подозревал.
Так, например, после опубликования «Реестра чернового собственных изобретений механика Кулибина», редакцией «Москвитянина» получено было письмо, в котором некто П. Н. Обнинский сообщал о приобретении им кулибинских стенных часов. Он купил их у графа Бутурлина за восемнадцать тысяч ассигнациями. Дело было так: перед нашествием французов граф, живший в Немецкой слободе, уехал к себе в Воронежскую вотчину. Дворецкий, оставшийся присматривать за домом, боялся за целость драгоценных часов. Он вынул их из футляра, завернул в цыновку и опустил в пруд. Часы пролежали в пруде до весны. Когда выгнали французов, часы были извлечены, крепостной часовщик графа их вычистил и привел в порядок. После этого Обнинский их купил и просил редакцию засвидетельствовать эту редкость, «чтобы диковинное произведение нашего русского механика, стоящее ему много трудов и соображений, не погибло в реке неизвестности»[100]. Но, по-видимому, эти диковинные часы, как и многие другие кулибинские раритеты, все-таки «погибли в реке неизвестности».
Кажется, изобретателя занимало все, что назревало в замыслах техников того века. Есть в архиве рассуждения Кулибина «О большом электрофоре, из двух досок составленном и о шаровидном»… Представлены проекты так называемого «металлического термометра». Есть рассуждение Кулибина о «применении вогнутых зеркал к фонарям для морских судов». Есть «Мнение о сферических фонарях». Есть «Описание машины, имеющей в центре светловидную огненную массу». Есть проекты «курьезных раритетов»: «ветряная мельница с атласными крыльями», заводная «машина, представляющая гору со сделанными в тринадцати местах водопадами из хрустальных винтиков, действующих весьма похоже на натуральные водопады или каскады…» Всего не перечислишь.
И, вороша эти архивные листки более чем столетней давности, никак нельзя отделаться от навеваемых ими впечатлений — какого великана технической мысли свалило самодержавие и крепостничество в темную яму Успенского съезда в Нижнем Новгороде, где от него шарахались при встрече, пугаясь, как заклинателя, могущего «сглазить» любого человека.
Приложения
Главнейшим источником жизнеописания Кулибина являются его сочинения, письма, наброски проектов, рапорты и донесения в Академию, описания изобретений и чертежи, находящиеся в архиве Академии наук СССР, в рукописном отделе Публичной библиотеки имени Щедрина, в областном архиве города Горького и т. д.
Часть этих материалов опубликована была до революции, часть опубликована Д. И. Каргиным, В. А. Гофманом, Н. Н. Дормидонтовым, И. А. Ростовцевым, В. В. Якубовским, М. И. Радовским и другими в советское время. Но все это составляет лишь незначительную часть оставшихся после изобретателя документов. Почти все кулибинское рукописное наследство находится в архиве Академии. Бумаги эти бережно хранятся, приведены в порядок, но никем еще полностью не обследованы. Все кулибинские документы названы в описи № 1 фонда 296. Кулибинский архив ждет своих энтузиастов, которые продолжили бы дело научных работников, положивших почин изучению кулибинских изобретений. Автор этих строк пользуется случаем выразить благодарность сотрудникам архива: Директору Г. А. Князеву и научным работникам Л. Б. Модзалевскому, М. И. Крутиковой, А. М. Черникову, А. А. Елисееву за их советы и внимательное к нему отношение во время его работы в архиве.
Известность выпала на долю Кулибина еще при жизни и была его уделом в дальнейшем. Писать о нем начали тотчас же, как он умер. Но только одиночки разгадали всю глубину его дарования и оценили его по достоинству. Лишь в наше время, пристально оберегающее народные таланты и память о них, перед нами начинает вырисовываться подлинное трагическое лицо исключительного изобретателя. Разбираются его рукописи, расшифровываются чертежи, изучаются и реконструируются его изобретения. До советского же времени Кулибин был для русского образованного общества только чудак, неудачник-«самоучка», «самородок», экзотическое явление, «жертва малограмотности». И вот таким он проходит через многочисленные популярные книжки о нем на протяжении ста двадцати лет. У него были большей частью плохие биографы. Писали слащаво. Всего три статьи являются более или менее ценными источниками для биографов, если не считать краткую автобиографию самого изобретателя, опубликованную еще при его жизни.
Первая статья вышла на другой год после смерти Кулибина. Она называется: «Жизнь русского механика Кулибина и его изобретения» и принадлежит Павлу Свиньину.
Из переписки Кулибина с сыном Семеном видно, что еще при жизни Ивана Петровича оба они были озабочены приисканием автора, который взялся бы поведать гражданам о его трудах и работах. По- видимому, они и нашли Свиньина, который вообще интересовался изобретателями-«самоучками», и передали ему имеющиеся материалы к биографии.
Свиньин был больше обеспокоен не обнародованием подлинной жизни Кулибина и его достижений, а тем, «сколько было именных и изустных императорских указов о разных милостях механику Кулибину». Он всячески подчеркивал то обстоятельство, что механик пользовался вниманием со стороны придворных и власть имущих, настоятельно проводил ту мысль, что усердие всегда достойно награждается монархом. Свиньин не углублялся в сущность изобретений Кулибина и значения их не понимал. Все старания клал он на то, чтобы тщательно скрыть все неприятное в жизни изобретателя. Назначение его произведения сводится вот к чему: «Жизнь и кончина Ивана Петровича Кулибина служит приятнейшим убеждением, что у нас в России не одно богатство и знатность возвышаются, торжествуют, что гражданин с дарованием — в бороде и без чинов — может быть полезен отечеству, почтен от монархов, уважен и любим от соотчичей, счастлив и боготворим в своем семействе». Курьезно, что биограф приводит «пророческий» сон Кулибина. После тяжелой работы над часами, когда Кулибин был еще в безвестности, увидел он во сне трех орлов. Это якобы было предчувствием милости от братьев Орловых. А ведь Свиньин один из тех биографов, которые знали Кулибина лично и на которых поневоле приходится полагаться, хотя бы при регистрации фактов.
Вторая работа — первоисточник — «Некрология славного механика Кулибина» написана сыном механика Семеном. Это — сухое изложение событий с указанием хронологических дат. Здесь тоже подчас отмечается самое несущественное. Описаниям восторгов купца Костромина, любующегося с семьей подаренной царицею кружкой, посвящается целая страница из тридцати, а о судне сказано только, что оно «изобретено». После Свиньина «Некрология» дает мало нового. В ней тоже тщательно отмечаются всякие «пожалования». Забавна забота о том, чтобы не пропала для потомства память об отце, как развлекателе двора.
Третья работа принадлежит Пятерикову. Пятериков — сын часовщика, бывшего помощником у Кулибина. Этого биографа больше всего занимает то, что Кулибин пользовался особенным покровительством графов Орловых и всемогущего тогда князя Потемкина. Автор с простодушным удивлением провинциала спешит скорее вписать «реестры». «Реестры» — это списки указов о «милостях двора» Кулибину. Пятериков высчитал, сколько раз представлялся Кулибин Екатерине, Павлу, Александру, и составил этому списки, а о самых серьезных событиях в жизни Кулибина, как, например, о его увольнении из Академии, даже и намека нет.
Правильно замечает В. Г. Короленко: «К сожалению, нужно сказать, что первоначальные биографии обращали почти исключительное внимание на эту казовую сторону в жизни самоучки-механика. Кулибин, подносящий часы с курантами, Кулибин обласканный, Кулибин, которому кланяется Суворов, Кулибин, принимающий Потемкина запросто, Кулибин, посрамляющий русской сметкой иностранных инженеров, Кулибин в русском кафтане, беседующий на придворном балу с иностранными принцами. Кулибин, осыпаемый милостями Екатерины, Павла и Александра. Вот главные эпизоды, на которых с любовью останавливаются первоначальные биографы».
Короленко замечает далее: «Уже из-за восторженных повествований об этих триумфах нередко выступают истинно трагические черты человека, слишком поторопившегося явиться на свет… Волшебная карьера Кулибина, кроме биографий и их лубочных переделок, вызвала даже драматические вдохновения,
