деле услышал его брат. Вопли, раздавшиеся в ответ из вокса боевого брата, заставили кровь Завьена похолодеть от ужаса: громогласная, бессмысленная литания на смеси архаичного высокого готика и языка баала, которого Ярл никогда не знал.
Окруженные искромсанными телами зеленокожих, два брата сошлись. Ярл отразил первый выпад Завьена, ударив плоской частью цепного клинка по рукояти топора. Доспех Ярла потрескался и зиял дымящимися пробоинами от болтерных зарядов, но сила Астартес была невероятной. Смеясь диким смехом, ничуть не похожим на его собственный, он отшвырнул Завьена назад.
Потеряв равновесие под мощным напором безумца, Завьен рухнул на землю. Перекатившись в боевую стойку, он застыл на корточках, по колени в болотной жиже.
И снова Ярл разразился бессмысленной речью на древнем языке. Завьен узнавал слова, но не понимал их значения. Как и Ярл, он никогда не изучал ни ваалийского, ни той формы высокого готика, которая была принята десять тысячелетий назад.
— Я не хочу убивать тебя, сын мой. Присоединись ко мне! Мы вступим в бой с Хорусом и утопим его амбиции в крови его мерзостных воинов!
Сангвиний снимает шлем — честь и знак доверия посреди бушующей вокруг битвы — и благожелательно улыбается оступившемуся сыну. Его доброта легендарна. Его благородство никогда не подвергалось сомнению.
— Нам ни к чему сражаться, — произносит Кровавый Ангел с царственной улыбкой. — Присоединись ко мне! Встань на сторону моего отца! Встань на сторону Императора!
Завьен пораженно уставился на брата, едва узнавая его черты в слюнявой усмешке представшего перед ним безумца. Лицо Ярла было мокрым и красным — он плакал кровью.
Поток бессвязных звуков вырвался из кровоточащего рта Ярла. Казалось, он давится собственным сумасшедшим смехом.
— Брат, — мягко сказал Завьен, — ты нас покинул.
Он поднялся на ноги, отбросив в сторону болтерный пистолет с опустошенным магазином. Красные латные рукавицы сжали рукоять цепного топора двуручным хватом. Завьен смотрел на брата, который уже не был его братом.
— Я тебе не сын, Ярл, и больше не назову тебя братом. Я — Завьен из ордена Расчленителей, рожденный на Кретации, и стану твоей смертью, если ты не позволишь мне спасти тебя.
Ярл издал клокочущий смех. На губах его выступила кровавая пена, а рот прохрипел слова на древнем наречии, которое он не должен был знать.
— Ты — позор моего рода, — сказал Ангел с бесконечной грустью.
Его божественное сердце разрывалось при виде творящегося перед ним святотатства.
— Последние Врата призывают меня. Тысячи твоих повелителей падут от моего клинка, прежде чем они смогут войти в тронный зал Императора. Довольно твоей жалкой ереси. Вперед, предатель! Время умирать!
Сангвиний развернул свои огромные белоснежные крылья, блеснувшие солнечным лучом над охваченными огнем бастионами. Со слезами на глазах, слезами, порожденными предательством одного из его собственных сыновей, он бросился вперед, чтобы раз и навсегда покончить с этой ересью.
И я понимаю, что не в силах его победить.
Когда нас превращают в то, что мы есть, когда отнимают у нас человечность, чтобы сделать идеальными орудиями войны, — тогда, как говорят, из наших тел изгоняют страх, а победу вплавляют в самые кости. Это расхожее выражение, что-то вроде мантры, которую вечно приписывают воинам- священникам Адептус Астартес.
Правда то, что мы не выносим поражения.
Но я не могу его победить. Это не тот воин, с которым я встречался в тренировочных поединках в течение десятилетий. Не тот брат, каждое движение которого я способен предвидеть.
Его цепной меч, еще покрытый зеленой кровью, несется вниз по широкой дуге. Я едва успеваю блокировать. Ноги скользят в сернистой грязи. Его сила невероятна. И я знаю почему. Я понимаю… понимаю генетические законы, вступившие в игру. Его мозг не в силах сопротивляться яростному безумию. Он использует все, что есть,
Его сила, эта божественная мощь, прикончит его.
Но недостаточно быстро.
Второй отбитый выпад, третий, а четвертый бьет по моему шлему. Удар головой я блокирую нарукавником, и предплечье немеет. Его нога впечатывается в мой нагрудник, как боевой молот, — несмотря на то что я успеваю отклониться.
Раскат грома. Мир кружится в моих глазах. По позвоночнику пробегает огонь.
Кажется, у меня сломана спина. Я пытаюсь произнести его имя, но с губ срывается только крик.
Ярость, всеобъемлющая, незамутненная и черная, отплясывает передо мной свою гибельную пляску.
Я слышу, как он хохочет и проклинает меня на языке, который не должен знать.
Потом я не слышу ничего, кроме воя ветра.
Сангвиний отрывает предателя от земли с презрительной легкостью и поднимает над головой. Богохульник корчится и извивается. Кровавый Ангел подходит к краю золотого бастиона, смеясь и в то же время рыдая при виде развернувшегося внизу побоища. Это трагедия, но как же это прекрасно! Человечество собрало воедино всю свою мощь, все достижения в стремлении к самоуничтожению. Сотни титанов сражаются друг с другом, и миллионы людей гибнут у их ног. Небо пылает в огне. Весь мир пропах кровью.
— Умри!
Ангел шепотом посылает проклятие своему сыну-предателю и швыряет его со стены Императорского дворца в водоворот войны, кипящий в сотнях метров внизу.
Избавившись от этого бремени и восстановив честь своей крови, золотой Ангел спешит прочь. Его долг еще не исполнен.
Сознание вернулось с первым ударом.
Резкий хруст брони о камни вырвал Завьена из темной дымки полузабытья. Чувствуя, что он катится вниз с утеса, воин с силой вогнал перчатку в скалу — керамитовый коготь, вонзившийся в камень. Астартес охнул, когда его руки с рывком выпрямились, приняв на себя вес тела и остановив падение.
На сетчатке вспыхнули руны, сигнализирующие о повреждениях, — белый шрифт, знак первой необходимости. Завьен их проигнорировал, хотя не обращать внимания на боль во всем теле было сложнее. Даже химические обезболивающие, введенные в кровь доспехом, и давно сделанные нейрохирургические операции, повышающие болевой порог, не смогли полностью подавить неприятные ощущения. Это был плохой знак.
Он вскарабкался обратно на утес, скрипя зубами, пробивая латными рукавицами отверстия в скальной стене там, где не было естественной опоры.
Взобравшись на вершину, Расчленитель подобрал выпавший из руки цепной топор и побежал, пошатываясь из стороны в сторону.
Он почти убил меня.
Нелегко это признать, потому что всю жизнь мы сражались на равных. Мои доспехи повреждены и работают на половинной мощности, но все еще помогают при беге. Позади стоит одинокий танк
