И женщина потопала по деревянным ступенькам наверх, а Харитонов послушно последовал за ней.
– Только за перила не берись! Гнилые, – бросила она поднимающемуся вслед страннику.
Зашли в комнатенку с низким потолком, оклеенную вместо обоев газетами.
– Садись на кушетку! – распорядилась хозяйка.
Харитонов уставился ей в глаза, усаживаясь. Была она хорошего сложения, сильная, светловолосая, с добрым улыбчивым лицом.
– Чего прикипел?! – Она показала в улыбке белые зубы. – Нравлюсь, что ли?
Харитонов не ответил.
– Ты себе пока отдохни, а я приготовлю что-нибудь! – сказала она и вышла.
Из-за двери донесся шум воды, звон посуды, и стало Харитонову на душе так мирно и спокойно, что закрыл он глаза и забылся, и увидел свой дом в далеком Каргополе, и отца, вернувшегося с рыбалки, с озера Лачи, со связкой лещей в руке, и мать, шумящую из-за того, что с отцовской рыбы капает на только что вымытый пол. И себя маленького увидел тоже, бегущего по берегу озера и машущего рукой уплывающему колесному пароходу «Никитин», на котором он с детства мечтал плавать. Неужели детство так и останется самой счастливой частью его жизни?
– Ну подымайся, чумной! – крикнула весело, входя в комнату с кастрюлей в руках, Евдокия.
Она поставила дымящуюся кастрюлю на кирпич, лежавший посредине стола, и побежала назад за тарелками и вилками.
Харитонов сел к столу.
В окно постучал дождь, и его шум стал убаюкивать странника.
Евдокия расставила тарелки, нарезала хлеба. Села напротив гостя.
– Тебя-то хоть как звать? – спросила она опять.
– Вася, Харитонов.
– Вася, – повторила хозяйка его имя и прислушалась, словно проверяя, как оно звучит. – Бери картошечки, хлеба. Мне скоро на работу. Я сегодня во вторую.
– Дуся, – Харитонов поднял глаза на хозяйку, – а как город называется?
Женщина подозрительно глянула на Василия.
– Эт нельзя! – строго сказала она. – Мы подписывались, что название города никому говорить не будем. Он ведь стратегический и на случай войны военное значение имеет. А шпионов нынче знаешь сколько? Только и говорят каждый день: то там поймали, то здесь поймали. Я ж не знаю: может, и ты шпион!
Харитонов хотел ругнуться, но сдержался.
– Ну нельзя, – она виновато вздохнула. – Понимаешь…
Гость молча ковырял картошку. Была она сухой и без масла, а оттого в горло лезла с трудом.
– Я счас воды принесу, запивать, – заметив трудности гостя, залепетала хозяйка и выбежала из-за стола.
– Ну а теперь поспи, отдохни! – сказала она после еды. – Я на работу счас, вернусь к ночи. Если хочешь – выдь на улицу, а если проверка дисциплины – говори, что ты с первой смены. Ну пока!
Улыбнувшись на прощанье своей милой улыбкой, она выскочила из комнаты, оставив Харитонона наедине со своими спутанными в клубок мыслями.
Он снова присел на кушетку. С большим трудом стянул сапоги. Развернул одеревеневшие портянки и понял, что придется их выбрасывать, иначе от их запаха может одуреть вся улица. Ноги тоже были черными от грязи. Босиком он вышел на кухню, отыскал ведро с водой и тазик. Налил в таз воды и опустил туда ноги – пусть грязь отмокнет.
Дождь на улице закончился, и в маленькую кухоньку, где едва помещался узкий стол и ящик для картошки, сквозь окно проник слабенький луч осеннего солнца. Харитонов ему очень обрадовался и даже пододвинулся к нему поближе, чтобы луч попал прямо в тазик.
Вдруг скрипнула дверь, ведущая в комнату. Странник повернул голову и встретился с давно знакомым взглядом двух крошечных глаз-пуговок. Из дверного проема на него смотрела крыса, та самая.
– Ну иди, иди сюда! – позвал он ее и опустил руку к полу, словно держал в пальцах какую-то приманку.
Крыса повела усами и сделала две короткие перебежки, после чего остановилась, глядя на Харитонова уже с другой стороны.
Харитонов достал из ящика картошину, разрезал ее ножом, лежавшим на столике, и бросил кусочек зверьку.
Крыса не спеша подобралась к картошке и съела ее.
Он отрезал еще кусочек и бросил уже поближе.
Крыса спокойно перешла на новое место и тоже съела.
Третий кусочек Харитонов положил на ладонь и протянул, наклонившись в сторону зверька.
Крыса внимательно посмотрела страннику в глаза, после этого подбежала к ладони и, сняв передними лапками с нее кусочек картошки, тут же его съела.
Харитонов обрадовался тому, что крыса его не боится и, возможно, считает своим другом.
Еще полчаса он кормил зверька с ладони, пока тот не насытился и не исчез за дверью.
Ощущение одиночества снова прошло у Харитонова, ум просветлел, и он понял, что ему нужно делать. А делать нужно было следующее: все-таки узнать название города, найти карту и определить, где находится город, чтобы знать, в каком направлении идти дальше. Да! И еще необходимо точно узнать месяц и год. А потом снова в путь, сначала в Москву, где он отдаст сочинения композитора из Музлага и там же, наверно, узнает, куда идти дальше. Там он сможет и решить окончательно, поджигать этот шнур или нет. Не всю же жизнь Харитонову тянуть его!
Тут же найдя кусочек коричневого брикетного мыла, странник отмыл, насколько мог, ноги и босиком вернулся в комнату. Присел на кушетку, порыскал взглядом вокруг, думая о свежих портянках, заметил рядом в углу пачку газет, взял парочку и, обмотав вокруг ног, обул сапоги.
Подошел к окну. На улице было тихо и пустынно. Захотелось выйти прогуляться.
Быстро спустился по скрипящим деревянным ступенькам лестницы и выглянул наружу.
Никого.
Булыжник был еще мокрый от прошедшего недавно дождя. Воздух пахнул сыростью и вдыхался тяжело, как туман.
Пройдя метров триста, Харитонов оказался на очередном распутье, перед фонарным столбом, на верхушке которого висели два фонаря, по вечерам освещающие раздвоение улицы. На высоте метра от земли к столбу было приклеено объявление. Харитонов подошел ближе, присел на корточки.
«Пионеры и октябрята! – прочитал он на белом листе бумаги. – Юные ленинцы и дзержинцы! Смело разоблачайте своих родителей, братьев и сестер, бабушек и дедушек! Следите, чтобы все они вовремя уходили на работу или учебу и вовремя возвращались! А если кто-нибудь из них украдет что-нибудь на фабрике или заводе, где они работают, тотчас бегите к вашему вожатому. Расскажите все как есть и не бойтесь, если после этого вы останетесь без родителей. Пионерская и октябрятская организации города с радостью вам их заменят!»
Дочитав, Харитонов поднялся на ноги и с сомнением взглянул на открывшийся перед ним выбор пути: две улочки, застроенные двухэтажными деревянными домами. И вдруг в ушах зазвенел знакомый звук, заставивший напрячься и приготовиться к худшему. Где-то впереди, вне видимости, цокали по булыжнику лошади. И Харитонов что было сил помчался назад, на проспект Свободы, скользя по мокрой мостовой. Быстро отыскав свой дом, он забежал внутрь и, громыхая сапогами по ступенькам, поднялся на второй этаж.
Отдышался уже в комнате на зеленой кушетке.
Через пару минут цокот копыт достиг его дома и постепенно затих, проследовав куда-то дальше.
На улице уже было тихо, но Харитонова все еще бил озноб. Впервые он не мог совладать с собой, не совсем еще понимая, откуда взялся в нем этот животный страх, это чувство затравленного зверя, загнанного в западню.
И тут в углу комнаты что-то зашуршало, и странник увидел, что давняя его знакомая, крыса, забралась
