– Начальству полагается первый экземпляр давать.
– Обойдется, пусть знает, что еще копии есть!
К среде Надежда совсем приуныла и смотрела на Сан Саныча такими глазами, что он даже рассердился, не каркай, мол. Они сидели у него в кабинете, часа в три он стал собираться, оделся, взял папку с документами.
– Ты езжай домой и жди меня там.
– Я с тобой, я тебя на улице у входа подожду!
– Я сказал – нет!
Она поняла, что настаивать бесполезно.
Сан Саныч предъявил паспорт у входа, прошел в нужный кабинет, отметился у референта в приемной.
– Лебедев, пройдите, пожалуйста.
– Добрый день!
– Слушаю вас, изложите вашу просьбу.
– Я по поводу вашего зятя, Андрея Рубцова.
Николай Степанович вскинул голову и изобразил на лице удивление, все ясно, это у него такие психологические методы. Сан Саныч прокашлялся и неторопливо начал. Он рассказал ему про Марину Киселеву, про то, что даже милиция перестала считать ее смерть самоубийством, про то, как он проделал свое собственное маленькое расследование, потому что в милиции почему-то сначала прицепились к нему, а он человек уважаемый, положительный и в жизни с молодыми девушками никаких личных дел не имел, а его представляют чуть ли не Казановой, сплетни ползут по институту и так далее. В этом месте Николай Степанович легким движением бровей дал понять Сан Санычу, что репутация какого-то мелкого начальника сектора его не интересует, но разговора не прервал. Сан Саныч рассказал про заброшенный дом – бывшее общежитие, а дальше перешел к смерти Володи Тихонова. Тесть Рубцова смотрел недоверчиво, а потом спросил холодно, при чем тут, собственно, его зять? Девушка ходила в квартиру к этому парню, к Тихонову, он ее убил, зачем – это другое дело; но нет, сказал Сан Саныч, у парня алиби, его двенадцать человек видели весь вечер и полночи. Сан Саныч видел, что разговор не удался, и удивлялся, почему его до сих пор не выгоняют из кабинета. Права была Надежда, он сделал глупость, сам себя подставил. Николай Степанович между тем читал его записи, потом встал и кивком головы пригласил его в маленькую комнатку за кабинетом. Там стояли два кресла, столик, телевизор, наверное, был бар, и не было ни окон, ни телефона.
– У вас все? – спросил Николай Степанович.
– Нет, вот еще это, – Сан Саныч указал ему на записи об Ирине. Купцов еще раз внимательно прочитал их, потом кивнул Сан Санычу на кресло, сел сам.
– Зачем вы пришли ко мне со всей этой чушью?
– Может быть, я плохо объяснил, но это не чушь.
Сан Санычу уже стало все равно – будь что будет, ну не посадят же его, на работе могут неприятности устроить, пойдет в сторожа, пропади все пропадом!
– Я хотел вас предупредить, что в вашей семье живет убийца, хладнокровный убийца. Он уже научился устранять тех, кто ему мешает, вы разве не опасаетесь? Вы считаете все это чушью, да, действительно, доказательства только косвенные. Если бы мне удалось собрать достаточно улик, я бы пришел не к вам, а в милицию. И кто знает, вот ведь все время что-то обнаруживается, вот нашли письмо той девушки, а может быть, найдется кто-нибудь, кто видел их вместе у того дома, у общежития? Тогда все эти косвенные улики могут сложиться в четкую картину.
Купцов нахмурился.
– А что вы лично хотите для себя?
– Я хочу, чтобы милиция оставила меня в покое и чтобы мои сотрудники перестали коситься на меня с подозрением, вот и все.
– Хорошо, идите, я разберусь, кто тут прав.
С некоторых пор Анатолий Петрович Чистяков взял за правило прослушивать все разговоры своего партийного босса Купцова, а не только подозрительные. В этот день он не ждал ничего интересного, подумаешь, прием граждан по личным вопросам! Придут бабули жаловаться на местную администрацию или многодетные мамаши требовать жилплощадь. Но когда он прочитал список записавшихся на прием, который услужливо предоставил ему завербованный референт, что-то привлекло его внимание. Вот Лебедев А. А., по предварительной договоренности. На всякий случай, Чистяков решил послушать разговор сам. Он уселся в кресло, надел наушники, отослал дежурного покурить и не поверил своим ушам! Удача сама плыла в руки. Мужик что-то вкручивал Купцову про зятя, какую-то совершеннейшую фигню, а тот, вместо того, чтобы гнать его в три шеи, слушал внимательно, не перебивая! На середине разговор вдруг прервался. Что такое? Ну, надо же, Купцов даже провел мужика в заднюю комнату, видно, догадывается про микрофон. Но Купцов, человек советского прошлого, явно недооценивал западную технику. В маленькой комнатке Анатолий Петрович тоже недавно установил микроскопический микрофончик, который привез по его личной просьбе приятель, уже много лет работавший при русском посольстве в Бельгии. Так-так, Николай Степанович, рыльце-то у вас в пушку, копнем-ка мы вашего зятька.
Он уже вызвал своих ребят, чтобы дать им соответствующее задание, но тут раздался телефонных звонок.
– Анатолий Петрович? Купцов беспокоит.
Вот черт, не успел подготовится к разговору!
Лебедев был в списке на прием последним. Николай Степанович сказал референту, чтобы не беспокоили, прошел в заднюю комнату, сел в кресло и задумался: что же все это означает? Материалы Лебедева лежали перед ним на столе. Чушь какая-то. Пришел мужик на прием, наговорил с три короба. В прежние времена он бы за такое из этого кабинета не вышел, вызвали бы санитаров – и в спецпсихушку, а там наколют таким дерьмом, что забудешь, кто ты есть и как зовут, а не то, что в Смольный бегать
