Ругнувшись, Росс потянулся к передатчику, не останавливая БТР, попытался связаться с Красницким. Динамики зарычали помехами, рычание немного стихло, после чего незнакомый голос проговорил:
– Полковник Самойлов. Что у вас?
Росс облизнул губы и выдал:
– На связи Ростислав Савельев. Профессор тяжело ранен и нуждается в помощи. Нам обещали вертолет, он будет?
– Образцы сыворотки у вас?
После этого вопроса все стало ясно: не профессор нужен военным, а образцы сыворотки. Гинзбурга списали. Даже если сказать, что чемодан потерян, помощь они не пришлют. Будто оправдываясь, полковник продолжил:
– Ждем завершения операции и высылаем вертолет к вам. До связи.
Кот лицом не изменился, лишь медленнее стал тарабанить пальцами по панели.
– Профессор, имей в виду, ты труп, – обратился он к Гинзбургу.
Наверное, Гинзбург вздохнул, и его огромные синие глаза, без того грустные, отразили всю скорбь погибающего человечества.
– Вот сволочи, блин! – пробасил Янин брат.
Кот с ним не согласился:
– Почему же? Сейчас, по сути, война. Во время боевых действий никто не будет спасать попавшую в оцепление роту, если помощь нужна кому-то более ценному. Вопрос-то не в выживании пешек, как в мирное время, а в судьбе народа или, в нашем случае, человечества. А я – что я? Тварь бесполезная, меня даже никто не вспомнил бы, пропади я без вести. Даже бывшая жена не заморачивалась бы – вместо алиментов сын получал бы пособие по потере кормильца.
– Заткнись, Кот! – повысил голос Росс. – Без тебя тошно.
– А мне кажется, – проговорила Яна сзади, – что сейчас любой человек важен.
– Молодежжжжь! – Кот театрально закатил глаза.
Росс сосредоточился на дороге: прямо по курсу перевернулась фура и рассыпала по дороге компьютеры, ноутбуки и кондиционеры условно японской фирмы. Везла их фура из Калужской области, где есть условно японский завод, и не довезла. Кондиционеры вывалились из коробок и проломили лобовое стекло синего «ниссана», другой легковушке погнули крышу. В легковушки въехал микроавтобус, в него – пикап и еще несколько машин. Фура, что ехала позади перевернутой, покосилась, и из прицепа высыпались куры в целлофановой упаковке – на крыши, бамперы машин. Тушки усеивали асфальт, висели на отбойниках.
Никак не проехать, надо таранить отбойник и выезжать на противоположную сторону трассы.
– Кот, держись, дружище, сейчас будет трясти.
Бывший следователь не ответил. Росс закрыл глаза и сжал зубы. Он не решался снова звать Кошкина и даже смотреть на него. Потому что пока есть надежда, что он жив.
– Кошкин, хватит придуриваться! – Росс заглушил двигатель и уперся лбом в сложенные на руле руки, все еще надеясь, что Кот отзовется.
– Что случилось? – всполошилась Яна, зашуршала позади и тихонько вскрикнула.
– Тихо-тихо, – шепнул профессор. «Цыпленок» не издал ни звука.
Росс знал, что они увидели, и медленно посмотрел на соседнее сиденье: Кот будто уснул – осел, свесив руки, втянул голову в плечи и закрыл глаза. Осколок уперся в щеку и поцарапал ее. Глазные яблоки метались под веками, с подрагивающих пальцев лилась на пол кровь.
Росс метнулся к Кошкину, разорвал воротник рубашки, алый от крови, но руки бессильно опустились: артерия пряталась под ключицей, и пережать ее было невозможно. Отказываясь сдаваться, Росс чуть сдвинул осколок, чтоб он закрыл зияющую артерию. Кровь потекла слабее, теперь она была тягучей, темной.
– Успокойтесь, мой друг, – Гинзбург положил ладони на плечи Росса – он их тут же скинул. Тогда профессор продолжил: – Надо свести за спиной обе его руки. Или пережать подключичку, дайте-ка я…
Профессор ощупал исходящую кровью рану. Попытался засунуть палец под ключицу и покачал головой:
– Осколок мешает. Если его вытащить, то Кошкин умрет еще быстрее. Решайте.
– Да что тут решать! – взмахнул руками Росс. – Надо рискнуть.
Не затягивая, он вцепился в острый осколок и прокричал:
– Держите его, профессор!
Осколок резал пальцы, но Росс не замечал этого. Подождав, пока профессор обездвижит Кота, он дернул стекло изо всех сил и швырнул на пол. Кошкин захрипел и выгнулся, кровь забила фонтанчиком. Гинзбург сунул пальцы в рану и проговорил:
– Есть. Пережал. Но, по-моему, это не поможет.
Росс коснулся выбритой до синевы шеи следователя, нащупал сонную артерию – сердце не билось – и, грузно опустившись в водительское кресло, вытер окровавленные руки.
– Не нужно нам больше спешить. Виктор, давай тело в кабину положим, а ты садись рядом.
Награбленное оружие сдвинули под сиденья. Переносили Кошкина бережно, будто он спал и в любой момент мог проснуться. Он вытянулся на весь салон, голова повернулась на правую сторону и уперлась в рюкзак. Росс сел на скамью, провел ладонями по лицу и прохрипел:
– Яна, под скамьей пакет с водой, подай, пожалуйста.
Девушка кивнула, зашуршала, шаря под скамьей. Стараясь не потревожить тело Кошкина, вытащила пакет, откупорила две бутылки «Боржоми», одну протянула Россу, ко второй присосалась сама.
– Там водка есть, литрушка, – сказала она, передавая минералку брату. – Я бы остограммилась. Слишком много всего.
– Господа! – вскинул руки профессор. – Стоп-стоп-стоп! Нам в Питер надо, а Ростислав за рулем…
– Давай, Янка, нажремся, – кивнул Росс, усаживаясь на свое место.
Виктор Гинзбург возопил:
– Яна, не делайте этого! Яна!
Цыпленок его поддержал:
– Сестра, ты чё? Он прав!
– Иди на фиг!
Яна извлекла водку. Росс уставился на лужу крови под креслом Кота. Выжрать бы всю бутылку горькой, чтобы вырубиться. Чтобы утром выворачивало наизнанку и раскалывалась голова. На миг остановить бег событий, отрешиться…
Он не мог позволить себе даже этого. Не совладав с яростью, Росс ударил стену. Еще и еще раз, сбивая костяшки. Боль отрезвила, он глянул на Яну: девушка уже справилась с пробкой и под возмущение Гинзбурга «Яна, вы же девушка!» зажмурилась и отхлебнула. Шумно выдохнула, вытерла рот предплечьем и протянула бутылку Россу.
Водка обожгла пищевод. Сделав несколько глотков, Росс вцепился в руль и мотнул головой:
– Конечно, вы правы. Да, поехали.
Его бросило в жар, голова приятно закружилась – с пятидесяти граммов накрыло. Надо поставить бутылку под ноги и ехать. Расклеился, как баба. Люди тысячами гибнут, а ты… Ты хотел протаранить отбойник и объехать «свалку», так давай! От тебя зависит, получит ли человечество ценнейшие образцы сыворотки. Мало того, на тебе профессор, отважная девушка Яна и мальчишка.
Росс завел мотор, сдал назад и с разгону въехал в свалку, представляя, как под колесами БТРа сплющиваются куры в целлофане и кондиционеры, как со скрежетом движутся мертвые машины. Еще разогнаться. Еще удар.
С третьего раза проезд освободился, и Росс вдавил педаль газа.
Он мчал бездумно, бил легковушки и изредка поглядывал на серое небо. Часы показывали пол- одиннадцатого. В июле темнеет поздно, с десяти до двух ночи – время липких, выматывающих душу сумерек. В салоне тоже сумеречно, и тусклые желтые лампы не спасают. Профессор перелез вперед, вступил в кровь и поджал ноги. Ни возвращаться назад, ни убирать в салоне он не решился, он вообще боялся лишний раз двинуться, поглядывал на Росса синими глазищами и будто извинялся: «Это я виноват в
