Что-то у нее нервы в последнее время шалят…
— Ладно, пошли обратно, — сказал он. — Неудобно…
В дверях наткнулись на Глазурина со свитой. Начальник ГУВД покидал торжество, его провожали не меньше пятнадцати человек, в том числе Волин и Уфимцев с Левановским. Процедуру прощания сопровождал слишком оживленный, неискренний гам. Генерал Нырков шел чуть в стороне, под руку с супругой. Маша была как в воду опущенная — видно, чувствовала, что скоро перестанет быть генеральской женой, превратившись в жену пенсионера.
— А вы все прохлаждаетесь, Коренев? — бросил Глазурин мимоходом.
— В смысле? — поднял бровь Лис.
— В зале жарко, вот и вышли прохладиться, — высокомерно усмехнулся генерал. — В таком смысле!
Полный, громоздкий, в легком летнем костюме, он как утес возвышался над своей челядью. Лис вспомнил слова о трутнях и матке и чуть не послал его. Но тут Глазурин опустил взгляд, увидел Катю и мгновенно изменился, превратившись из большого начальника в обычного справного мужика. Он широко улыбнулся, и с медвежьей грацией поцеловал ей руку.
— И, конечно, где Коренев, там самые симпатичные девушки! — Глазурин не отпускал ладонь Ребенка, похлопывал и поглаживал ее. — Ваша дочь, Филипп Михайлович?
Волин закусил губу и опустил глаза. Он лучше других знал, что может сейчас последовать.
— Это моя супруга Екатерина, — хриплым от бешенства голосом сказал Лис.
— Да? — Глазурин сразу отпустил Ребенка. — О, пардон, пардон…
Лис и Ребенок прошли в зал. Здесь как-то заметно опустело. Волошина окончательно развезло. Он сидел, опершись локтем о стол, и втолковывал Алевтине что-то о чеченских тейпах. Алевтина кивала и гадала «варягу»-подполковнику по руке.
— Вот это — линия судьбы. Все время идет вверх, видите? Это говорит о хорошем карьерном росте. А вот три падающие звездочки, на пересечении с линией характера, видите? Это — полковничье звание…
— Но ведь они же падают! — подполковник рассмеялся.
— Значит, будете полковником в отставке! — серьезно сказала Алевтина. Тот кисло скривился.
Лис налил Ребенку шампанского, себе водки. Он был словно оглушен. Кажется, еще ни одно торжество коллег не проходило в такой гнетущей обстановке.
Ни с кем не чокаясь, выпил.
В это время в зал шумно ввалились провожающие, принялись занимать места, придвигать тарелки, разливать водку.
— А почему тут нет веселья? — начальственно спросил Левановский. Он явно задавал тон. Значит, попал в струю и все идет хорошо. Хотя не факт, что и закончится хорошо.