И она вдруг вспомнила свой первый разговор с начальницей, с Нелли Игоревной, которая действительно сразу строго-настрого приказала никому о своем месте сдачи молока не рассказывать и даже чтобы родственники адрес не знали, куда она ездит. Может, тогда и подписала она, Ирина, какую-нибудь бумажку.
– А я подписывала! – закивала головой Жанна.
В дверном проеме вдруг появилась вторая совсем молоденькая женщина с оголенной грудью.
– Ой! – нянечка Вера вскочила из-за стола. – А я про тебя, Оленька, совсем забыла!
Она схватила с батареи белое вафельное полотенце, сунула его под струю горячей воды, и тут же ей, Ольге, передала.
– Твоя очередь! – Ольга кивнула на открытую дверь Жанне, и та, допив одним глотком остывший чай, поднялась со стула и, на ходу расстегивая джинсовую рубашку, вышла из кухни.
– Потом ты пойдешь, – сказала Вера Ирине.
Ирина потрогала свою грудь. Ей показалось, что рано ей еще. Не наполнились груди молоком.
Бросила взгляд на окно. А за ним – темно-синий зимний вечер.
«А, ладно, – подумала Ирина. – Сколько будет, столько и будет!»
Полчаса спустя морозный ветерок снова дотронулся до ее щек. Остановившись у парадного, она поправила пуховый платок и отправилась в сторону станции метро «Арсенальная».
Как только она прошла мимо Дома офицеров, в это же парадное быстрой походкой зашел Егор. Поднялся на второй этаж и с излишней силой вдавил кнопку дверного звонка. Вдавил и не отпускал ее, пока тяжелая дверь не открылась.
39
«Сама все узнала!» – решил Семен, заметив, как внезапно изменилось в лучшую сторону отношение к нему Вероники.
Было в этом, однако, что-то и ненормальное. То на шею ему, вернувшемуся домой, прямо в коридоре бросится, то кофе принесет, когда он ее об этом не просит.
Конечно, женщины – существа непредсказуемые и со странностями. Семен в этом больше не сомневался. Зато стал больше сомневаться в правдивости рассказов своего друга Володьки, который вчера вечером, когда присели они в «макСнэке», снова настаивал на том, что Семен по ночам продолжает на свидания с блондинкой ходить.
«Чушь! – думал Семен, умываясь в ванной перед зеркалом и глядя на отражение своего лица. – Я что, утром и днем – нормальный, а вечером – оборотень без погонов? Надо с ним поговорить. Его розыгрыш затянулся!»
Но день впереди был уже расписан. Оставался только поздний вечер, но что-то подсказывало Семену, что вечером надо быть дома возле жены. Получать положенные ему поцелуи, добрые взгляды и прочие ласки.
Конечно, он Володьку и днем увидит. Но при исполнении обязанностей говорить о посторонних делах у них было не принято.
Приведя себя в порядок, Семен выглянул в окошко. Володькина «нива» уже стояла у парадного входа, припаркованная рядом с черным «бэнтли» соседа – районного судьи.
Перед тем как уйти, Семен забежал на кухню и поцеловал Веронику в губы.
– Вечером буду, – пообещал он ей.
– Ужин на который час делать? – спросила жена.
– На девять.
Через час они с Володькой въехали на территорию поместья Геннадия Ильича. Ворота им открыл охранник. Он же сказал, чтобы подождали они хозяина в машине, потому как он пока занят в церкви.
Семен хорошо помнил тот вечер после пикника, когда зазвал его депутат свою собственную новопостроенную церковь показать. Жаль, что из «нивы», стоявшей перед особняком, церковь была не видна.
Сидели они в машине не меньше получаса. Слушали радио. Несколько раз порывался Семен личный разговор с Володькой начать, но сам же себя и останавливал. Потому что знал: позвать их могут в любую минуту, а потом пришлось бы начинать этот разговор с самого начала.
Геннадий Ильич вышел из-за особняка не один. Рядом с ним по тропинке, очищенной от снега, солидно шагал боро-датый священник, из-под длинной черной дубленки которого выглядывала еще более длинная черная ряса.
– Это отец Онуфрий, – сказал хозяин Семену и Володьке. – Он с вами поедет. Багажник у вас пустой?
Володька кивнул.
– Заедете в одно место напротив Парламента, заберете три бидона козьего молока и отвезете в детский дом. Отец Онуфрий адрес знает. Это недалеко, за Вышгородом. Там его подождете и отвезете, куда скажет.
Получив пассажира и инструкции, Володька и Семен выехали на Обуховскую трассу.
Священник первые минут десять молча сидел на заднем сиденье. Но потом заговорил приятным баритоном.
– Бог ведь заповедывал делиться с бедными, так? – спросил он неожиданно на фоне негромко звучащего «шансона».
Володька сразу радио выключил. Посмотрел в зеркало, нашел в нем сидевшего сзади пассажира. Но отвечать на вопрос не стал. Семен тоже напрягся весь. Обернулся.
– Я вот говорю, делиться с бедными надо, – повторил священник, но уже не в вопросительной форме. – Потому что бедных – всегда больше, а тех, кого больше, те и есть сила.
– А почему вы о бедных заговорили? – вежливо поинтересовался Семен.
– Да это я так, на доброту себя настраиваю, – зевнул отец Онуфрий.
От его зевка в машине запахло хорошим коньяком.
– Как вам церковь Геннадия Ильича, нравится? – учуяв запах коньяка, Семен решил задать смелый вопрос.
– Хорошая церковь, основательная, – закивал священник. – Одно плохо. Она же без прихода! Туда, кроме Геннадия Ильича, никто на службу не ходит.
– А он ходит? – удивился Семен.
– Ходит, – покивал священник. – Один только раз позвонил, сказал, что службы не будет. Вот я зря и не приезжал!
Семен представил себе эту службу: стоит в огромной церкви Геннадий Ильич, а перед ним отец Онуфрий псалмы читает. На подсвечниках свечи горят. Ну просто царская служба!
– Таких церквей без приходов у нас теперь много, – добавил священник. – И депутаты себе на дачах строят, и чиновники. Оно все равно к добру! Да! Вот, возьмите адресок, куда заехать надо!
Священник протянул Семену бумажку.
– Грушевского, – прочитал Семен, глянув на адрес.
Указанный на бумажке дом нашли быстро. Священник с Семеном поднялись на второй этаж. Позвонили в нужную дверь, которая тут же открылась. Двое мужчин в зеленых форменных комбинезонах снесли вниз и поставили аккуратно в «ниву» три больших металлических бидона. Потом к машине спустилась женщина лет сорока пяти в шубке, наброшенной поверх белого халата.
– Вы же сейчас прямо в детдом? – озабоченно спросила она священника.
– Да, да, прямиком! – подтвердил он.
– Если вдруг свернется, пускай творожок сделают, – напутствовала она. – Ни в кое случае не выбрасывать!
– Передам, – пообещал отец Онуфрий.
