вступления в ВТО! Вопрос с АОЖ надо закрывать.
Опанас знал, что если проблема реальна, то должно найтись и простое решение. За полдня его подчиненные провели разведку и выяснили, что Антимонопольный комитет только что утвердил очередную дополнительную эмиссию акционерного общества «За Гранью». Опанас спросил себя: «А кому это невыгодно?» – и ответ пришел сам собой.
Телефоны продолжали разрываться, но головная боль стала стихать, он уже успокоился и поручил своему аппарату за пару дней быстренько потолковать с руководителями ведущих страховых компаний страны. Поразмыслив над собранными сведениями, отправил гонца к главному акционеру страховой компании «Крез гарантий» Евгению Маркизову.
Маркизов давно корчился от злобы и был готов пуститься во все тяжкие, лишь бы пустить АОЖ «За Гранью» по миру, только никак не мог решить, не открутят ли ему за это башку. Гонец Опанаса в краткой, но жесткой беседе объяснил, что не открутят, а совсем наоборот, и предложил не тянуть, не мудрствовать лукаво, а руководствоваться тем, что существует два классических способа – донос и провокация.
Через день в прокуратуру пришло письмо Маркизова о нарушениях, допущенных при выдаче Антимонопольным комитетом разрешения на дополнительную эмиссию. Доля рынка этой компании уже, дескать, давно требует госрегулирования ее ценовой политики, а бабам вместо регулирования – зеленый свет. Потому что занесли. Дальше шло блудливое повествование о том, при каких обстоятельствах Маркизову стало известно, что президент компании Екатерина Степановна занесла в один чисто конкретный кабинет вполне конкретную сотку и вскоре должна донести еще очень много, но сколько, он, Маркизов, точно не знает. Откуда Маркизов доподлинно знал про сотку, из письма было не ясно, в нем лишь содержалась слезная просьба к прокурору проверить.
Опанас почесал затылок, наморщил ум и прикинул, что Маркизов, конечно, накосячил, но как сообщение о преступлении по 144-й УПК эта байда сойдет. Если же Маркизов еще припомнит, что Екатерина Степановна предлагала ему, Маркизову, в заносе поучаствовать – с целью монопольного сговора, – тогда байда потянет не только на двести девяностую первую, но и «в составе организованной группы». В крайнем случае «состав» можно привесить в виде статьи тридцатой, то есть намерение хоть и не удавшееся, но не шуточное, а точнее – тяжкое, чтобы не сказать особо тяжкое. Конкретный кабинет в ФАСе им, конечно, ничем не поможет, он будет отпираться, не Екатерину Степановну, а себя самого от двести девяностой спасая, но это по ходу можно будет отрегулировать. Теперь главное не суетиться, а организовать тихий, но внятный кивок, мол, ройте, следаки, со всей пролетарской ненавистью. Не только не взыщется, а может, и зачтется, смотря как дело пойдет.
В ту субботу основательницы, как всегда, тусовались на даче у Полины. Дело шло к вечеру, Шурик жарил шашлыки, Влад с Колей Денисовым слонялись по участку, то и дело прикладываясь к бутылке и делая вид, что помогают ему готовить.
Полина резала овощи, мешала диетические соусы и накрывала на стол. Кыса сидела за барной стойкой с сухим мартини и курила, считая, что помогает Полине. Катька же даже вида не делала, что кому-то хочет помочь, а колотила на лэптопе на дальней террасе в ожидании еды. Все ждали Алену и Мэтью. Кыса ныла, что им надо позвонить, потому что она умирает с голоду. Полина бросала на нее укоризненные взгляды, мужчины делали вид, что вообще никто никого не ждет, а все ждут только, когда шашлыки наконец прожарятся…
– Я все закончила, – объявила появившаяся с террасы Катя. – В этом году мы можем себе позволить на развитие направить не менее тридцати миллионов. При нашем соотношении долга к капиталу, debt-equity ratio, мы можем взять кредитов еще на шестьдесят, а то и семьдесят, итого стольник. Коля все точно подсчитал.
– Так что ты закончила-то, если Коля все подсчитал? – неласково бросила Кыса. – Даже по субботам делаешь вид, что работаешь, чтобы нам служить укором. Боже, как хочется есть! Полина, давай позвоним этой парочке. Нельзя же над нами так измываться. Сказали бы, что не приедут, никто же насильно не тащит. Слушай, а может, они там ссорятся?
– Может, и ссорятся, а что мы с этим поделаем? Сейчас шашлыки дожарятся, и действительно, надо за стол садиться.
– Так рассказывать вам или нет? – Катька как всегда горела. Не дожидаясь согласия, крикнула: – Влад, веди сюда Колю, у меня гениальная мысль!
– Кать, есть хочется, давай про мысль на сытый желудок, – сказал появившийся в дверях Влад. – Полина, ну что там, долго нам еще англоманов дожидаться?
Тут раздалось шуршание шин, и в ворота вкатил Аленин «Ягуар».
– Совести у вас нет! – Кыса встала с барного стула, чтобы чмокнуть Мэтью и Алену, вошедших в дом. – Мы тут оголодали.
– Такие пробки – ужас. Дайте выпить скорее, – сказала Алена.
– Мартини или шампанского?
– Лучше вискаря. Влад, давай на пару по-быстрому, сил нет.
– Это правильно, – откликнулся Влад. – Я всегда готов.
– А Катерина где? – спросила Алена.
Мэтью тем временем, обойдя с поцелуями присутствующих дам, взял стакан джин-тоника и отправился в сад к Александру.
– Она опять чего-то напридумывала, хотела нам рассказать, мы с голодухи ее послали, она, похоже, обиделась и снова на ту террасу удалилась. – Кыса махнула рукой в сторону дальней, маленькой террасы.
Алена отправилась к Катьке. Та сидела, уткнувшись в лэптоп.
– Кать, у меня беда, – произнесла Алена.
– Какая именно? – спросила Катька, подняв голову от экрана. – Мэтью загрустил?
– Не будь стервой, я понимала всегда, как тебя крючит от того, что мы с Мэтью… Но я же к тебе и пришла за помощью.
– Алена, что случилось? – сменила тон Катька.
– Они не поймут, – мотнула головой в сторону кухни Алена, – а ты должна понять. Ты его знаешь как никто. Он сказал, что дорабатывает у нас последние полгода и уезжает в Лондон. Что, мол, тут все налажено, что он в России устал, скучает по Лондону и вообще никогда не считал, что это на всю жизнь.
– А ты считала, что это на всю жизнь? – не удержалась Катька.
– Ничего я не считала. Я думала, что если это произойдет, тогда и буду думать. Как будто у меня был выбор. Когда он это сказал за завтраком, у меня земля из-под ног ушла. Я у него в спальне заперлась и два часа рыдала. Но самое ужасное, что я ему не могу объяснить, отчего я плачу. Я же понимала, что это не на всю жизнь. Кать, что мне делать?
– Завтракать вовремя. Если ты после завтрака два часа рыдала, а сейчас уже почти семь, то когда же вы встали? А он тебя с собой в Лондон не зовет?
– Вроде как и зовет, а вроде как и не очень. Да и куда я поеду?.. Что, я все это брошу? Не брошу. И в Лондоне что мне делать? При нем сидеть? Он и сам это понимает и зовет только для приличия.
– Ален, но все-таки еще полгода… Что ты сразу убиваешься? Придумаете что-нибудь. Я же как-то живу с Клаусом в разных странах…
– Кать, не надо этих сравнений, у каждого своя ситуация, и ты это отлично понимаешь. Я не смогу без него жить, это полный идиотизм, а я дура, он мне ничего никогда не обещал. Ты его бабу в Лондоне видела?
– Видела один раз, ничего такого. Слушай, если бы дело было в ней, он бы уже давно к ней свинтил. Или ее сюда притащил. А так все-таки четыре года, и вы уже почти три из них вместе, если не ошибаюсь… Мы с тобой об этом никогда не говорили. А ты говоришь, что я лезу.
– Кать, придумай что-то такое, чтобы не дать ему уехать.
– Ален, разве это решение? Ты что, умом тронулась?
– Похоже… Кать, я не хочу, чтобы он уезжал, и только ты как президент можешь это сделать.
– Алена, ты вообще на себя сейчас не похожа. Неужели, когда припрет, мы опять становимся совершенно обычными бабами? Ты никогда не говорила с нами про Мэтью, мы делали вид, что ничего не
