Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова

пошёл».

Я: «Шубина говорила, что вы стеснялись письмо писать бывшему ученику».

«Не принято было в мои времена помощи искать. Никаких спонсоров таких… не знали, что это такое. Наталья, она из другого поколения… Уговорила она меня. Когда Васильев и Мельников пришли: сумму назвали, я чуть со стула не упала, такие деньги! Последнюю встречу с Толей помню. Я уже была на пенсии, но он хотел, чтоб я на собрание учителей пришла. Я пришла, а там вопрос обсуждался, что учителям — физруку и трудовику — надо зарплаты добавить. А Толя говорит: „Вон Марья Яковлевна, бывало, поговорит со своими учителями, и никто ничего не просит“. После этого подошёл ко мне и поцеловал…» (Она замолчала.) «ГОРОНО предвзято относится к нашей школе. Школа „быковская“, нет-нет, да и подкусят. Толя наш ученик был и останется на всю жизнь. Если увидите его — передайте, что мы все в ожидании его, любим его, помним».

Обуваемся, выходим. Улыбчивая пенсионерка, директор, закрывая дверь — в уменьшающуюся щель: «Отдал бы он им». И поправила очки.

С детством Анатолия Петровича всё понятно. Сын многодетной уборщицы, рано потерявший отца, доедал детсадовские булочки, средне учился, встречался с приятелями в подъездах, кутаясь в ватное пальто. Мрак и особенную, даже не сибирскую, но угольную шахтёрскую дикость жизни в Назарове особенно хорошо передают скупые показания участкового. Кстати, Димитров получил тогда вместе с назначением трёхкомнатную квартиру! Это о чём говорит? Это говорит о том, что милицейская служба в этом городке считалась не сахар, и её хоть чем-то пытались подсластить. Когда Димитровы через десять лет попали в Красноярск, он, по признанию бывшего назаровского участкового, показался им солнечным раем, царством прогресса и цивилизации. Наверное, единственным выходом из дикости жизни казался назаровским ребятам спорт. Там можно было стать известным, любимым, знаменитым, уважаемым. Даже если ты не хорошист, не отличник, но середнячок. Только с тем, что у тебя уже есть, с назаровскими, закалившимися в холоде и уличных баталиях мышцами. А в том, что все ребята хотели убежать из Назарова, сомнений нет. И сейчас хотят, бегут, убегают. Студент, боксёр, сын директора Дима немедленно, в тот же день, поздравив отца, опять сбежал в Красноярск на своей «десятке». «Город, в котором не хочется остаться?» — спросил я у него. «Не хочется остаться», — подтвердил он без смущения. Тогда, как и сейчас. Город выращивает крепких людей и отпускает их в мир.

А что сам Быков захотел заметить в своём детстве? В интервью корреспонденту «Сегодняшней газеты» в апреле 99 года, то есть на пике славы и могущества, вот что он говорит корреспонденту Г. Лукашову:

«Если я и выделялся из окружения, то только тем, что с самого раннего детства ненавидел блатных. Мое детство прошло в обстановке перенаселённых квартир и бараков. Люди, которые меня окружали, старались жить дружно, коммуной, но встречались и те, кто, пройдя школу тюрем и лагерей, стремился обидеть, отобрать, оскорбить.

Очень хорошо помню, как некоторые мои приятели, поверив блатной романтике, начинали пить, шли воровать, носили ножи, и однажды попав в тюрьму, оказывались на многие годы обречёнными на конвейер: „украл-выпил-в тюрьму“.

Боксом начал заниматься потому, что хотел быть сильным, а сил часто не хватало. Ничего, вырос и боксу научился.

В молодости стычки с блатными случались не часто, в основном, в общественном транспорте (во дворе меня знали хорошо).

Наверное, каждому знакома такая картина: переполненный автобус и какой-нибудь „лоб“ в наколках матерится, пристаёт к женщинам, задирает мужчин. А мужчины молчат. Со мной такие номера не проходили. Я мог заткнуть рот, а в случае необходимости и выкинуть из автобуса. Мной раз такие конфликты имели продолжение — „обиженные“ встречали меня возле дома для выяснения отношений. После выяснения — предпочитали не связываться. Со времён тех „сражений“ кисти моих рук хранят следы переломов, но уже тогда многие знали, что Быков себя и своих друзей в обиду не даст, и при нём лучше не бузить».

В Назарове «независимых» знакомых у меня не было. Сейчас появились. Но в мой первый визит туда я вынужден был действовать по цепочке: познакомился с одним персонажем, а тот знакомит ещё с кем-то. Какое-то количество «наколок» дала мне директриса быковской школы. На родственников Быкова мне выйти не удалось. Все говорили мне, что они живут где-то в Красноярске, в крае, но нет, не здесь. И только позднее, уже в Красноярске, вдруг обнаружилось, что сестра Быкова Надежда носит сейчас фамилию Оршич и благополучно проживает в каменном доме у самого въезда в Назарово. «Интересная женщина — хорошо говорит», — так рекомендовала мне её тележурналистка, которой удалось взять у неё интервью.

«Некоторая горечь по отношению к брату существует. Быков ей не помогал. „Руки-ноги есть, не хочу вас обижать своей помощью“, — будто бы говорил Быков в полном соответствии с декларируемым им кредо: „Помогаю только детям, старикам и инвалидам“. Недавно якобы Быков всё же „прикупил сестре какой-то магазинчик“».

Я понимал, ещё когда только решил написать книгу, что от меня будут прятать людей. Кого-нибудь спрячут. Что друзья будут рисовать мне образ Анатолия Петровича в белых ризах и с мечом добродетели в руках, шагающего по водам. Я понял и не обиделся, когда Литвяк выпил со мной в кухне и удалил. Не оставил на празднование дня рождения, опасаясь, что я увижу того или тех, кого мне видеть не надо, или же, что один из его гостей напьётся и — расскажет мне то, чего не следует говорить. Имел право защититься, нормально. Но зачем же сестру-то прятать! Что можно вытащить из сестры, помимо детских воспоминаний о родителях, матери, доме, братьях и сёстрах и бедной жизни? Перестраховались товарищи назаровцы. По их вине, может быть, нет в книге какой-нибудь душещипательной сцены о маленьком Толике. Но, к счастью, широколицый мент Димитров вспомнил отличную сцену у батареи в подъезде.

Отрочество

Александр Никитич Останин — тренер боксёрской секции клуба Назаровского угольного разреза, она же — спортшкола при ДК угольщиков. Он не был тренером Быкова, но старшим товарищем — боксёром. В костюме, при галстуке, он сидит за столом в небольшом помещении администрации спортшколы. Он разительно похож на Андрея Битова, писателя.

«Первым тренером Петровича был Ербеткин. Я тоже у него тренировался. Но я был старше на несколько лет. Когда он пришёл? Году в 73-м, или 74-м. Худой, длинный, высокий. Было желание тренироваться. Почему пришёл? Нечем было заняться. Потом, кто спортом занимался, тех ребят уважали… Желание выполнить мастера спорта было. Реакция была хорошая, быстрота, быстро двигался. Стал кандидатом в мастера. После армии тренировался, поступил в пединститут и там ещё тренировался». (Молчит. И долго.)

Ясно, что Александр Никитич хороший тренер, но сведения надо из него тянуть. «А что вне ринга-то делали? Куда развлекаться ходили?»

«Ну, дружили между собой, общались. Вон со штангистами играли в регби, Николай вон помнит».

Николай Литвяк, брат Анатолия, присутствует при разговоре, это небольшого роста широкий человек в кожанке и чёрной вязаной шапочке, — первый мастер спорта в городе Назарове. Кивает, что помнит.

Я: «А какие кумиры были? Кому хотели подражать?»

«Королев, Попенченко, Лагутин были кумиры. Потом появились записи боев Мохаммеда Али. Ну и свои бои разбирали, после каждого соревнования. Соревнования часто были. Спортивные праздники на