– Змей!!!
Не смотреть бы. Но Данила не мог отвести взгляда. На площадку вышли другие змееглазые, четверо, нагие и беззащитные. Не изможденные, нет: молодые и здоровые. На шее одной из них покачивалась гирлянда из цветов.
Вновь стало тихо. Жужжали над котлами мухи, да почти неслышно постанывал умирающий у стены. Жрец вскинул жезл. Один из его помощников ухватил девушку за волосы на затылке, запрокинул голову, обнажив шею.
Данила сжал кулаки. «Это – не люди. Это – лешие, змееглазые, незнакомый народ. Это – другой мир».
Жрец развернулся и полоснул жертву по горлу изогнутым ножом.
Темная кровь хлынула из раны.
– ЗМЕЙ!!!
Даниле показалось, что он видит его, видит Змея, божество кровожадное и древнее. Видит, как покачивается голова рептилии, с благосклонностью взирающей на собрание… Нет, конечно, показалось. От жары, вони, крика, от ритма, вновь подхваченного барабанами, дикости происходящего.
Тело упало и покатилось по ступеням вниз.
Следующая жертва. Жрец, повременив с убийством, взял слово:
– Друзьям из другого мира! Лукавому! Легкой дороги!
Сперва Данила решил, что ослышался. Но прозвище отца жрец произнес по-русски:
– Змей!!!
Второе тело катится вниз. Там, у подножия, его подхватывают и уносят. Лижут пропитанную кровью землю чупакабры, они здесь ручные, типа собак.
Дальше смотреть не имело смысла, как более не имело смысла и брать «языка»: яснее ясного, что виденная несколько часов назад процессия – отряд отца. Астрахан-старший покинул город и отправился куда-то, если верить жрецу, в сопровождении змееглазых.
И Данила даже знал куда: к алтарю в джунглях, открывающему змееглазым проход в лучший мир.
Но религия этих дикарей не предполагала ни справедливых ко всем божеств, ни прощения, ни сострадания. Крови, крови жертв жаждали идолы. И скорее всего, жертвой суждено стать Марине.
Данила, пятясь, отступал с площади. Лишь бы не обратили внимания! Ноги слегка подрагивали. Да, жертвы, которым перерезали горло, скорее всего, добровольные. Это не несчастный Валик – с детства зомбированные существа. Он (или Генка?) читал о таком: с радостью и гордостью лучшие из лучших отдавали себя на растерзание. Скорее всего, одурманенные религиозным экстазом, они не чувствуют ни страха, ни боли.
И верят, что, как только померкнет перед глазами и затихнет сердце, они очнутся в местном аналоге рая. В Секторе?
Но смотреть и не вмешиваться было невыносимо. А вмешаться и спасти – невозможно и к тому же – глупо.
«Всем не поможешь, – твердил про себя Данила, вспоминая Валика. – Успокойся, боец Астрахан. Спокойно, кому сказано! Ты никогда не был мягкосердечным, а тут раскис. Баба, тряпка! Вспомни земную историю: не доведут цивилизацию змееглазых такие боги до хорошего. А ты тут ни при чем. Ты – гость. Твое дело: догнать папашу, спасти Марину и узнать, зачем вообще отец сюда поперся. Однако, какое совпадение… наверняка папаша и вожди этого милого народа прекрасно поняли друг друга. Лукавый – тот еще змей…»
– ЗМЕЙ! – будто услышав его мысли, грянула толпа.
Данила развернулся и, стараясь не спешить, двигаться плавно, пошел к воротам.
Он был на полпути от цели, когда сзади окликнули:
– Ссстой!
Данила остановился, поудобнее перехватил копье и обернулся. Их было двое, наверное, смена «успокоенным» Данилой стражникам. Один держал кожаный шлем под мышкой, и видны были его пристальные, немигающие, золотые глаза. Рот перемазан темно-красным, будто леший пил кровь, но это, конечно, не так – просто след ритуального пиршества… Все здесь – красное, и не удивительно, что цивилизация змееглазых столь кровожадна. Еще несколько дней, и Данила, пожалуй, поймет их окончательно.
Второй, полностью облаченный в доспех, насторожился и поднял длинный дротик, изготовившись для броска.
– Ты кто? – тихо, с придыханием спросил тот, что без шлема. – Я тебя не знаю…
«Еще бы ты меня знал! Только такого «знакомца» мне не хватало…»
Страшно не было, хотя выстоять в чужом городе против стражей вряд ли удастся. Происходящее было слишком нереальным, слишком напоминало фильм, чтобы пугаться.
Второй, в шлеме, издал странное шипение, рука его напряглась.
Данила демонстративно положил копье под ноги.
Демонстративно же потянул завязки на доспехе, и негнущиеся кожаные пластины упали следом.
А что такое «пистолет», змееглазые не знали.
Они успели что-то почувствовать, – все-таки эти стражи были воинами и умели видеть опасность, – но никто не научил их действовать против огнестрельного оружия. Данила выстрелил поверх голов – ему не хотелось убивать, хватит этому городу смертей на сегодня.
Звук выстрела заметался между стен. Данила представил, как он достиг площади…
На стражей рукотворный гром произвел должное впечатление. Тот, что в шлеме, выронил дротик и рухнул на землю, его товарищ закатил глаза и упал на колени, воздев к небу руки.
– Я – сын Змея, – представился Данила, стараясь четко артикулировать, – и я гневаюсь. Куда ушел Лукавый?
Стражник неразборчиво забормотал и принялся бить поклоны. Плохо. Сейчас здесь будет полно народу.
– Туда? – Данила указал пистолетом на юг.
– Ты говоришшшь правду! Ты – сссын Змея! – обрадовался стражник. Ну да, Данила не врал: Лукавый – та еще змеюка подколодная, это каждому ясно. – Они ушшшли туда!
Значит, предположение верно.
– Возвращайтесь на площадь, – приказал Данила. – Если кто-то захочет идти за мной, я разгневаюсь еще сильнее. И уничтожу весь город.
Все получилось бы, обязательно получилось, Даниле везло. Но тут очухался рухнувший ничком.
– Гром без молний, – сказал он и поднялся. – Ты лжешшшь! Ты нассс обманул! Ты убил охотников! Месссть! Ты – не сссын Змея!
До второго еще не дошел смысл сказанного, а Данила уже снова выстрелил. Пуля ударила змееглазого в грудь. Тот еще только падал на спину, а Данила уже перевел оружие на второго… Сухой щелчок – осечка!
В него полетел дротик, брошенный меткой и привычной рукой.
Он чудом сумел увернуться.
Один противник корчился и пронзительно шипел, лежа посреди улицы, второй наступал, а от площади спешила подмога.
Данила быстро осмотрелся. А ведь заволокут его на пирамиду и принесут в жертву своему Змею… И последнее, что он увидит, – толпу и рожу жреца.
Потом думать словами стало некогда, остались ощущения и рефлексы.
Подпрыгнув, он уцепился за край оконного проема, повиснув на вытянутых руках. Рывком перекинул ногу, уперся стопой в подоконник и оказался в помещении, полутемном и заставленном плохо различимыми в сумерках предметами.
О стену сзади с глухим стуком ударилось то ли копье, то ли дротик, то ли камень. Данила метнулся в сторону от окна, врезался во что-то твердое, ушиб локоть.
Снаружи донеслись крики.
Он никогда не занимался паркуром или подобной ерундой, зато в этом силен был Генка. И сейчас, когда
