— Прекрати, Джон, — резко сказал Крейг. — Миссис Браун не в том состоянии, чтобы приставать к ней.
— Правильно, Артур, — сказал Джон, не переставая улыбаться. — Извините, мама Браун. Не хотите ли пойти наверх отдохнуть? Кстати, неплохо бы всем нам пойти — освежиться или прилечь на часок- другой. Сегодня ведь мы полночи спать не будем.
Уловив удивленные взгляды собравшихся, Джон ухмыльнулся.
— Зачем ждать рассвета? В час колдунов я, в полную противоположность Золушке, превращаюсь в принца, помните? Поэтому сразу же после полуночи, как только мне исполнится двадцать пять, я намерен просить мистера Пейна официально зачитать завещание моего отца, по которому я сменю тыкву на королевскую карету. А потом мистер Гардинер сочетает нас с Расти браком — в счастии и несчастии, в радости и в горе.
— У тебя получается так романтично, — Расти фыркнула.
Он поцеловал ее.
— И наконец, я раскрою ту великую тайну, которую обещал раскрыть.
— Ей-богу, об этом-то я и позабыл, — сказал Крейг, а Эллери подумал: «Ей-богу, и я тоже». — Джон, и что же ты такое прячешь в рукаве?
— Узнаешь после брачной церемонии, Артур, как и все прочие. Так соберемся здесь за четверть часа до полуночи?
Эллери оставался в гостиной, пока остальные не разошлись. Он прошелся по ней, заглядывая во все углы.
— Ищете двенадцатую коробочку, мистер Куин? — Это был сержант Девоу, он заглянул из холла.
— Что-то вроде того, сержант. Похоже, все напрочь про нее забыли.
— Только не я. Весь вечер подкарауливаю. — Сержант покачал головой. — Здесь ее нет.
— Опять у кого-нибудь в спальне, я полагаю.
Но прошло десять минут, а они все так и ждали, когда кто-то сбежит по ступенькам с коробкой.
— Допустим, что это все. — Сержант Девоу криво улыбнулся. — Но только если он остановится на одиннадцати, тут будет что-то не так.
Эллери не улыбнулся в ответ.
— Она, сержант, появится до полуночи — и этого я очень опасаюсь.
Он взял свой экземпляр книги Джона и пошел наверх.

Девятнадцать предметов в одиннадцати коробках за одиннадцать вечеров.
Эллери безостановочно курсировал по комнате и остервенело курил.
Сегодня будет еще одна коробка, и ряд из двенадцати будет завершен. Это означает как минимум еще один предмет. Следовательно, минимум двадцать предметов.
Здесь разгадка? Число 20? 20…
Он вернулся к маленькому письменному столу, где лежал его список из девятнадцати предметов. Вол… Дом… Верблюд… Но он покачал головой. Он уже сотню раз обращался к этому списку в поисках общего знаменателя. Чем дольше он искал, тем больше убеждался в том, что какая-то связь существует. И тем менее постижимой она казалась.
20…
Это число дразнило его. Было в этом числе что-то такое, давно позабытое… Знал когда-то… Где-то читал… «Двадцать вопросов» — игра такая! Нет, пет. А если рассмотреть ряд из двадцати предметов через игру в вопросы-ответы? Нет, так можно определить сами предметы, но это не то 20…
И тут он вспомнил.
Числа группируются по пять; по пальцам на руках и на ногах. Три основных шкалы в пятеричном счислении — это, следовательно, по пять, по десять и по двадцать. Группировка предметов по двадцать сохранилась в английском понятии «score» и во французском — «quatre-vingt», что означает «восемьдесят», а буквально «четыре по двадцать». В тропических странах двадцатеричное счисление было когда-то в большом ходу, поскольку в жарком климате люди ходили босые, и перед ними всегда были пальцы не только на руках, но и на ногах. Некоторые мексиканские аборигены до сих пор считают до «человека целиком», после чего начинают счет заново. Одно из подразумеваемых доказательств того, что гренландцы — выходцы из тропиков, — это наличие у них двадцатеричной системы счисления.
20… и 12. Системы счета?
Эллери уныло уставился на свой список. Все это было очень правильно, очень интересно, но не имело абсолютно никакого значения. Он ни в малейшей степени не понимал, как это можно применить к предметам, полученным Джоном.
Он вытряхнул из трубки пепел и удрученно опустился в кресло. Ощущая колоссальную умственную усталость, он взял подарочное издание книги стихов Джона и раскрыл его.
ДЖОН СЕБАСТИАН
«ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ»
«ЭЙ-БИ-СИ ПРЕСС»
НЬЮ-ЙОРК, 1930
И тут же выпрямился в пароксизме радости, как если бы ему вдруг даровали откровение свыше.
Он случайно открыл книгу на титульном листе. Там-то оно и было — там-то оно и было, и стрелой промчалось со страницы сквозь глаза к какой-то забытой кладовочке в мозгу, отпирая ее со скоростью света.
Эллери жадно копался в памяти, процеживал, расчленял — и наконец перед ним раскрылась истина в ее прекрасной простоте. Он ощутил какое-то унижение. Почему же он не понял всего давным-давно? Ведь тут не было ничего эзотерического, ничего фантастического.
«Вот в чем моя беда, — подумал он. — Всегда жертвую очевидным в пользу малопонятного».
Ведь все было так ясно. Вол, дом, верблюд, дверь… Все двадцать. Да, «двадцать» — то самое число. Относительно этого интуитивно он был прав с самого начала.
За размышлениями ему вдруг пришло в голову, что еще предстоит отыскать последний, еще не полученный, двадцатый предмет. Он в уме пробежался по воображаемому списку.
И сердце у него сжалось, и он похолодел.
Двадцатый подарок, двадцатый предмет — это ведь будет…
Он выронил подаренную книгу, безумно посмотрел по сторонам и вылетел из спальни.
Сержант Девоу околачивался на площадке.
— Что случилось, мистер Куин?
— В спальню Джона!
Сержанту, несмотря на его массивность, удалось добежать до дверей комнаты Джона одновременно с Эллери. Девоу с размаху ткнул в дверь плечом, и она с треском раскрылась.
Во всем коридоре стали открываться двери. Из них выбегали люди.
Эллери медленно вошел в комнату Джона. Сержант Девоу стоял в дверном проеме, широко расставив ноги и делая судорожные глотательные движения.
Расти вскрикнула — один раз.
Джон сидел спиной ко входу, без пиджака, в кресле, за письменным столом. Голова его лежала на