«Что же касается до внутреннего содержания колеса всей машины, то без совершенной разборки внутренней — частей чего недостает и что испортилось видеть не можно».
С разрешения Комиссии Кулибин взял глобус домой, разобрал его и исправил.
Вскоре Кулибину пришлось разработать целый трактат «О фейерверках», причем обстоятельно и полно, во всех деталях. Вот подзаголовки этого трактата: «О белом огне», «О зеленом огне», «О разрыве ракет», «О цветах»,
Была разработана техника изготовления каждого светового эффекта. Чтобы получить, например, желательную окраску — «колер», Кулибин брал соответствующий состав и приготовлял густой крепкий настой на спирту. Для желтого цвета служил ему «шафранный инбир», для красного — «змеиная кровь». Потом он окрашивал тонкую слюду и через нее пропускал свет с помощью своих фонарей. В главе «О разрыве ракет» он рассказывает, как посредством деревянного колеса с системою ящиков можно создать удивительное зрелище: «пузырьки от края до края разрывались во всем колесе, делая выстрелы беспрестанно, как ракеты в воздухе». Выдумка Кулибина на этот счет просто неистощима: «верховые ракеты должны быть в трех местах, в середине полосовые, на одной стороне змеистые, на другой стороне капельные белые…»
Занимался он и автоматами, которые в немалом числе ввозились из Европы екатерининскими вельможами. Замысловатые автоматы показывались потом на потеху гостям и императрице. Такие штуки любил, например, обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин, игравший сперва при Петре III, а затем при Екатерине роль добровольного шута. Нарышкин всю жизнь провел в придворном кругу, забавляя болтовней царицу. Царица называла его «прирожденным арлекином» и высмеивала в своих сочинениях. Нарышкин был любителем пиров и всяческих развлечений. Один такой пикник, устроенный в 1772 году в честь царицы, стоил ему 300 тысяч рублей.
Этот сиятельный арлекин собирался как-то дать пышный бал для знати и царицы на своей даче под Петергофом. Для сооружения искусственного вулкана и других подобного рода забав он пригласил театрального механика итальянца Бригонция. Ему же поручил Нарышкин перевезти автомат заграничной работы, изображавший старика в греческой одежде, сидящего в кресле перед столом. Автомат этот, подаренный Нарышкину цесаревичем Павлом, мог перебирать карты, переставлять шашки, считать деньги и был в самом деле предметом очень занимательным и редкостным. Бригонций привез статую в разобранном виде на дачу вельможи. Но когда он стал ее собирать, то потерпел неудачу. Автомат был настолько сложен, что театральный механик бился над сборкою несколько дней и ничего не мог поделать. Боясь гнева вельможи, он заявил, что собрать его может только сам изобретатель, знающий секрет, и что он, Бригонций, дает голову на отсечение, что никто другой сделать этого не сумеет. Нарышкин был в отчаянии — главный курьез выпадал из программы празднества. Накануне бала Нарышкин встретил на Исаакиевском мосту Кулибина. «Бог послал мне тебя, Кулибин, — сказал сиятельный вельможа, — садись в карету, поезжай скорее ко мне на дачу и поддержи честь русского механика, исправь Корнелия».
Они отправились на Васильевский остров, забрали инструменты в доме Кулибина и поехали на дачу.
Кулибин рассмотрел автомат и собрал «капризного старика». И вот тот зашевелился и стал проделывать свои диковинные фокусы. Радости Нарышкина не было предела.
— А где Бригонций? — спросил он у слуги.
— В саду, строит сельский домик и огнедышащую гору.
— Позвать его сюда.
Пришел Бригонций, высокомерный и самонадеянный итальянец, избалованный знатью. Нарышкин шутки ради принялся в изысканных выражениях умолять Бригонция еще раз попробовать собрать автомат.
— Никто его собрать не может, — ответил Бригонций, — отрубите мне голову, если я говорю неправду.
— Рубите ему голову! — вдруг раздался голос автомата.
Бригонций побледнел. Автомат показывал на него рукой (там стоял Кулибин и управлял им). Итальянец бросился бежать, забыв свою шляпу.
— Бригонций, вы забыли вашу голову! — закричал ему вдогонку Нарышкин, держа в руках шляпу и помирая со смеху.
Но театральный механик так и убежал без шляпы. Кулибину пришлось кончать постройку сельского домика и огнедышащей горы. Рассказом об этом Нарышкин потом потешал гостей целый вечер.
В другой раз остановились английские часы с павлином, которые подарил царице Потемкин. Мастер- немец просил за починку этих сложнейших часов пять тысяч рублей. Петербургские часовщики от такого трудного дела просто отказались. Потемкин послал за Кулибиным. «Я не знаю, как к этому приступиться», сказал Кулибин. «Стыдно тебе говорить это», ответил Потемкин. Кулибин взял часы и три недели бился над тем, чтобы проникнуть в нутро павлина, разгадать устройство механизма. Наконец, он увидел перышко, несколько отличное от других. Он нажал на него, и оно отвинтилось. Кулибин вычистил механизм, переменил некоторые части и принес часы совершенно исправленными.
Сама царица, обнаруживая порою «любовь к наукам», отнимала у Кулибина немало времени. Так, получив в 1795 году из Англии телескоп, она пристрастилась к наблюдению небесных светил. Кулибин должен был ей сопутствовать, устанавливать телескоп и следить за его целостью и невредимостью. Сохранилась заметка Кулибина:
«Июня 27 дня 1795 года поставил я и показывал телескоп в Царском Селе, во дворце, в который изволило смотреть ее величество на лунное тело. Июня 29 в тот же телескоп смотреть изволила в том же дворце на луну. Июля второго в третий раз смотреть изволила на лунное тело в телескоп. Июля 4 паки изволила смотреть в телескоп на луну. Июля 5 еще изволила смотреть в телескоп на луну. Июля 7 в шестой раз изволило ее величество смотреть в телескоп на лунное тело»[66] .
Таким образом, Кулибин, будучи иллюминатором пиршеств, механиком при царских покоях, развлекателем великих князей, спутником царицы во время ее забав астрономией и даже участником балов, втянут был в атмосферу придворной жизни. Он должен был, как все придворные, отдавать визиты фавориту Потемкину и терять время в приемной царицы среди сановных вельмож и льстивых царедворцев. Сохранился рассказ, как во время одного из таких посещений Суворов отметил Кулибина почетным приветствием:
«Однажды в большой праздник пришел Кулибин к Потемкину и встретил там Суворова. Как только завидел Суворов Кулибина из другого конца зала, быстро подошел к нему, остановился в нескольких шагах, отвесил низкий поклон и сказал:
— Вашей милости.
Потом, подступив к Кулибину еще на шаг, поклонился еще ниже и сказал!:
— Вашей чести.
Наконец, подойдя совсем близко к Кулибину, поклонился в пояс и прибавил:
— Вашей премудрости мое почтение.
Затем, взяв Кулибина за руку, он спросил его о здоровье и, обратясь ко всему собранию, проговорил:
— Помилуй бог, много ума! Он изобретет нам ковер-самолет»[67] .
Великий русский полководец по достоинству оценил крупнейшего русского изобретателя.
Больше всего поручений по устройству иллюминаций и декораций получал Кулибин от Потемкина.
Однажды, пируя в Яссах, Потемкин услышал об успехах нового фаворита — Платона Зубова. Шестнадцать лет Потемкин первенствовал в России, шестнадцать лет безраздельно властвовал над придворными льстецами и запуганным народом. Утерять первенство было для него подобно смерти. Желая вернуть прежнее внимание, он писал царице слезные письма: «Неужели вы не знаете меру моей привязанности, которая особая ото всех… Лишась сна и пищи, я хуже младенца. Все видят мое изнурение…»
В 1791 году императрица позволила ему приехать в Петербург. Потемкин был по-прежнему обласкан
