— Куда-то побегли. Мабуть, к морю с воспитательницей подались. А от малышей проку с воробьиный носок, потому и пособлять не прошу. Пока я одну лейку принесу, им надо десять леечек натаскать. Вот на будущий год будут у нас седьмые, а там, глядишь, и восьмые классы. То будут помощники. Мы с ними тут разведём посадки!
Интернат существовал всего второй год. В него приняли младших учеников. Ребят старше шестого класса ещё не было.
— И теперь от ребят помощи много, — рассуждал старик. — Яблоки и груши на плодовом участке сами снимали, землю рыхлили сами. На помощников своих я не жалуюсь… Ходи сюда, орёл! Посиди с нами. Мы не кусаемся, нет! — это было сказано Матвею, который с безразличным видом стоял поодаль на дорожке.
— Иди, Матвей! — разрешила Стеша. — Ты, может быть, ещё и с дядей Миколой не знаком? — И объяснила с гордостью: — Наш дядя Микола и садовник, и цветовод, и охотник, и…
— И кочегар нашего интернату по своей основной, значит, должности: — Старик рассмеялся дробным смехом. Потрепал по плечу присевшего на кончик скамьи Матвея. — Не журись, Матвей! Всё будет у полном порядке.
— Он очень застенчивый, — сказала Стеша.
— Ну, и шо таке? Или ты хочешь, чтоб он был нахальный, как те синицы, шо в августе мой садочек атакували? До того же нахальны синицы — сил нет! Я палю из ружья, а им хоть бы шо! Персики клюют напропалую, у моей старухи чуть не с рук вырывают! Не иначе из Турции прилетели, бо шибко голодные.
— Ну, уж из Турции! — улыбнулась Стеша.
— И очень даже просто. Откуда-то ж они налетели, как всё равно якие собаки прожорливые. Пока море перелетали, с самой Турции до моего садочку, шибко оголодали. Ну, пора до дому. — Дядя Микола поднялся. — Сильно задержусь — старуха меня съист. Бо строга у меня старуха. Дэмон!
Стеша расхохоталась. Матвей удивился: никогда ещё он не видел Стешу такой весёлой.
— Чистый дэмон! — повторил старик. — И не смотрит, что я как никак гвардии старшина Чертополох. В войну был. Так-то! Ну, бувайте здоровеньки. До побаченья!
— До свиданья, дядя Микола. Тёте Доне привет!
Подмигнув Стеше, старик ушёл, прихватив с собой лейку и насвистывая какую-то песенку. Стеша и Матвей остались сидеть на скамейке.
— И всё-то он шутит, дядя Микола, — сказала Стеша.
— А почему он сказал про чертополох? — спросил Матвей.
— Фамилия у него такая. Он же украинец. Украинские фамилии всякие бывают… Ну, чего ты сидишь? Ступай! Тебя уже, наверно, ищут.
— Я сказал воспитательнице: «Вон идёт Стеша. Я пойду к ней».
— А воспитательница что?
— Говорит: «Ну, пойди. Только ненадолго».
— Уже «надолго». Иди, иди к своим второклассникам. А я делом займусь, слышишь? Ты, конечно, не как те синицы, но всё же…
Матвей встал и побрёл прочь. Но далеко не ушёл. Свернул за толстый, весь в разноцветной листве клён, за кустами сирени осторожно пробрался обратно к скамейке, притаился за Стешиной спиной.
Что она станет делать? А ну как вытащит из кармана какую-нибудь птичку или зверька и начнёт это животное прогуливать? Или подманит к себе кого-нибудь?
Вон Стеша и с дядей Миколой, как видно, хорошо знакома. А это старик особенный: и садовод, и кочегар, и охотник, и неизвестно, кто ещё.
Таблица умножения на девять
Стоя в кустах, Матвей вытянул шею: Стеша и в самом деле засунула руку в карман передника! Но извлекла она из кармана не птицу и не зверька, а всего лишь несколько тетрадочных листков и карандаш.
«Письмо будет писать», — разочарованно подумал Матвей и хотел было уйти: как-то неловко подглядывать за человеком, когда он пишет письмо. Тем более, что дело это ужасно трудное и нудное…
Но опять он не угадал. Стеша не стала писать. Наморщив лоб, она смотрела на листок бумаги и шептала:
— Значит, в двадцати пяти ящиках по десять с половиной килограммов помидоров в каждом, а ещё в скольких-то по двенадцать и две пятые… И что же, в конце концов, получится?
Никак она решает задачу? Матвей сразу заинтересовался. Крадучись вылез он из кустов позади скамейки, встал за спиной у Стеши. Он напряг слух, а Стеша бормотала без конца, записывала арифметические действия, положив бумагу на скамейку. Вскоре Матвей разобрал всё условие задачи. В сорока ящиках было разное количество помидоров, надо было сосчитать, сколько их всего.
— Господи, как хочется помидоров! — пробормотала Стеша. — Значит, двенадцать и две пятых килограмма. И это надо помножить на… Но как помножить две пятых?
— А зачем тебе какие-то две пятых помножать? — нечаянно сказал Матвей. — Ты помножь четыреста граммов на пятнадцать ящиков.
Стеша вскочила, роняя бумагу и карандаш.
— Как ты меня испугал! Ты опять прилез?
— Я хотел уйти. А потом вижу, ты задачу решаешь. А почему? Ведь уроки уже учили.
— Я не решила задачу.
— Как же тебя воспитательница отпустила?
— А я соврала, что решила.
Матвей сказал неуверенно:
— Врать нехорошо, да?
— А кто говорит, что хорошо? — рассердилась Стеша. — Так я и есть нехорошая, ленивая. Арифметику я просто ненавижу. Была б арифметика живая, я б её убила.
— Ну что ты! — воскликнул испуганно Матвей. — Да ты только так говоришь. Ты бы не убила. Ты хорошая.
— Уж куда лучше! — насмешливо скривилась Стеша. — Если хочешь знать, я из-за этой арифметики еле в пятый класс перелезла. Отойди! Дай я хоть что-нибудь попробую сообразить. Вообще эта задача нетрудная. Только дроби… как помножать две пятых?
— А зачем? Я тебе говорю, помножь четыреста граммов.
— Да какие четыреста граммов? Откуда ты их взял?
— Там у тебя ещё есть полкило. Тоже надо помножать. Но ведь полкило — это пятьсот граммов. Об этом все на свете знают, даже бабушка.
— Ну, и я знаю, что полкило — пятьсот граммов. И что же?
— А пятая часть кило — это сколько? Это двести граммов. Но их две пятых части, значит, четыреста граммов. Вот ты сперва килограммы помножь на ящики, а потом граммы, и сложи. В общем, всего будет… — Матвей подумал, пошевелил губами и выпалил: — Четыреста сорок восемь килограммов и пятьсот граммов. Вот как много помидоров в сорока ящиках!
На секунду Стеша замерла, удивлённо приоткрыв рот. Потом воскликнула:
— Ой! Как ты мог всё так сразу сосчитать? Это просто поразительно! Я помню ответ. Или ты его где- нибудь подглядел?
— Где же я мог подглядеть? Сосчитать недолго. Но дроби! Что это дроби? Я только слышал. Ты мне
