Тескатлипока знал, кто победил в битве и какой смысл имеет такая победа.
Война, подумал я, годится лишь для юнцов, у которых нет времени поразмыслить о будущем, да для стариков, уже успевших забыть свое прошлое. Остальным же надо просто жить и взрослеть.
Глава 2
Судя по описаниям старого раба, деревушка, в которой проживал Сипактли, находилась совсем близко от Койоакана. Обогнув город, мы двинулись вверх по невысокому холму, чьи склоны сплошь занимали поля. Среди этих угодий то и дело встречались крытые тростником хижины из земляного кирпича.
— Там люди живут! — со знанием дела заметил Олень.
— Нет, не живут! — возразил ему брат. — Для жилья они маловаты. Наверное, их строят огородники-горожане, чтобы укрываться от зноя во время полевых работ.
— Вы что, первый день, как на свет родились? — рявкнул на них отец. — Во-первых, говорите потише! Люди здесь живут, так что имейте к ним уважение. — И, уже обращаясь ко мне, он прибавил: — Что-то не слишком здесь жизнь кипит.
Я огляделся по сторонам, потом сказал:
— Да, я вообще никого не вижу. А может, просто работы нет в такое время года?
— Работа есть всегда, — уверил меня мой спутник. — Знал бы ты, что такое работать в поле! Посмотри-ка вон туда. Видишь зимние тыквы? Их никто еще не собрал. А ведь они потеряют урожай, если не почешутся!
Пузатые овощи и впрямь сиротливо лежали, будто всеми забытые, на подстилках из собственной ботвы. Прямо за этими тыквами я заметил невысокий холмик, который поначалу принял за обычный пригорок, пока не разглядел торчащее из него перо и почерневшие, осыпавшиеся остатки земляных кирпичей на его поверхности.
Хоть солнце и пригревало мне спину, я вдруг почувствовал озноб.
— Что это здесь произошло? — спросил я вслух, медленно выговаривая слова.
Мой спутник озадаченно насупился, разглядывая пепелище.
— Может, тут как раз жил огородник, вырастивший эти тыквы? Что, если кто-то опрокинул очаг, а Старый Бог обиделся и сжег весь дом?
Я нервно рассмеялся:
— Надеюсь, здесь жил не Сипактли.
— Я тоже на это надеюсь, учитывая, сколько мы сегодня отмахали. Надо бы походить, посмотреть вокруг. Может, встретим кого, кто скажет, где обитает этот колдун. — Он повернулся к сыновьям, но те его не замечали, занятые перепалкой.
— Я же говорил тебе, что это дома! — орал Олень на брата. — Только ты ведь тупой и не отличишь дома от енотовой норки.
Змей пнул брата по ляжке и благоразумно отбежал в сторону. Глядя, как он улепетывает, я не мог сдержать улыбки. Он был младше и, как я подозревал, сообразительнее братца, за что и заслужил мою симпатию. Он напомнил мне меня в детстве.
— Ума не приложу, что делать с этими балбесами, — проворчал Рукастый. — Скорей бы уж хоть одного отдать в школу!
— Да ну их, пусть играют, — сказал я. — Давай сами кого-нибудь разыщем.
— Ладно, давай. Эй вы, двое! — крикнул он детям. — Мы поднимемся на холм, а вы тут присматривайте за мешком, иначе все останемся голодными!
Пока мы поднимались по склону к ближайшему жилью, я все время оглядывался через плечо — словно ожидал чьего-то преследования, — но кроме двух мальчишек, резвившихся на поле, я не увидел никого.
Дом представлял собою жалкую постройку из крошащихся земляных кирпичей с плесневелой тростниковой кровлей и с замызганной циновкой в дверях, без конца хлопавшей на ветру по той причине, что никто не удосужился закрепить ее снизу. Со всех сторон лачуга была завалена мусором — битой глиняной посудой, маисовой шелухой, обсидиановой стружкой, обглоданными костями и крошевом из перьев индейки. Перед лачугой сидела на корточках старуха; ее прокаленное в полях лицо, превратившееся в кожаную маску, казалось непроницаемым.
— Сипактли? Что-то не слыхала о таком.
Рукастый перевел на меня недоуменный взгляд, и я поспешил отвернуться, боясь выдать мучившее меня дурное предчувствие.
— Ты должна его знать, — настаивал мой приятель. — Он колдун, живет где-то здесь.
— Нет здесь никаких колдунов, — отрезала старуха. — И отродясь не было. Вы ошиблись деревней. Шли бы лучше восвояси.
Озадаченный таким откровенно враждебным приемом, Рукастый попятился.
— Что здесь происходит, Яот?!
Я тревожно оглянулся на пепелище у подножия холма. Неужели мне показалось, или его правда кто- то потревожил? Вместо торчавшего из земли пера я теперь увидел огромное черное облако, полностью заслонившее собой груду руин. Внутри у меня все похолодело, когда я вдруг сообразил, что и мальчишек тоже не вижу.
Я снова повернулся к старухе:
— Кто жил в том доме?
Лицо ее оставалось неподвижным, и только в глазах мелькнуло что-то в ответ на мой вопрос. Старуха моргнула — всего один раз.
Мне показалось, она молчала целую вечность, прежде чем медленно, спокойно, но очень отчетливо произнесла:
— Не помню.
Мы с Рукастым переглянулись. Мы открыли рты одновременно, но так и не успели ничего сказать, потому что услышали снизу от подножия холма резкий, пронзительный крик:
— Отец!..
Глава 3
Рукастый примчался туда первым, так как сломя голову несся по полю, пока я все пытался определить, откуда же раздался этот детский крик.
К тому времени, когда я догнал его, все трое уже стояли посреди пепелища. Мальчишки были живы и здоровы, разве что с ног до головы покрыты серым пеплом. Змей улыбался, а его старший брат выглядел хмурым. Отец располагался между ними, теперь уже не перепуганный, а с видом судьи, пытающегося разобрать неразрешимый спор.
— Я нашел ее! — заявил Змей.
— Ага! А как бы ты ее нашел, если бы я не толкнул тебя в эту кучу? — возразил ему обиженный брат. Сейчас они были похожи на двух воинов-новобранцев, спорящих над телом своего первого пленника и пытающихся договориться, кому достанется главная награда — само тело и правое бедро.
— А что они нашли? — поинтересовался я.
Рукастый молча протянул мне какой-то предмет, уместившийся у меня в ладони. Он оказался на удивление легким и обгоревшим дочерна, но я мгновенно и безошибочно определил, что это была нижняя челюсть человека.
— Теперь понятно, почему тыквы до сих пор лежат на грядке, — заметил я.
