— Он не более похож на профессора, чем ты на доктора, — заметила женщина.
— Благодарю вас, — сказал Месснер. Затем, обратившись к ее спутнику, спросил: — Между прочим, могу ли я узнать ваше имя?
— Хейторн, если вы мне поверите на слово. Я оставил визитные карточки вместе с цивилизацией.
— А это миссис Хейторн? — улыбнулся Месснер, слегка кланяясь ей.
Хейторн хотел спросить имя собеседника. Он уже раскрыл рот для вопроса, но Месснер продолжал:
— Кстати, доктор, быть может, вы сумеете удовлетворить мое любопытство. В академических кругах, года два-три назад, произошел скандал. Жена одного из профессоров английского языка, — простите мне этот легкомысленный рассказ, миссис Хейторн, — исчезла с каким-то доктором из Сан-Франциско, хотя я не помню его имени. Помните ли вы этот инцидент?
Хейторн кивнул головой:
— Да, в свое время это произвело большой шум. Его имя было Уомбл — Грехэм Уомбл. У него была громадная практика. Я был с ним немного знаком.
— Очень хотел бы знать, что с ними сталось? Быть может, вы что-нибудь слышали? Они не оставили никаких следов.
— Они очень ловко скрыли все следы. — Хейторн откашлялся. — Был слух, что они отправились в Южные моря и там погибли на торговом судне во время тайфуна.
— В первый раз об этом слышу, — сказал Месснер. — Вы помните этот случай, миссис Хейторн?
— Отлично, — отвечала она, и спокойный ее тон совершенно не вязался с лицом, искаженным гневом. Она отвернулась, чтобы Хейторн не заметил.
Тот снова хотел было спросить имя Месснера, но последний продолжал:
— Я слышал, что этот доктор Уомбл был очень красив и имел большой успех у женщин.
— Ну, во всяком случае эта история прикончила его, — проворчал Хейторн.
— А женщина была, кажется, очень сварлива. Я слышал в Беркли, что жизнь ее мужа была не из приятных.
— Я ничего об этом не слышал, — возразил Хейторн. — В Сан-Франциско говорили совершенно другое.
— Женщина-мученица? Распятая на кресте замужества?..
Доктор утвердительно кивнул. Серые глаза Месснера казались сдержанно-любопытными. Он продолжал:
— Как и следовало ожидать, были две точки зрения. Живя в Беркли, я знал только одну сторону дела…
— Пожалуйста, еще кофе, — сказал Хейторн своей спутнице. Женщина наполнила его чашку и рассмеялась легким смехом.
— Вы сплетничаете, как две старые дамы.
— Это очень интересно, — улыбнулся ей Месснер и продолжал разговор с доктором.
— Муж, по-видимому, имел неважную репутацию в Сан-Франциско.
— Наоборот, он был педантичен, — выпалил Хейторн с несколько излишней горячностью, — маленький ученый сухарь, без единой капли красной крови в теле.
— Вы его знали?
— Нет, я никогда его не видел. Я не вращался в университетских кругах.
— И опять одностороннее мнение, — заметил Месснер. — Хоть внешне он и не представлял собой ничего особенного, все-таки едва ли был так уж плох. Он принимал деятельное участие в студенческом спорте. И не лишен был некоторого таланта. Он написал однажды пьесу, имевшую крупный местный успех. А потом я слышал, что его должны были назначить заведующим секцией английского языка. Но произошел этот казус, и он вынужден был уехать. Это разрушило его карьеру — так по крайней мере казалось. Во всяком случае, мы считали, что он окончательно выбит из строя. Думали также, что он очень любит свою жену.
Хейторн закончил пить и, зажигая трубку, неясно пробормотал, что все это его мало интересует.
— Хорошо, что у них не было детей, — продолжал Месснер.
Хейторн взглянул на печь и сказал, надевая шапку и перчатки:
— Я пойду за дровами. Тогда можно будет снять обувь и расположиться поудобнее.
Дверь с шумом затворилась за ним. Целую минуту длилось молчание. Мужчина оставался в том же положении на кровати. Женщина сидела на ящике, лицом к нему.
— Что вы собираетесь делать? — резко спросила она.
Месснер посмотрел на нее как будто с ленивой нерешительностью.
— Как вы думаете, что я должен сделать? Ничего театрального, надеюсь? Видите ли, я устал и окоченел от дороги, а эта лежанка очень удобна для отдыха.
Она кусала свою нижнюю губу, и видно было, что ей стоит большого труда сдержаться.
— Но… — начала она возбужденно, затем сжала кулаки и остановилась.
— Я надеюсь, вы не хотите, чтобы я убил мистера Хейторна? — сказал он мягко, почти умоляюще. — Это было бы очень грустно и, уверяю вас, совершенно не нужно.
— Но вы должны что-нибудь сделать! — воскликнула она.
— Наоборот, можно себе представить, что я ничего не должен сделать.
— Вы останетесь здесь?
Он кивнул.
Она взглянула с отчаянием вокруг и остановила взор на неразвернутом постельном свертке.
— Ночь приближается. Вы не можете здесь остаться. Вы не можете! Я говорю вам: вы не можете!..
— Конечно, могу. Я мог бы вам напомнить, что первый нашел эту хижину — и вы мои гости.
Снова ее глаза оглядели комнату и остановились на второй кровати.
— Тогда мы должны уйти, — заявила она решительно.
— Это невозможно. У вас сухой, прерывистый кашель, — мистер Хейторн так профессионально его описал. Вы уже отчасти простудили себе легкие. Он — доктор и никогда не допустит этого.
— Тогда что же вы намереваетесь сделать? — тихо спросила она. В ее тоне была такая напряженность, что казалось, следует ждать незамедлительного взрыва.
Месснер смотрел на нее почти по-отечески: так много было в его взгляде сострадания.
— Дорогая Тереза, я уже сказал вам, что не знаю. Я еще об этом не думал.
— О! Вы сводите меня с ума! — Она вскочила на ноги в бессильном гневе. — Вы никогда не были таким!..
— Я весь был — мягкость и нежность, — согласился он. — Не поэтому ли вы меня оставили?
— Вы так изменились, вы так ужасно спокойны. Вы пугаете меня. Я чувствую, что вы задумали что-то ужасное. Но что бы вы ни сделали, не делайте ничего безрассудного. Не выходите из себя.
— Я никогда больше не волнуюсь, — прервал он ее. — С тех пор, как вы ушли.
— Вы стали гораздо лучше, — ответила она.
Он усмехнулся.
— Пока я обдумываю, что должен сделать я, слушайте, что должны сделать вы. Вы должны сказать мистеру… Хейторну, кто я. От этого наше пребывание в хижине может стать более приятным, я бы сказал.
— Зачем вы последовали за мной в эту ужасную страну? — спросила она неожиданно.
— Не думайте, Тереза, что я приехал сюда искать вас. Подобными предположениями ваше самолюбие не должно обольщаться. Наша встреча — чистая случайность. Я бросил академическую жизнь и должен был куда-нибудь поехать. Откровенно говоря, я очутился в Клондайке, так как меньше всего рассчитывал здесь встретить вас.
В дверях раздался шум у замка, затем дверь открылась, и Хейторн вошел, неся охапку дров. При первом же звуке за дверью Тереза принялась убирать посуду. Хейторн снова вышел, чтобы принести еще дров.
