— Меня это не волнует. Её и мои интересы в текущий момент совпадают. Впоследствии я, скорее всего, покончу с ней.
— Хорошо быть уверенным. Но вы ведь, сэр, умрёте молодым. А когда это случится с вами, вы так и не поверите, что это произошло.
Шустера это ни расстроило, ни смутило. Я даже, вроде, почувствовал жалость к нему. Правда, я толком не понимал, что и сам говорю.
— Какое-то время, Гаррет, ты был вне гущи событий. Парадигмы сместились.
— Много жертв? Много порчи собственности? — я не очень понимал, что такое эти парадигмы. Похоже, объяснять он не собирался. — Рад за вас. Но что насчёт здесь и сейчас?
— Давай заново по порядку. В данный момент меня не интересует, что мистер Дотс будет делать со своей жизнью. Мне неинтересна даже падшая мисс Контагью. Меня интересует установление контакта с тем или чем, по чьей вине мистер Дотс в таком состоянии.
— Зачем вам это?
— Я поклялся защищать Короля и Корону. Где-то там замышляют напасть на обоих. Твой друг мог наткнуться на это.
Так. Он чувствовал угрозу, потому что не был властен надо всем, что происходит в нашем чудесном городе.
Мы поговорили, хотя и без особого толку. Спустя полчаса мы разошлись, и я думал, что встреча никому из нас пользы не принесла, пока не осознал, как сильно я сдал.
Он узнал многое, прислушиваясь к тому, что я не говорил. Например, я не спросил, что он узнал от Джимми Польки. Значит, я уже знал, несмотря на то, что вынужден был сидеть на месте, не встречаясь ни с кем снаружи, кроме Белинды.
Карлик проник за кулисы моих мыслей.
Немного погодя, я достаточно успокоился, чтобы уразуметь, что Шустер приходил поудить рыбку. Ему позарез нужна информация о чём-то, что глубоко беспокоит его, а я ничем не помог ему, несмотря на всю свою честность.
Команда Шустера покинула «Огонь и лёд» группами по очереди, заботясь о защите директора. Так сказала Страсть, внеся обед после ухода страшного маленького человека. Я ненавидел себя за идиотскую реплику насчёт групп, сказанную девушке её возраста, и в то же время мне было обидно, что девушка её возраста считает плохой шуткой парня моего возраста.
Но она могла с коровьими глазами ухаживать за Морли Дотсом, думая, как это прекрасно, что ей поручили менять пелёнки тёмного эльфа-сорванца, который намного старше меня.
Страсть была равнодушна к человеку по имени Гаррет. Основой нашего взаимодействия служил Морли. Она призналась, что понятия не имеет, кто он на самом деле. Однако, Диди могла знать. Обиженный парень внутри меня спросил:
— Так чего же вы пускаете слюни над ним?
Она резко поднялась в моих глазах. Поразмыслив над моим вопросом, она сказала:
— Я не знаю. Не могу логично объяснить это. Может, он чародей?
— Твоя догадка удачнее моей. Ты женщина. Я так и не смог понять. Может, он запах такой издаёт, потому что вегетарианец.
— Сомневаюсь. Так или эдак, но я, скорее всего, просто соперничаю с Диди. А у него захватывающая репутация. Он крутой, красавец и имел связь с известными женщинами. Даже если всё остальное убрать, остаётся ещё голое любопытство: чего такого особенного нашли те другие?
Я с недовольством вспомнил, как Морли однажды сказал мне, сколько сил он угрохал на свою репутацию. Создавая и распространяя её, он гарантирует себе бездонную прорву девиц, которым интересно знать, из-за чего весь сыр-бор. Он настаивал на том, что всё было без подвохов. При этом он даёт поблажки, так что женщины могут преследовать свои озорные желания.
Страсть закончила работу. У неё не было предлога болтаться тут. Она ушла без извинений, прощаний и с неразбитым сердцем.
Я захлопнул дверь и придвинул к ней раскладушку. Прилёг вздремнуть на пару-тройку часов, а затем снова встал, воспользовался ночным горшком и проверил окно.
Оно было всё ещё заколочено.
С другой стороны, оно стеклянное. Стекло можно разбить.
18
Звук шёл от кровати. Я отбросил антологию шедевров Джона Спасителя. Я решил, что Морли давится.
Он и давился. Словами. Глаза открыты, он пытался говорить.
У него были дикие глаза. Его не занимало, где он, и что происходит. Последнее, что он помнил, это как его пырнули. Моё присутствие не помогало. Он не узнавал меня.
Время было на моей стороне. Он никуда не собирался. На это у него не было ни сил, ни воли. Он чувствовал каждую рану. Ему хватило одной попытки приподняться, чтобы ясно представить себе, как он проведёт следующие несколько недель.
Он едва не кричал. Ему не хватало громкости, чтобы сюда сбежался весь дом. Он лежал, тяжело дыша, пытаясь прийти в себя. Наконец он узнал меня.
— Ты всё-таки достал кого-то немного чересчур. Наверное, возложил свои благословения не на ту жену или дочь.
Он выдал звук, означающий отрицание.
— Тогда это бизнес, или прошлое дало о себе знать.
Он не ответил. Он задумался. Так как сейчас он вроде бы стал честным ресторатором, я предположил, что он перебирал в памяти связи.
Он продолжал молчать.
Стоит ли мне отложить идею о мстителе из прошлого? Несколько ещё были живы и представляли угрозу. Морли, которого я знавал в молодости, не оставлял живых врагов.
Он провалился в сон, затем проснулся несколько часов спустя всё ещё не в состоянии говорить. Он дал мне понять, что хочет пить.
Он спал, когда Диди и Страсть пришли для вечерней приборки и кормёжки. Я не стал делиться хорошей новостью. Я хотел побыстрей от них избавиться.
Мисс Ти заглянула во время уборки, но ушла, ничего не сказав.
Морли ушёл в продолжительную глубокую спячку. Когда Джон Спасение осточертел мне — пока я читал, мне всё время слышался его раздражающий, ноющий, скрипучий голос — я притушил лампы, растянулся на кушетке и тоже отправился на боковую.
В какой-то момент я наполовину проснулся со смутным ощущением, что Морли пытается что-то сказать. Очень механически и столь же понятно, как горький пьяница, он бормотал на своём родном языке. Вскоре я проснулся окончательно от того, что мне показалось, будто нечто пытается открыть окно. Стекло треснуло. Рама скрипнула.
За вспышкой и взрывом снаружи последовали вопли и крики. Потом пронзительная трель свистков гражданской гвардии. Я ничего не увидел, когда подошёл к окну. Света не было. Была густая мгла.
Больше я ничего не услышал, пока ранние пташки — Диди и Исчадие Ада — не разбудили меня, гремя дверью по кушетке.
Исчадие Ада. Ух. Какое изумительное имя. Но я буду уважать её выбор и называть её Страстью.
19
