– Уж очень человек тяжелый…
– Доцент, ты уверен, что он человек?
– Ни в большей, ни в меньшей степени, чем все мы. Надо ждать, пока очнется.
Глава 9
Картограф сидел на крыльце, на солнышке, привалившись спиной к стене. Вот он поднес ко рту губную гармошку, и над бывшим лагерем Фиделя понеслись высокие, немелодичные звуки. Глаза Картограф прикрыл и весь отдался музыке, а Данила подумал, что она скоро достанет всех. Маугли высунулся из дома напротив, уставился на Картографа.
Интересно, мальчишка вообще когда-нибудь музыку слышал?
Ох и вряд ли, бро!
Отследив мысль Момента, он сдержанно улыбнулся. Нет, друг не сделался его вторым «я» и Данила не сошел с ума – но теперь, когда он осознал воспоминания Гены, личность того стала ближе, чем когда бы то ни было.
Данила теперь знал о Моменте все. И жалел, что не расспросил, не сподобился раньше выяснить и про сестру его, через которую Генку держало МАС, и про остальное. Хохмач и неунывающий оптимист, Момент, оказывается, был человеком не просто образованным – начитанным и эрудированным.
Наверное, только в бою и тогда, когда убили девушку Генки, Астрахан видел Момента без маски наркомана.
Но теперь все эти знания были в его распоряжении, осталось лишь научиться ими пользоваться…
Картограф продолжал терзать несчастный инструмент. Похоже, проводник достаточно оклемался, чтобы идти к Глуби. Данила присел рядом с ним на крыльцо, дождался паузы в визге губной гармошки и спросил:
– Трое суток минуло, бро. Ты так и не ответил, когда к Глуби пойдем?
Проводник вышел из транса, аккуратно убрал гармошку в футляр на поясе и заглянул Даниле в глаза:
– Вот, нашел инструмент в чьем-то доме. Я ведь играл раньше в джаз-банде, мы концерты давали. Потом солист вообразил, что он – лидер группы, и меня просто вышвырнули вон. Меня всю жизнь вышвыривали. Одна дама, с которой я жил, дождалась, пока я закончу ремонт, и выгнала. Потом еще рассказывала друзьям, что я безнадежен, а я столько денег и сил вложил в ее дом… Покинутые дома – страшное зрелище, правда?
– Когда пойдем в Глубь? – перебил Данила.
К счастью, иногда Картографу не хватало дыхания, и он запинался. У собеседника появлялась возможность вставить слово, вот как сейчас.
– Мы можем пойти прямо сейчас, но это не значит, что мы прямо сейчас туда попадем. Даже складки Сектора не выведут нас к его сердцу напрямую. Сказать по правде, мне страшно туда идти. Я – человек в этом честный, мне не кажется, что мужчина должен скрывать свои страхи, напротив…
«Боже, – с тоской подумал Данила, – и я еще грешил на Генку! Думал, он – чудной и наркоман к тому же. А этот и вовсе угашенный. Ему никакой дури не надо, своей достаточно. Он же мелет, не переставая, хочется его уже заткнуть, наконец. А мне с ним к Глуби идти. А от него даже Прянин прячется…»
– Когда. Пойдем. В Глубь? – повторил Данила, чувствуя, что еще минута – и он набьет Картографу морду.
Даже руки зачесались.
– Пойдем. Ты только скажи, зачем оно тебе надо? Что тебе в той Глуби? Говорил, что Сектор изменяет людей… а ты уверен, что это беда, а не благо? Люди делаются одареннее, сильнее, выносливее, живут дольше – разве это плохо? Все дело, друг мой, в ксенофобии. Мы боимся нового. А если Сектор творит благо, а ты собрался остановить процесс? Думал ты над этим? Ты не горячись, ишь, разнервничался. Нельзя так психовать. Ты помог мне, я помогу тебе. Да и самому любопытно, почему Сектор начал меняться. Хочешь – прямо сейчас и пойдем. Только прошу, подумай прежде хорошенько над тем, что я сказал. Вдруг Мародер и его люди, желая расширить Сектор, тоже делают благо, ускоряя эволюцию человечества?
– Чего ж ты ему не помог?
– Он сам по себе человек скверный, хотя идеи дельные толкает. К тому же я ему не был нужен, его интересовали мои знания, – Картограф постучал себя по кудрявой голове. – А я жить люблю. Еще я бы посоветовал быть бдительным. Мародер слышал, куда ты собрался. Куда ты, туда и я. Не исключено, что он нас постарается перехватить, а если не получится, будет караулить у Глуби… Слушай, а ты не хочешь употребить анаши?
Данила не понял, и целую секунду, пока Гешкина память пробивалась из подсознания, тупил. Наконец дошло.
– Хочу, бро.
– Пойдем, – Картограф вошел в дом, и Данила последовал за ним. – Я тут нашел не только гармошку, я еще нашел кисет с травой. Думаю, это место люди покинули много лет назад, но, надеюсь, она не испортилась. Я считаю, что сознание не мешает расширить, да и вообще…
Данила уже не слушал. Он взял косяк и «взорвал» его. Сначала засаднило горло, потом как кипятком обожгло легкие. Данила чуть не закашлялся и тут же «поплыл».
Картограф продолжал болтать, ничего не замечая.
А вот память Момента забила тревогу: не такая реакция должна быть на наркотики! По крайней мере, на Генкиной памяти только один раз человеку от анаши стало хреново… зато – конкретно, увезли и откачивали.
Зашумело в ушах, замутило, закружилась голова.
Данила осторожно опустился на пол.
«Вот гадость!» – он с трудом подавил тошноту. – Отвратительно. Ни пули его не брали, ни что другое, а от дури расколбасило не по-детски…
Астрахан закрыл глаза и лег на бок. Все кружилось, пол шатался, выступила испарина, зачастил пульс. И кажется, в довершение ко всему упало давление.
Картограф прервал свой монолог – заметил, что с Данилой неладно, присел над ним на корточки и продолжил:
– Не волнуйся, я отведу вас в Глубь, у меня свой интерес в этом. Представь, что у тебя есть дом: уютный, теплый, привычный. Однажды ты возвращаешься, а там не пять комнат, а три, замки не те и двери в другую сторону открываются. Захочется тебе узнать, что случилось? То-то! И мне хочется.
Его слова звучали набатом, Данила сел и зыркнул на Картографа. Тот отодвинулся на приличное расстояние и заиграл на губной гармошке.
Сжав зубы, Астрахан поднялся и, шатаясь, пошел в дом. Мысли путались и играли в чехарду, потолок пикировал на него огромным летучим змеем. Одна мысль пульсировала отчетливей других: болтун Картограф в Глубь не хочет и тянет время. Наверное, он вообще туда не пойдет – вывел из строя самого опасного бойца и теперь уйдет под шумок. Хотя говорит, что пойдет. Хрен его знает…
С этой мыслью Данила повалился на койку и мгновенно заснул.
Проснувшись, он вспомнил: «Если парашют не раскрылся, значит, парашютный спорт не для вас». Если не вштырило, значит, стоп, наркотик! Момент в его сознании возопил и потребовал вторую попытку, но Данила поборол теперь уже свою вредную привычку и глянул на стену, где отпечатался золотой квадрат окна.
Рассвет?
Он крикнул:
– Рота, подъем! Пора вставать, лежебоки!
Прянин вскочил с кровати и часто заморгал. Храп Картографа, доносившийся из соседней комнаты, оборвался. Маугли, наверное, спал в «гнезде», ему там нравилось больше, чем в доме.
Данилу охватила лихорадочная жажда деятельности. Он смерил шагами комнату. Голова по-прежнему кружилась, но не от дури – не по-человески хотелось жрать. А еще – помыться.
Астрахан проверил оружие, надеясь, что там, куда они идут, оно не понадобится, потом снаряжение. Картограф вчера говорил, что Мародер не отстанет. У него есть три дня форы, пока бородач валялся и
