В романе есть и сентиментальные эпизоды, написанные по образцам европейской прозы XIX, а порой и XVIII века. Мы можем найти в повествовании, следуя за логикой отношений с поклонниками Фроны Уэлз, даже черты современного «дамского романа», не говоря уж о романах приключенческих — действительных и мнимых (последние в изрядном количестве выдуманы претендентом на руку героини Сэн Винсентом, журналистом по профессии и дамским угодником).
И, наконец, еще одна составляющая романа — уголовно-детективная, связанная с убийством некоего Джона Борга и скоропалительным смертным приговором импровизированного и самозваного суда, вынесенным подозреваемому в тяжком преступлении Сэн Винсенту.
Поскольку роман все же преимущественно светский, в нем больше рассказывается о «покорителях Севера», чем об экзотике.
Каков же высокий смысл писательского повествования?
Хорошо изучив трафареты традиционного европейского романа, писатель пытается ответить на им же самим поставленный вопрос: каковы должны быть в идеале американские женщины и их мужчины? Здесь ребром поставлен вопрос о типе современной для той поры новой культуры.
Самой Фроне не нравится мужчина, который обладает высоким интеллектом, но лишен мужественности. По этой причине она и отвергнет Грегори. Настоящий мужчина должен быть и физически крепким, и духом силен.
Она гордится своей расой: «Но в конце концов одна из причин того, что мы соль земли, и кроется в том, что мы имеем смелость высказывать это».
Она сама отнюдь не салонная героиня, хотя с большим вдохновением играет Нору в любительском спектакле («Кукольный дом» Г. Ибсена). Золотоискателям, таким как ее отец Джекоб или друг семьи и защитник девочки Фроны Мэт Маккарти, катастрофически недостает элементарной культуры. Чуть что, они готовы хвататься за кольт — для разрешения пустяковых противоречий. Недаром в одном из самых откровенных диалогов отца с дочерью тот признается, что ничего не смыслит в искусстве, поэзии, музыке.
Подобно будущему булгаковскому герою владелец рудников, пароходных компаний однозначно осуждает мужскую трусость и тут же высказывает несколько непривычные для нас сентенции: «Масса — ничто; личность — всё; индивидуум всегда управляет массой и диктует ей свои законы». В другом месте он советует барону Курбертэну стрелять, «если у вас ружье». Это единственный для него весомый аргумент. С дочерью, конечно, отец Уэлз более деликатен, ведь женщины, по его мнению, сделаны из другого теста, чем мужчины. Отец не советует дочери выходить замуж за человека, по его мнению, пустого. Лучше уж быть «матерью-одиночкой», как у нас принято выражаться. Однако на деле Фрона не такая уж нежная и любящая ближних девушка. Достаточно припомнить, как она едва не огрела плетью своего возлюбленного, когда их собачьи упряжки поравнялись, — за то, что тот напомнил ей о правилах приличия.
Хотя в разных эпизодах и совмещенных, синтетических формах романа Фрона неодинакова, но это уже тип новой женщины XX века, который сродни и нашей пулеметчице Анке, и всякого рода партийно- руководящим дамам, как бы читатель или читательница к такого рода женщинам ни относились. Эмансипация и безалаберность общественной жизни сделали свое дело. Тут есть немало и положительных моментов, особенно в освещении Джека Лондона. Писатель идеализирует свою героиню. При всех своих достоинствах и социальном весе она исповедует примитивную индейскую мораль — священную «веру в пищу и кров». Это значительно утепляет образ. Все великие истины просты.
Участие активной личности в общественном процессе, в том числе и женщины, — с ее тонкостью чувств, интуицией, культурой, опирающейся на образованность, на почтительное отношение к собственным предкам и семейным традициям, — вот проблемы романа Джека Лондона, его мораль и идеалы. А если к этому еще добавить рискованные передвижения по бесконечной и безмолвной пустыне, трагические происшествия с покорителями Клондайка, экзотическое окружение и ситуации (ведь отбившаяся от своих Фрона знакомится с инженером Вэнсом Корлисом в его промокшей палатке в тундре, куда строгий хозяин пустил ее обсушиться и переночевать) — вот слагаемые «Дочери снегов».
Увлекательное повествование и неясное беспокойство «в гуще бурного потока» «обезумевших от жажды золота людей», томительное и не всегда безопасное ожидание встречи со своими близкими, прекрасные северные пейзажи с неизменным полярным сиянием, враждебность индейцев, особенно к белым женщинам, грубость и наглость собственных соотечественников, разрушающие всякие привычные романные клише, — все это подчеркивает необычность романа. Многие приемы и находки этого произведения будут применены в киносценарии, а затем и в романе «Сердца трех». Конечно, «Дочь снегов» — менее цельна и менее реалистична, чем «Мартин Иден», но в этом произведении уже немало ценных художественных находок и открытых автором повествовательных возможностей, порой даже впечатляющих ситуаций, знаменующих обретение собственного стиля и переход автора к произведениям другого масштаба и качества.
«Сила сильных» — сборник «разрозненных» и существенно отличающихся один от другого по тематике рассказов, написанных в конце 900-х и в начале 10-х годов XX века и вышедших отдельным сборником в канун Первой мировой войны (1914). Здесь нет единого хронотопа (пространственно- временного единства), но цикл рассказов выглядит крепко сбитым и сцементированным единством проблематики, выраженной не слишком изящным крылатым индейским тавтологическим выражением — «сила сильных». Это также своеобразный бренд, лозунг, призыв к выживанию в нашем противоречивом и небезопасном мире.
Первое произведение, давшее название всему циклу, — полуаллегорический рассказ одного «живого» индейца, который представляет здесь свою жизнь и пережитое им самим и его племенем рыбоедов как краткую историю всего человечества. Люди его племени сперва жили на деревьях, потом перебрались в пещеры, питались исключительно честно выловленной рыбой — без всяких хитростей и приспособлений, затем занялись разведением коз — по примеру своих кровных врагов мясоедов, наконец, обзавелись семенами пшеницы и стали выпекать не только хлеб, но и гнать из нее огненную воду.
Наряду с такими технико-экономическими достижениями начинается неминуемое расслоение племени, из него выделяются вожди, воины-охранники, шаманы-предсказатели, богатеющие Жирные, изобретатели всяких новшеств и даже собственный певец — самый ничтожный из соплеменников по прозвищу Жук. Долгий конфликт с мясоедами из-за женщин, из-за съестных продуктов еще больше усиливает дифференциацию среди соплеменников. Но проиграв несколько раз своим соседям, рыбоеды учатся побеждать. Их сила — в единстве, в согласованности действий, в неминуемом процессе разделения видов труда и общественных функций. Тут же появляются уже и самобытные характеры, определяемые с поэтической наивностью полудикого племени очень точно и по одному признаку. У героев — говорящие прозвища, иногда прозвища-характеры.
Внешне перестройка образа жизни и сознания рыбоедов закончилась как будто неудачей, их победили более сильные и с большим опытом мясоеды. Образовалось одно племя, но певец рыбоедов — уродливый и плюгавый Жук — уже перестроился и стал воспевать подвиги своих недавних врагов за кусок солонины и чашку маиса. И объединенное даже таким беспардонным образом племя стало все же намного сильнее.
Такова и большая человеческая история, представленная в конкретном и веселом миниатюрном изложении.
Рассказ «По ту сторону черты» (1909) переносит нас уже в начало XX века.
Джек Лондон тонко представляет эволюцию подкупленного защитника существующего общественно- экономического строя. Фредди Друммонд — ортодоксальный профессор социологии в Калифорнийском университете, осуждающий несознательность рабочих и, в конце концов, переходящий к ним через черту — на другую сторону разделительного для богатства и нищеты рва.
В персонаже осуществляется весьма симптоматичное раздвоение личности. Здесь полуиронически, а порой и издевательски, излагается история собственной социалистической борьбы писателя за американскую революцию.
Помимо общественных переворотов и мятежей, существует еще и тихое, индивидуальное террористическое безумие маньяков, для которых жажда мести и собственное черное самоутверждение выше каких-либо нравственных ограничителей. Таким безумцем и «врагом всего мира» оказался герой
