него, и Каменотесу приходилось сбрасывать с себя безжизненное тело. Ему удалось подняться вверх ступеней на сорок — до храма оставалось почти столько же, когда он заметил, что сражавшиеся против него воины и жрецы что-то задумали; сразу за первой линией стражников, защищавших пирамиду, собрался в кулак небольшой, хорошо вооруженный отряд. В последних рядах виднелись огромные плюмажи головных уборов — Каменотес уже давно заприметил их. Такие плюмажи могли принадлежать только правителю и Верховному жрецу, а они-то и были нужны Каменотесу. Он прекрасно понимал, что стоит захватить в плен или просто убить халач виника, как сопротивление немедленно прекратится и город Спящего Ягуара окажется во власти восставших рабов. Только так можно выиграть сражение. Иначе все погибло. Надежды на Брата Великого Каймана не оправдались. Он не успел прийти на помощь.
Внезапно Каменотес догадался о замысле врага: сейчас воины отряда бросятся вниз, чтобы своими телами опрокинуть, свалить ряды наступающих, а потом, воспользовавшись общим замешательством, правитель и Верховный жрец вырвутся из окружения. Стремясь укрыться на пирамиде, они попались в ловушку, из которой теперь намеревались выбраться. Этого нельзя допустить!
Решение созрело мгновенно: как только отряд воинов и жрецов устремился вниз, Каменотес во всю силу своих легких скомандовал: «Ложись!»
Приказ был настолько неожиданным и таким невероятным по своему смыслу, что не только люди из отряда Каменотеса — они узнали голос своего вождя, — но и стражники, не раздумывая, бросились ниц на каменные ступени. Не ожидая подобного препятствия на своем пути, жрецы не смогли удержаться на ногах и один за другим падали на живые «ступени» пирамиды: гора барахтающихся тел медленно поползла вниз. И тогда живые «ступени» встали. Прямо перед ними без охраны и свиты стояли одинокие беспомощные фигуры: правитель и Верховный жрец города Спящего Ягуара.
Ужас сковал их движения. Надменность сменилась животным страхом. С вершины пирамиды они видели не только бесславный конец отряда своих воинов и жрецов, но и то, что было гораздо страшнее: бескрайний зелено-желтый ковер полей созревшего маиса, облегавший с запада городские строения, рассекали два стремительных потока, неотвратимо быстро приближавшихся к священному городу.
Это спешили боевые отряды кочевников! Это был конец!
Каменотес бросился вверх. Казалось, он летел к вершине пирамиды. Восставшие заметили его, и радостный крик победы вырвался из сотен сердец. И словно эхо, с полей донесся вначале тихий, постепенно усиливавшийся вопль тысячеголосой орды, врывавшейся в логово Спящего Ягуара, так и не пробудившегося для защиты поклонявшихся ему жрецов…
Через несколько дней они покинули опустошенный и разоренный город. С последним отрядом уходил Великий вождь — Победитель Ягуара, как теперь звали Каменотеса. Он бежал мимо дымившихся каменных громад священных храмов и дворцов, еще совсем недавно наполнявших сердца людей леденящим страхом, мимо испепеленных огнем деревянных жилищ бедных и богатых горожан, среди разбросанных тут и там высоких стел и изваяний ненавистных правителей и их покровителей-богов.
Они ушли, оставив после себя смерть и разрушения. И никто больше не придет сюда поклоняться поверженным идолам еще недавно всемогущих богов, от имени которых правили на земле жестокие жрецы.
Разграбленные, вытоптанные тысячами босых ног поля маиса постепенно зарастут дикими травами, потом кустарником, наконец, на них поднимутся могучие деревья. Они скроют от любопытного взгляда человека величие и падение когда-то могущественного города-государства. Жестокая в своем необузданном плодородии природа доберется и до гигантских культовых сооружений. Семена растений, случайно упавшие на каменные плиты, выпустят тоненькие щупальца-корни. Пройдут столетия, и корни окрепнут, растения покроют зеленым покрывалом величественные громады, сложенные человеческой рукой.
Мертвые города открывают свои тайны
Но что это? Какой-то непонятный звенящий звук нарушил привычную симфонию девственной сельвы. «Дзинь!» — снова прозвучал он. И снова: «Дзинь!..»
Пугливый красавец кетсаль вспорхнул с высокой ветви и куда-то улетел. Вертлявое семейство обезьян сарагуат испуганно спряталось в шапке-копне гигантских листьев пальмы.
«Дзинь!..» — все настойчивей звучит в сельве. «Дзинь!..» — звенит в ушах ее обитателей, и страх гонит их с насиженных мест.
«Дзинь, дзинь, дзинь!..» — и живая стена лиан падает, а за ней появляется тот, кто осмелился нарушить вековой покой погребенных в сельве развалин.
Это человек!
Человек с трудом раздвинул толстые стволы лиан: прямо перед ним появился черный квадрат проема в каменной стене. Сдерживая волнение, он шагнул в проем. Лианы сомкнулись за ним. Теперь его окружали непроглядная тьма, холодная сырость и могильная тишина. Нервная дрожь охватила тело; тишина страхом вползла в сознание.
Нужно зажечь фонарь, но человек боялся увидеть что-то страшное. Луч на мгновение вспыхнул и сразу погас. Предчувствие не обмануло: на ступенях пирамиды валялись изуродованные, залитые кровью человеческие тела…
И тогда человек бросился назад, к проему, к товарищам, с которыми он проделал невероятно трудный и долгий путь, чтобы добраться сюда, в сердце сельвы Чиапаса.
— Они приносили в жертву людей!.. — бормотал он. — Они приносили их в жертву своим богам!..
Лишь через месяц ученые всего мира узнали о волнующем открытии: в непроходимых лесах мексиканского штата Чиапас обнаружен храм, внутренние помещения которого — три изолированные друг от друга камеры — сплошь расписаны великолепными фресками.
Храм с настенными росписями был не единственным строением вновь открытого религиозного центра. Как установили археологи при более поздних раскопках, к храму примыкало с десяток других культовых сооружений, составлявших с ним вместе единый архитектурный комплекс-ансамбль, типичный для священных городов древних майя Классического периода. Известный американский исследователь- майист С. Морли назвал его «Бонампак», что в переводе с майя означает «Стены с живописью». Прежнее название города пока установить не удалось, однако по хорошо сохранившимся на стенах храма иеороглифическим и цифровым знакам, образующим дату календаря майя, а также по стелам, имевшим свою самостоятельную датировку, был высчитан примерный год рождения как самого города, так и росписей: около 800 года новой эры.
Но ученые вскоре убедились, что город не достроили до конца: в силу неизвестных причин строительство было внезапно прервано, хотя до завершения оставалось не так уж много работ.
Место для города Бонампака и его планировка были удивительно удачно выбраны и разработаны древними зодчими. Он строился на берегу реки Лаканха, на ровной естественной площадке, окруженной с трех сторон высокой террасой. Террасу строители выровняли и на ней возвели основные сооружения города, в центре которых стоял храм с росписями.
Сравнительно скромные размеры Бонампака не позволяют ему претендовать на включение в число крупнейших центров древних майя, однако благодаря своим росписям он сыграл важнейшую роль в понимании ряда основных проблем этой выдающейся цивилизации доиспанской Америки.
Росписи Бонампака дали недвусмысленные ответы на многие дотоле спорные вопросы из истории майя. Прежде всего они неопровержимо доказали, что Классический период отнюдь не был эпохой глубокого мира, в том числе социального, как утверждало большинство зарубежных ученых, стремившихся доказать, что война появляется на землях майя лишь с приходом воинственных тольтеков — одного из мексиканских племен — и наступлением в истории майя так называемой Тольтекской эпохи (X–XVI века).
Достаточно даже беглого знакомства с росписями Бонампака — читатели, несомненно, догадались, что наш предшествующий рассказ был попыткой реконструировать обстановку, в которой эти росписи могли
