главный вход.
— Жиль, — окликнула она, — я еду в Лондон. Джоан больна, меня будут сопровождать Тоби и Мэг. Я возлагаю все заботы о поместье на Жиля Коука и на тебя. — Затем добавила: — Благодарю тебя за доброе заклинание.
Он смутился и спросил:
— Откуда вы узнали, моя госпожа?
— Я видела тебя из окна. Что именно ты делал?
— Я призывал на помощь опекающих нас фей.
— Это феи, которые охраняют семьи, не так ли?
— Да, моя госпожа.
Воспоминания о сне еще были так свежи, поэтому ответ обеспокоил ее.
— Мы нуждаемся в защите, Жиль? Тебе что-нибудь известно?
Опять та же пустота во взгляде акробата, нарочито невинный вид.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, моя госпожа. Я всегда прошу покровительства у фей.
Откуда такая уклончивость? Этот человек прикидывается непонимающим. И почему дрожит от страха она? Раньше, когда сон только начинал досаждать ей, доктор Захарий сказал, что она видит дом, каким он станет в будущем. Но сейчас это объяснение уже казалось недостаточным. В этот момент, стоя в большом зале своего дома, Анна Вестон поняла, что в его великолепии кроется нечто зловещее.
Захарий Говард сидел в роскошных апартаментах своего отца в Гринвичском дворце, откровенно беседуя с ним. Им не часто удавалось пообщаться вот так — тайна их родства оставалась нераскрытой, — поэтому они оба дорожили возможностью поговорить наедине. Герцог, пожалуй, даже в большей степени, ибо, глядя на своего сына — как тот двигался и говорил, — он замечал выражения или жесты, напоминавшие ему о матери мальчика, его незабвенной возлюбленной, которая умерла в страшных муках. Иногда похожесть становилась настолько яркой — выражение глаз, поворот головы, — что у него сжималось сердце. Спустя все эти годы воспоминания о ней все еще трогали его, а иногда по ночам он просыпался, думая, что слышит откуда-то обрывок ее странной грустной песни. И тогда, понимая, что то была всего лишь призывная песня соловья, он вытирал повлажневшие глаза.
А сегодня он особенно обрадовался, что «сын колдуньи», как он втайне называл его, пришел навестить его. Герцога беспокоили упорные слухи, приносимые его шпионами, насчет собственной племянницы, Анны Болейн. Слух, который — если окажется правдой, — может вызвать небывалый скандал.
Он, конечно, был против, когда его сестра леди Элизабет вышла замуж за Томаса Болейна из Норфолка. Тщедушный выскочка, просто удачливый торгаш — и этим все сказано. Именно он, герцог, добился места при дворе для двух дочек Болейна, когда те вернулись из Франции. Прекрасную же благодарность получил он за свои старания. Мэри стала первостатейной шлюхой, то и дело забирающейся в постель к королю, а Анну изгнали за любовную связь с Гарри Перси. Но все же они являлись его племянницами, а то, что их мать умерла и Томас вторично вступил в брак с какой-то неотесанной мужланкой из рода Норфолков, не могло перечеркнуть того факта, что в них течет кровь Говардов — они оставались членами его могущественного клана. И вот теперь эти тревожные пересуды, что и его младшая племянница Анна заставила короля настолько влюбиться в себя, что тот начал ставить под сомнение законность своего брака с Екатериной. И герцог обратился к Захарию, который на целую неделю заперся в своем мрачном доме на Кордвейнер стрит, советуясь с книгами, разбираясь по этим пугающим картам, одна из которых представляла Анну, другая — Его Светлость, а третья — королеву.
— Что они сказали тебе, сын мой? Клянусь Богом, все не так серьезно, как болтают.
Квадратное лицо, повернувшееся к нему, было таким похожим на его собственное, очертания подбородка столь же твердые и волевые, как у любого из Норфолков.
— Это очень серьезно, и даже более того, лорд герцог, мой отец, — тихо проговорил предсказатель.
Впервые Томас не улыбнулся при странной форме обращения, которой всегда пользовался Захарий.
— Что же будет?
— Моей кузине, Анне Болейн, судьбой предназначено стать королевой. Ничто не в силах остановить ее.
— Но она еще совсем девочка, Захарий! И ее даже не назовешь хорошенькой. Вот Мэри, та действительно хороша.
— Будь она хоть самой безобразной каргой во всем христианском мире, ее сила огромна. Она может заставить любого избранного ею мужчину влюбиться в нее.
— О Господи, она что — ведьма?
Слова сорвались с языка прежде, чем герцог успел подумать. Не успев еще даже договорить, он заметил сердитый взгляд на лице любимого сына.
Томас подумал: «Он рассердился. Он ненавидит разговоры о колдовстве».
А Захарий вновь мысленно представил хрупкую головку своей матери, упавшую на грудь, когда пламя охватило огромную кучу дров и соломы под ее ногами.
— Прости меня! — Враги герцога никогда бы не поверили, что у него может быть такое мягкое выражение лица. — Помни, я тоже любил ее.
Захарий улыбнулся и похлопал отца по руке.
— Я знаю, знаю, — произнес он. — Вы доказали это своим добрым отношением ко мне, лорд герцог, мой отец. Но мы говорим о кузине Анне. Я не знаю, является ли она посланницей сатаны — мне это неведомо. Но я во всем вижу ее могущество. Оно видно на ее карте жизни, по картам Таро, в кристалле. Ваша племянница будет восседать на троне Англии, сэр.
— Что будет с королевой? Она умрет?
— Ее судьба ужасна. Развод, нищета и изгнание. Она умрет в одиночестве, без друзей.
— О Боже! — произнес Томас Говард. — Ты уверен?
— Я клянусь в этом. Я ясно видел это. В Анне Болейн заключена самая мощная сила в королевстве.
Герцог Норфолкский сидел, качая головой. Если бы это сказал ему кто-нибудь другой, он бы высмеял его и выгнал из дома. Он совершенно не мог представить, как такое может произойти, но предсказание его сына подтверждали частые визиты короля в Гевер и то, что этого выскочку Болейна сделали виконтом Рочфордским, а еще тайком поговаривали, что король возбудил дело о законности своего брака с Екатериной на том основании, что она сначала была женой собственного брата короля.
— Но есть и кое-что еще, — продолжал Захарий.
— Еще?!
— Да. Много мужчин умрут из-за Анны, и некоторые из них высокого звания. Пока не понятно почему. Но одно ясно: ей самой уготована жестокая смерть. Она будет сброшена с высот глубоко под землю.
Герцог увидел, что его сын дрожит, и на него накатила очередная волна нежности. Из-за его чудесного дара отец иногда забывал, что Захарий очень молод и еще живо переживает страхи и эмоции, которые не трогают мужчин, которым за сорок.
— Почему ты дрожишь? — спросил он. — Ты ведь не знаешь Анну, не так ли? Она покинула двор до твоего появления там.
— Я видел ее однажды, когда был там с моим учителем. Я особенно присматривался к ней, так как знал, что она — моя кузина. Вы правы, отец, она — не хорошенькая. Она — прекрасная. А что касается ее смерти… — О Боже милостивый! — Возможно, она умрет на костре.
«О Господи, — подумал герцог. — Мне кажется мальчик сам влюбился в нее. И это после того, как всего лишь раз увидел ее! Проклятая девчонка явно ведьма и умрет, как ей и подобает».
В это мгновение в сердце Томаса Говарда зародилась лютая неприязнь к своей племяннице Анне Болейн; неприязнь, которая останется у него навсегда. Ему было тяжело видеть своего сына таким встревоженным; слышать, что знатные люди лишатся из-за нее жизни; узнать, что королева Екатерина — женщина, которая ему всегда нравилась и которой он почему-то сочувствовал — должна окончить свои дни
