мяса мы съели, а остальное приберегли. В полдень Коллинз пошел погулять и не возвратился. Это было ужасным ударом для Гановера; он решил немедленно бежать, и я с трудом уговорил его остаться до утра. Что касается меня, то я был уверен в скором окончании забастовки и решил возвратиться в Сан- Франциско.
Утром мы отправились в дорогу, причем Гановер с пятьюдесятью фунтами конины, привязанной к седлу, поехал на юг, а я с таким же вьюком — на север. Маленький Гановер остался жив, и я уверен, что до конца жизни он будет всем надоедать рассказами о своих приключениях.
Я доехал только до Белмонта, когда трое полицейских отняли у меня мой провиант; они сообщили, что положение становилось все хуже и хуже, что у М. Р. С. огромный запас провизии и они могут продержаться еще несколько месяцев. Я поехал дальше, но возле Бадена на меня напали двенадцать человек и отняли лошадь. Двое из них были полисменами из Сан-Франциско, а остальные десять кадровыми солдатами. Это было дурным признаком. Очевидно, положение действительно ухудшилось, если даже солдаты начали дезертировать. Я отправился дальше пешком, а они разложили костер и прирезали последнюю из Дейконовских лошадей. В довершение всего я вывихнул себе ногу и с трудом добрался до южной части Сан-Франциско. Всю ночь я пролежал в каком-то сарае, дрожа от холода и сильнейшей лихорадки. В этом сарае я провалялся двое суток, после чего, опираясь на самодельный костыль, кое-как добрался до города.
Я не ел трое суток и очень ослабел. Мне помнится как во сне, что мимо все время проходили отряды регулярных войск и полицейские с семьями, шедшие для безопасности большими партиями. Придя в город, я вспомнил вдруг тот дом, в котором жила семья рабочего, накормившего меня обедом за серебряный кубок. Мучимый голодом, я направился туда; уже стемнело, когда я начал с трудом взбираться по лестнице. У меня закружилась голова, но я успел постучать костылем в дверь, после чего, должно быть, потерял сознание. Я очнулся в кухне, кто-то обтирал мне лицо мокрым полотенцем и вливал в рот виски. Я стонал, задыхался и бормотал, что у меня нет больше серебряных кубков, но что я им впоследствии заплачу, если они меня накормят. Хозяйка перебила меня.
— Ах вы бедняга, — сказала она, — разве вы не слыхали, что забастовка прекращена сегодня утром? Конечно, мы вас сейчас накормим.
Она начала хлопотать. Достала копченой ветчины, собиралась ее поджарить.
— Дайте мне скорее хоть один кусочек, — попросил я.
И с наслаждением уплетая ветчину, я слушал рассказ ее мужа о том, что все требования М. Р. С. удовлетворены. Телеграфное сообщение было уже восстановлено, и ассоциации хозяев всюду пошли на уступки. Поскольку в Сан-Франциско не оставалось больше предпринимателей, то за них поручился генерал Фолсом. С завтрашнего дня должны были начать ходить пароходы и поезда; жизнь восстанавливалась.
Так закончилась всеобщая забастовка. Мне бы не хотелось пережить ее вторично. Это куда хуже войны! Всеобщая забастовка — жестокое и безнравственное дело. И человеческий ум должен был бы научиться управлять промышленностью более достойным образом.
Гаррисон продолжает служить у меня шофером. М. Р. С. потребовал, чтобы все служащие заняли свои прежние места. Браун ко мне не возвратился, но остальная прислуга вернулась и работает до сих пор. Я не мог сердиться на них за пропажу серебра и провианта — в конце концов, несчастные спасали свою жизнь.
Я тогда не решился отказать им, а теперь уже не могу этого сделать, ибо все они — члены М. Р. С.
Тирания организованного труда превышает меру человеческого терпения. Нужно что-то предпринять!
КОММЕНТАРИИ
По легенде, люди, родившиеся в темное время суток, обладают необычными качествами в отличие от родившихся днем. Загадочность заглавия «Рожденная в ночи» подтверждается тематикой произведения: запредельное психическое состояние, особенность личности, а также реликтовые свойства человеческого характера.
Элемент неведомого большинству нормальных людей психического свойства составляет как бы своеобразную изюминку привлекательного повествования. Научная фантастика, порою весьма свободная, соседствует здесь со строгим реализмом социально-психологических и конкретно-исторических типов персонажей. Но привлекательность остается.
Джек Лондон выступает как мастер сюжетно-композиционных сдвигов пластов повествования, великолепных повторов ситуаций на его новом витке, преимущественно параллельного, а не собственно ступенчатого развития конфликтов. Будучи мастером динамического сюжета, писатель теперь как бы обкатывает его в разных, порою несовместимых параллельных плоскостях. И вымышленное им состояние героев трудно порою отделить от реально существовавшей или возможной ситуации.
Героиня рассказа случайно прочитывает цитату из произведения американского писателя- трансценденталиста Генри Торо. Так она узнает о необычных свойствах «рожденных в ночи». Эта бедная женщина покинула мир изнурительной городской цивилизации, ушла от мужа, держащего кабак и женившегося на ней в поисках бесплатной посудомойки-официантки, и отправилась в край величественных гор и прозрачных как слеза рек, где нашла золотой клад. После длительных скитаний она обрела приют в племени индейцев, где стала помогать детям каменного века и принесла им в дар свои сокровища. Так Люси становится индейской принцессой,
Но потребность в любви заставляет гордую правительницу Люси самой сделать предложение весьма заурядному искателю приключений, некоему Трифдену. Однако американец не представлял себе жизни без звона трамваев, электричества, пустопорожней болтовни за стаканом виски. Ритуально-возвышенная жизнь «принца» при такой знатной правительнице показалась ему скучной и тягостной, поэтому Трифден соврал принцессе, что он женат. Лондон показывает, что современный человек уже просто не может ни жить в строгих нравственных рамках, ни полагаться на свою интуицию, ни слушать свой внутренний голос, который услышала в себе принцесса Люси, когда настал ее час пробуждения. Образ неповторимой и прекрасной женщины живет в сознании современных мужчин как недоступная мечта, как недостижимый идеал, но приблизиться к чуду они попросту трусят.
Америка — страна по существу интернациональная. Англо-саксонская, негритянская, индейская и испанская культуры во времена Джека Лондона развивались как бы самостоятельно, и на бытовом уровне можно было ощутить как некоторое их сближение, так и очевидную их несовместимость. Этому явлению посвящен рассказ «Безумие Джона Харнеда». Американец ухаживает за уроженкой Эквадора и влюбляется в нее. Вдвоем они оказываются на бое быков, любимом зрелище эквадорцев. Харнеду представление кажется жестоким и бессмысленным.
Неподалеку от пары в ложе с охраной сидит номинальный президент страны, рядом — богатый предприниматель, владелец плантаций какао, пайщик нефтяных разработок, имеющий виды на героиню. Здесь зерно будущего конфликта.
В ходе боев между мужчинами возникла перепалка. Американец, обезумев, изо всей силы ударил предпринимателя. Друг пришел тому на помощь. Солдаты из охраны президента бросились в ложу участников потасовки. Американец вырвал у одного из них винтовку и уложил насмерть семерых, в том числе и охранника, дубася противников по головам прикладом.
Незапланированное «представление» на трибуне как бы явилось зеркальным отражением ситуации на арене. Это очень выразительный художественный прием. Ситуация прокручивается как бы в ином измерении, но суть практически та же.
Культурные нормы и стереотипы, по Джеку Лондону, заложены в подсознании, и человек не может в одночасье переродиться, особенно если он убежден в какой-то своей, не знакомой другим, правоте.
