Осталось лишь оттащить его в кусты. И надеяться, что оклемается он не раньше, чем мы отсюда уйдем.
С моего наблюдательного пункта набережная была видна как на ладони. После вчерашнего облачность немного поднялась, но с моря по-прежнему тянуло промозглой сыростью. Я издалека заметил фигуру Сергеева, шагающего вдоль парапета.
И больше ни души.
Я поднял воротник. И тут мне в затылок уперлось что-то твердое. Холодное. И уперлось явно не по собственной воле.
Ну, кто у нас тут лох серебристый?..
А потом уже знакомый голос прошептал в самое ухо:
— Дэрнешься — убью.
В американских боевиках хороший парень в такой ситуации разворачивается и аккуратно прикладывает плохому парню в чувствительное место. Или плохой парень прикладывает хорошему парню — суть от этого не меняется. Суть в том, что в жизни такое невозможно. Нет, возможно. Когда твой противник — пацан в состоянии истерики, который оружие в жизни в руках не держал и тем более еще никого не убивал. Но я знал, чувствовал: этот спустит курок ровно в то мгновение, когда я соберусь «дэрнуться». Поэтому лучше стоять и ждать.
Тем временем «вальтер» покинул кобуру. Паршиво. Ох, как паршиво…
— А тэперь слюшай, — прошипел Минер. — Дэлать будеш, как я скажу. Понял?
— Угу.
— Мэдленно паварачивайся. Мэдленно.
Я повиновался.
— Иды впэред. И…
Краем глаза я заметил, как из кустов выходит рослый бородач и широким шагом направляется навстречу Николаю Ивановичу. Должно быть, какое-то микродвижение выдало мое желание вмешаться, потому что дуло пистолета сильнее прижалось к моему затылку.
— Я сказал: бэз глупастей… Пашел.
И подтолкнул меня в сторону парка.
Никогда не мечтал стать героем американского боевика. До этого момента.
Потому что будь я героем американского боевика, я размазал бы эту сволочь по асфальту. Медленно, тщательно и методично.
Но у нас не американский боевик. Поэтому я чуть опустил голову, чтобы холодный металл не так давил на мою затылочную кость, и побрел в сторону Приморского парка.
На этот раз мы никого не встретили. Даже дамочки остались где-то в стороне. Их счастье, на самом деле, потому что такие свидетелей не оставляют.
На площади у выхода нас ждал микроавтобус. Меня втолкнули внутрь, и тут же на моих запястьях защелкнулись наручники. Кто-то из террористов натянул на голову бумажный мешок.
Нормально. Уж без такого можно было обойтись.
Мои похитители негромко переговаривались — кажется, по-арабски. Турецкий, чеченский или азербайджанский я бы точно узнал. Время в условиях сенсорной депривации [25] тянется очень специфически. Мне показалось, что прошел час. Господа, уж не тяните — вяжите!
Тут послышался щелчок и скрип открывающейся двери, «микрик» тряхнуло, и я понял, что пополнение прибыло. Наше пополнение.
— А, Артем уже здесь, — послышался знакомый голос.
— Здоровеньки, Николай Иванович, — мрачно откликнулся я.
Замечательно. Типа, в заложники взяли. Ловись, рыбка, большая и маленькая? Только вот сомневаюсь, что на такую наживку, как мы с Сергеевым, клюнет что-то достаточно крупное…
Микроавтобус тронулся и неторопливо покатил по кривым улочкам. Похитители сидели тихо, лишь время от времени перебрасывались непонятными фразами. Сергеев благоразумно молчал. А я подождал немного и занялся делом. Чуть расслабил пальцы, выудил из правого манжета рубашки проволочку — всегда ношу ее там на всякий случай… В общем, через пару минут левый браслет наручников был открыт. От правого избавляться я не стал — во-первых, в целях конспирации, а во-вторых, в таком виде наручники превращаются в довольно грозное оружие, которое я собирался пустить в ход чуть попозже, уже на месте.
Катались мы недолго. Машина остановилась, и нас вывели наружу — прямо в мешках. Николай Иванович, вылезая, громко крякнул, давая мне понять, что я не остался в одиночестве. Моя манипуляция с наручниками, похоже, осталась незамеченной.
Дальше нас повели в какой-то подвал. Я насчитал аж пять пролетов. Неужели в Инкерман завезли? Во время поездки я пытался отслеживать направление, но и на старуху бывает проруха. Я только начал восстанавливать в памяти маршрут, когда меня усадили на жесткую скамью и сорвали с моей головы мешок.
Так и есть, подвал. Не пещера. Скорее всего, заброшенное бомбоубежище. Запах сырости, который я уловил уже давно, синюшные лампочки, свисающие с бетонного потолка на проводах… Прямо перед нами стоял старый ободранный письменный стол, на нем — открытый ноутбук. Человек за столом — невысокий, сухощавый — был одет в лесной камуфляж. Не «дубок», песочный в бурые пятна, в каком щеголяют местные морпехи, а лесная четырехцветка, притом очень качественная. Лицо он прятал под вязаной шапочкой «pasa montana», которая оставляла открытой только глаза и рот. Синеватое свечение экрана и яркая диодная лампа делали человека, сидящего за этим столом, похожим на героя ужастика, и я вспомнил, что за появление в таком головном уборе в Италии в пятидесятые расстреливали на месте без суда и следствия.
Остальные товарищи, которые нам совсем не товарищи, в количестве двадцати трех штук, равномерно рассредоточились по помещению. Все с АКМами… нет, у этого «хеклер-кох», а вот еще двое с «бизонами»… Чернявые, с короткими, явно недавно отросшими бородками. Чеченцы? Нет, что-то у них не то…
—
Я аж подскочил. Минер это или не Минер, но именно этот тип нанес мне «дружественный» визит в «Украину». Он разговаривал со мной по телефону на борту. И он же «взял» меня в парке. Да… Наш пострел везде поспел. Говорите, только в дурных боевиках Главный Злодей — всем бочкам затычка?
—
Вот ведь нервы у человека!..
— Как я нанимаю, ты хочешь абъяснений, — главарь сплел пальцы.
— Совершенно верно.
—
Сергеев спокойно кивнул.
— Понимаю. И в чем состоит… сделка?
— Ты и твой падчыненный, — он кивнул в мою сторону, — будэть…
Он выдержал паузу и по-птичьи наклонил голову набок.
— Ясно, — ответил Сергеев. Голос у него был ровный, словно разговор шел о… даже не знаю. О чисто формальной процедуре вроде подписания заранее согласованного договора, что ли. — А почему мы? Почему не журналисты?
Главарь презрительно хмыкнул.
— Журналысты… Они тоже будут. Патом… — он передернул плечами. — Сэйчас — нэ нужно. Если чэловэк тэбе враль, много раз враль — ты ему павэришь? Дажэ если он тэбе правду скажэт.
