примерно, как он вчера рассказывал, даже чуть-чуть хуже. Никаких намеков на самооборону, даже на реальные угрозы со стороны гражданина Гусейнова. Чистая агрессия, серьезные травмы: руку сломал, два ребра, повредил челюсть. Во время расправы кричал, что скоро всем нормальным русским, которые в прошлом году шли со Столбовым Путина свергать, всем им выдадут «автоматы, патроны и лицензии на отстрел зверья». При этом в крови у героя — пять промиле. По самому происшествию ни одного смягчающего обстоятельства и ворох отягчающих. Гадкая история.
Пауза была долгой и ужасной. Татьяна понимала, что заполнить ее чем угодно было бы пошлостью.
— Сам понимаю, гадкая, гаже не придумаешь, — наконец сказал Столбов. — Что сделаю — уже сказал. Будет хороший адвокат, больше ничего не будет. Ни звонков, ни намеков, что обидели президентского друга.
Татьяна вспомнила, как в прошлом году Столбов сбежал из полпредства в питерский пригород, выпить водки с Быковым. Как они на пару разгромили местную ментовку, терроризировавшую поселок. Как Быков оказался самым рьяным и, пожалуй, даже толковым региональным организатором предвыборной кампании.
Теперь ждет суда за решеткой и помнит, что друг — уже не полпред по Северо-Западному округу, а глава государства — обещал ничего не сделать для его освобождения.
Столбов угадал ее мысли, начал сам:
— Не сделаю. Ничего не сделаю, из принципа. Кстати, спасибо за разговор — стало понятней, как говорить сегодня вечером.
«А вот на разговор со мной времени не останется», — подумала Татьяна.
В рамках тюремной реформы предлагается разработать проект пятизвездочной тюрьмы для олигархов. Дополнительная площадь, улучшенные условия питания, дополнительные свидания с родными. Одновременно вычитать с постояльца достаточно крупную денежную сумму в фонд поддержки обычных зэков.
Резолюция Столбова:
БПС.
«…заодно и помылся». Эту шуточку про баню Столбов знал с детства. Когда вырос, то понял — так и есть. И не только в смысле сексуальных забав. Баня, если, конечно, стол в соседней горнице не заставлен «пузырями», или если на каменку не лить пиво ковш за ковшом, расслабляет только тело. Голова, напротив, остается очень даже трезвой, собранной, и разговоры в простынях чаще относятся к деловым, чем за банкетным столом. Если, повторимся, не путать баню с местом тотального бухания.
Сегодняшний вечер подтверждал эту теорию. Добротный пар, заход за заходом, а в голове такая ясность, какой и утром не было.
Встреча проходила в вотчине одного из «декабристов», в полсотне километров от Рублевки. Хотел было в самом Кремле или в рублевской резиденции, но передумал. Тайных гостей у президента не бывает, а «светить» группу спонсоров победы лишний раз неохота. Да и пусть знают ребята — в Кремль вхожи на тех же основаниях, как и всякий прочий бизнес.
Решил и не пожалел. Русская банька у Александра Борисовича, олигарха среднего уровня и известности ниже средней, оказалась добротной. Видно, что хозяин знает толк: грамотно задумал, нашел грамотных исполнителей, проследил, чтобы и сделали грамотно. А этот этап, по мнению Столбова, самый сложный. На третьем этапе Русь-матушка себя всегда и губила: гениальный план, делают тяп-ляп, а мозговая лень не дает проверить — то ли самое вышло, что планировали.
У Александра Борисыча не так. Пригнанные досочки полок, моют их часто и хорошо, каждый раз баня, как новая. Каменка выложена так, что пар от поддачи идет к потолку равномерным облаком и окутывает тело, будто райская дева махровым полотенцем растирает. Венички всех сортов, хорошо замочены, в руку сами ложатся. Даже дверь из парилки — с реверсом, а в коридорчике, едва дверь приоткрыта изнутри, на стенах загораются две стрелки. Одна — на бассейн с душевой, другая — путь подольше, во двор, к озерцу, к полынье.
Поэтому Столбов попарился от всей души. Лишний раз взгрустнул о своей баньке в оставленном Зимовце. Казенные бани в Кремле, на Рублевке — не то. Говорят, хороша в Селигерской резиденции, но туда еще не добирался.
Сделал четыре захода — разминочный и три основных. Сам попарился, позволил себя вениками похлестать. Желающих приблизиться к телу национального лидера нашлось немало.
— Не забьете вениками? — усмехнулся Столбов.
— Нет, — серьезно ответил Луцкий, сжимавший в правой руке букет банного удовольствия. — Какой смысл тебя убивать? Сам же знаешь, в каком мы списке, так что без тебя жить нам недолго. А самоубийство — грех, сам сколько раз говорил.
После второго захода Столбов окунулся в бассейне. Потом отважился на прорубь. В четвертый раз опять прыгнул в ледяную воду, подсвеченную разноцветными огнями, будто рядом — новогодняя елка. Из проруби вернулся уже не в парилку — под душ. И понял: пора сидеть.
Сидели за общим столом. Наблюдалась банная демократия: хочешь — плесни виски, хочешь — держи запотевшую пивную бутылку, хочешь — чокайся кружкой с чаем. Столбов так и делал. И ждал, когда же дойдут до темы, ради которой сюда приехал.
Сначала говорили о баньках, их обустройстве и всяческом здоровом фитнесе. А потом без околичностей перешли к главному.
Начал Александр Борисыч, по праву хозяина:
— Спасибо, Михаил Викторович. Мы опасались поначалу, что ваша зимовецкая корпорация полным составом войдет в правительство и прочие структуры. Могло бы повториться то, на чем обжегся Путин, когда отблагодарил своих друзей из Конторы. Когда до потоков и источников дорывается совсем нищая шпана, это еще не страшно — насосутся и другим дадут. А у этих ребят, у фээсбешников и, вообще, путинских друзей, деньги были еще в девяностые. Понятно, другие деньги, небольшие. Но что такое власть, они знали и раньше. В девяностые узнали, что такое деньги. А потом — раз! И у них большие деньги. И так к ним азартно присосались, что даже их «папа» Владимир Владимирович, при всем его уме, ничего с ними сделать не смог. Воли не хватило.
— А мне хватить должно? — спросил Столбов.
Александр Борисыч будто не понял вопрос. Или, скорее всего, свой монолог подготовил заранее.
— Вы с самого начала решили поиграть в равноудаленность. Но не получится. Все равно найдутся те, кто чуть-чуть ближе к вам. Так было, так и будет.
«Все равны, но я хочу быть чуть-чуть равнее других», — вспомнил Столбов слова Татьяны. Говорила она их часто, когда, начиная с декабря, приходилось отбиваться от подобных просьб.
— Не возражаете? Это хорошо. Вам все равно придется иметь некий близкий круг, группу соратников. Не захотите ее иметь, или иметь тайную, скрытую — тогда проблемы. Это, извините, как в случае с вдовствующей королевой: пока жива, женихи не переведутся. Только ухаживание может выйти чересчур наглым. Вплоть до хулиганств: мол, возьмите меня к себе, а то я вот какой опасный. А в нашем случае никого искать не надо. Кто мы? Люди, не побоявшиеся спонсировать вашу кампанию…
— Спасибо, — прервал его Столбов.
— Люди, не побоявшиеся пойти против Путина, поэтому оказавшиеся в разных тайных списках. Списки все еще существуют, поэтому мы, без шуток, жизненно заинтересованы, чтобы вы жили и правили. Опять-таки, мы — треть всей российской промышленности. И, заметьте, патриоты.
«И не поспоришь», — подумал Столбов. Оглядел собеседников, рассевшихся за овальным столом — компромисс между равенством и почтением. Вот они, медные, алюминиевые, сотовые, пищевые, водочные
