повел Лудиса на капитанский мостик и показал, как управляют кораблем. А в порту стюард подарил на прощанье Лудису набор открыток с видами какого-то иностранного города и игрушечного павиана на резинке, которого можно было подвешивать к потолку, и он там забавно вертелся. Пришли еще какие-то люди, служащие порта и молодой человек с фотоаппаратом. Спасенных сфотографировали вместе с командой корабля, расспросили о случившемся и велели подписать протокол. Лаурис сказал, что все это делается из-за Дейниса. Потом их оставили в покое. Умершего свезли в покойницкую, а живым дали билеты и разрешили ехать домой.
Поезд отправлялся после полудня. Поездка была недолгой, всего несколько часов. Вначале вагон был почти полон пассажиров, но многие сошли на ближайших станциях. Оставшись втроем в своем отделении, они смотрели на бегущие мимо окна, заснеженные поля, крестьянские хутора и ряды ровно подстриженных елей. Зандав упорно молчал. Лаурис несколько раз пытался начать разговор, но угрюмое оцепенение товарища останавливало его. Хорошо, что хоть Лудис беспрестанно болтал. Чем ближе подъезжали они к дому, тем сильнее волновался мальчик, думая о том, как отнесутся мать и учителя к его продолжительному отсутствию. Тщетно Лаурис успокаивал его.
— Да, был бы жив отец, тогда ничего — мать поругалась бы с ним, — сказал мальчик. — А отец остался в Риге, и я уже несколько дней пропускаю уроки.
— Ты расскажи все матери, — Лаурис положил руку на голову Лудиса. — Тебе нечего тревожиться. Мы, взрослые, ответим за все.
Невольно он поймал взгляд Алексиса, тот спокойно и серьезно смотрел на Лауриса, затем медленно отвернулся.
— Ты прав, Лаури, нам придется отвечать за многое.
Холодный блеск в глазах Алексиса смущал Лауриса, он не мог выдержать этого жесткого, сверлящего взгляда. Каждый раз казалось, что он видит человека насквозь и знает больше, чем говорит. Насторожившись, Лаурис ждал, что скажет Алексис, но он опять замолчал, взгляд его сделался усталым и рассеянным.
Лаурис, не выдержав, спросил:
— Послушай, Алекси, я там, на море, не бредил ли?
— Да, Лаури, ты бредил, — ответил Алексис.
— Что-то нелепое я говорил… Страшное? Я видел сон…
— Возможно…
Снова наступило молчание.
Лудиса не интересовала беседа; он смотрел в окно на незнакомые пейзажи и тоже о чем-то думал.
Зандав сказал:
— Теперь-то мы доберемся до дому.
— Да, Алекси… — пробормотал Лаурис.
— Только Дейнису пришлось остаться, — продолжал Алексис.
Лаурис промолчал. Алексис пристально взглянул на него.
— Дома нас, наверно, заждались…
— Вероятно, да… Рудите…
— И Аустра…
— Да, конечно, и Аустра. Она ждет… тебя.
Зандав некоторое время барабанил пальцами по краю сиденья.
— Может быть, она ждет кого-нибудь другого? Уж ты-то должен знать об этом.
Лаурис бросил быстрый взгляд на Зандава, но тот отвернулся и безразлично уставился в пол. Лаурису показалось, что в вагоне вдруг стало холодно и темно.
«Он все понимает, и у него что-то на уме… Что он предпримет? А мы… она и я?»
2
Побережье поселка Песчаного опять очистилось ото льда. Собравшись на отмели, мужчины обсуждали вопрос: настало ли время браться за салачьи невода. Неизвестно, вернется ли неводной штурман Лаурис Тимрот, поэтому рыбаки решили избрать вместо него другого. Кто согласится? Пожилые не хотели брать на себя тяжелое бремя, молодежь отговаривалась тем, что сетями больше заработаешь, чем неводом. После долгих уговоров штурманом стал брат Лауриса — Бернат. Невод был уже давно подготовлен, теперь оставалось только отвезти его на берег и погрузить в карбас. Установили лебедку, погрузили невод, и Бернат Тимрот с артелью уехал на лов. Жизнь поселка вошла в свое привычное русло. Тревожно было только в трех домах, которых коснулась беда. Байба ходила от Зандавов к Тимротам, она осунулась до такой степени, что ее и узнать стало трудно. Три раза в день она приходила к Рудите и Аустре послушать сообщения по радио, вечером заблаговременно отправлялась в лавку и сидела в ожидании газеты, которую тут же прочитывала.
— Чему быть, того не миновать… — утешали Байбу соседки. — Пока ничего не известно, надо надеяться, что все обойдется благополучно.
Люди вспоминали давние события, когда сильный шторм выбросил рыбаков на противоположный берег залива, на эстонские острова и люди возвратились домой лишь через неделю.
— Может быть, и они сидят где-нибудь в укромном месте, только не могут сообщить о себе.
Не в первый и не в последний раз терялись люди в море. Это так же неизбежно, как град или заморозки на полях хлеборобов. Поплачешь, пожмешь плечами: «Что тут делать…» — и продолжаешь жить, надеясь, что теперь на некоторое время обеспечен покой.
Как-то после полудня, когда артель Берната Тимрота подходила к берегу с первым уловом, в доме Зандава сидели три женщины и слушали сообщения по радио. Против обыкновения Байба была молчалива, как мышь. Рудите не спускала глаз с репродуктора, точно она надеялась не только услышать, но и увидеть желанное, лишь одна Аустра казалась спокойной и равнодушной. Но и под ней скрипнул стул, когда послышался голос диктора. «Только что получена радиограмма с норвежского парохода „Nurd“, находящегося на пути в Ригу. В семь часов утра судовая команда заметила в море световые сигналы. Изменив курс, пароход нашел на льдине трех охотников за тюленями — двух взрослых и мальчика, угнанных ветром в открытое море. Четвертый охотник найден замерзшим. Норвежские моряки взяли на борт измученных до смерти людей, и „Nurd“ продолжает путь в Рижский порт, куда он должен вскоре прибыть. Насколько можно судить по сообщению, это те самые четыре рыбака из поселка Песчаного, об исчезновении которых мы сообщали несколько дней назад».
— Слава богу, — вздохнула с облегчением Байба и расплакалась. — Это они.
— Но один… замерз… — тихо прошептала Рудите.
Аустра опустила глаза, губы ее чуть заметно шевельнулись.
«Не бойся его возвращения».
— Да, но ведь он не сказал, кто из них замерз! — почти радостно воскликнула Байба. — Я думаю, что это не Дейнис. Он был тепло одет.
— Все были одеты тепло, — сказала Аустра.
— Но Дейнис надел фланелевую рубашку и две пары носков, — спорила Байба. — Он всегда заботится о своем здоровье.
Но тут она опомнилась, что говорить так очень эгоистично. Ведь кто-то из них умер, и если это не Дейнис, значит Алексис или Лаурис.
— Ну, конечно, еще ведь неизвестно, — смущенно пробормотала Байба. — Вот вернутся, тогда узнаем. Ну, мне пора домой. Надо затопить печь и сказать Тимротам, чтобы истопили баню. После такой передряги следует хорошенько прогреться. Дейнис любит попариться.
Когда Байба ушла, Рудите заговорила глухим голосом:
— Кто? Как страшна неизвестность.
— Да, это ужасно… — прошептала Аустра.
