Уверенность Сирин таяла, и она уже начала подумывать, не стоит ли и в самом деле уступить, но гордость не позволила ей сделать этого. Она даже не посмотрела на стакан, который поднесла ей Екатерина, и вернулась назад, к остальным заложникам, жадно пожиравшим стакан глазами, но царь и не подумал оделить всех. Он мрачно глянул на задиристого татарина и выпил оба принесенных стакана, затем кивнул, точно соглашаясь с какой-то пришедшей ему на ум мыслью:
— Ты первый человек, который отказался выпить со мной, парень! Посмотрим, будешь ли ты так же смел и завтра. Уведи его, Тарлов. Завтра утром я хочу видеть вас у причала, где пришвартован «Святой Никодим». — Царь захихикал как мальчишка, который подсыпал сестре в постель настриженного конского волоса и теперь подглядывает, как девчонка ерзает и ворочается от нестерпимого зуда.
3
После бессонной ночи и завтрака, за которым Сирин пришлось выслушать немало упреков, ее вместе с другими заложниками усадили в лодку и повезли вниз по Неве. Ночевали они в огромном, пока еще недостроенном, каменном здании — дворце князя Меншикова. Там не было даже крыши, а сырость и холод не делали ночевку приятной: к утру одеяла оказались совсем влажными, и все же по дороге к реке Сирин поняла, что они еще хорошо устроились по сравнению с рабочими. Бедолаги, возводившие дворец Меншикова, ютились в землянках, кое-как прикрытых ветками, во время дождя их нещадно заливало водой. Они надрывались, работая голыми руками, таскали землю в плетеных корзинах, а то и в полах своих ветхих кафтанов. Теперь Сирин ничуть не удивлялась, что люди эти не желали сменить свою одежду на платье нового покроя, как велел им царь, в таком они много бы не унесли.
Пока они плыли по Неве, им навстречу попался остров, где суетилось несколько сотен рабочих. Ваня, который и сегодня сидел рядом с Бахадуром, махнул рукой в сторону уже почти готового сооружения:
— Это Петропавловская крепость.
Сирин кивнула, не в силах оторвать взгляд от крепости, которая большей частью состояла из земляных валов, укрепленных толстыми бревнами, а пушки на стенах, уставившиеся в небо, выглядели устрашающе.
Одна из четырех угловых башен была достроена только наполовину, и Сирин с удивлением разглядывала массивные каменные блоки, из которых та была сложена. И здесь сотни, а то и тысячи людей ютились в нечеловеческих условиях. Она содрогнулась, когда представила, что царь с легкостью может отправить ее и остальных заложников на подобные работы. В сто раз лучше быть солдатом, даже если в душе все переворачивается при мысли о том, чтобы сражаться на стороне русских.
— Ты, кажется, все же боишься того, что там задумал на твой счет царь? — усмехнулся Ваня. — Тогда не надо было вчера отказываться от водки! От одного стаканчика ты бы не умер, а батюшка Петр Алексеич остался бы доволен. Кто знает, глядишь, и тебя бы послал в Кадетский корпус, стал бы ты царским офицером, поручиком, а то и капитаном, как Сергей Васильевич.
Сирин только фыркнула в ответ, но Ваня, ничуть не смутившись, продолжал. Бахадур в его фантазиях дорос уже до генерала, когда рулевой неожиданно круто заложил руль, так что лодка вильнула в сторону, едва не черпнув бортом воды. Остап испуганно вскрикнул, Ильгур тут же отпустил язвительную шуточку на его счет, хотя и сам побелел как полотно.
Сирин почти не обращала внимания на то, что творится вокруг, она не могла оторвать взгляда от кораблей, показавшихся вдали. Они похожи были на дворцы, покачивавшиеся на волнах, и высоко возносили мачты, упиравшиеся, казалось, прямо в небо. Над самыми большими развевались знамена с крестом из четырех пересекавшихся полос на темном фоне, над другими реяли бело-сине-красные флаги или разноцветные вымпелы.
Вдалеке за ними виднелись парусники поменьше, на которых подняты были белые знамена с голубым косым крестом.
— Это царский флот! Самые большие — фрегаты и корветы, а там вдалеке — галеры. — Сирин следила за Ваней, указывавшим на длинные и узкие корабли с низкими бортами, невысокой мачтой и множеством весел, которые щетинились по бокам. По крайней мере, тут с первого взгляда было видно, как корабли приводятся в движение. Толстобрюхие фрегаты, казалось, перемещались по волшебству.
Лодка их причалила к кораблю с двумя мачтами. Сирин с нескрываемым любопытством разглядывала беспорядочную путаницу канатов, с обеих сторон тянувшихся к верхушке мачты, и перекладины, возвышавшиеся над палубой.
Царь уже стоял наверху, на палубе. Он, казалось, немало забавлялся, видя напуганных степняков, которым возвышавшийся корабль казался воротами в ад.
На носовой части корабля, сбоку, Сирин заметила доску, которую вчера разрисовывал царь, он, наверное, хотел дать имя кораблю и поселить на нем доброго духа, который защитил бы судно.
Петр бросил вниз конец веревочной лестницы и, довольный, наблюдал, как неуклюже и опасливо преодолевали заложники высоту в полтора человеческих роста. Когда наступила очередь Сирин, царь внезапно нагнулся и резко дернул за верхний конец лестницы, от неожиданности она чуть было не сорвалась и судорожно вцепилась в скользкое дерево перекладины. Отдышавшись, Сирин снова медленно полезла вверх. Когда она добралась до поручней, царь протянул ей руку. В первый момент Сирин испугалась, что он собрался столкнуть ее в воду, но Петр крепко ухватил ее за руку и втащил на борт.
— У тебя нервы, как просмоленные канаты, парень! Посмотрим, что ты скажешь, когда в лицо подует морской ветер. — За ночь настроение царя переменилось к лучшему. Он помог взобраться на корабль маленькому Остапу и приказал матросам позаботиться, чтобы заложники поднялись на корабль как можно быстрее. Но нетерпение Петра было еще сильнее: он приказал отдать швартовы, когда последний из заложников, Йемек, только начал подниматься наверх.
Оторвавшись от берега, парусник закачался на волнах. Остап и еще некоторые из заложников, не удержавшись, повалились на палубу. Матросы, у которых татары только путались под ногами, не скупились на ругательства, так что вскоре все пассажиры столпились в кучу на носу корабля. На Сирин матросы тоже покрикивали, но ее оттеснили к корме, где стоял царь. Он был ее главным врагом, и если Сирин хотела исполнить свою миссию, следовало подобраться к нему как можно ближе.
Петр Алексеевич, улыбаясь, встал у руля и прикрикнул на своих людей:
— Ставьте фок, лентяи! Да поживей!
Несколько матросов бросились к передней мачте и ослабили веревки, которыми были обвязаны обе поперечины и какие-то тюки грубого полотна, другие по команде офицера натягивали толстый канат. На какое-то время Сирин забыла о планах цареубийства, завороженная происходящим. Верхнее бревно, оставаясь строго горизонтальным, заскользило ввысь, за ним тянулась трепещущая, наполнявшаяся ветром стена паруса. Корабль побежал быстрее, совсем как маленькие речные суда, когда они плывут вниз по течению. Теперь Сирин поняла: чтобы двигать даже такой большой корабль, не нужно помощи злых духов. Сила ветра, который дул здесь сильнее, чем на суше, несла корабль вперед. Гребцов для этого не требовалось вовсе.
Берега Невы остались позади, корабль вырвался на простор пенистых волн Финского залива. Матросы подняли еще один парус, куда больше первого, который они называли «грот», и еще несколько на самом верху мачты. «Святой Никодим» наклонился набок, так что палуба встала косо и ходить по ней было небезопасно. Сирин удавалось скрывать свой страх, хотя это и стоило ей немалых усилий. Впрочем, когда она увидела, в каком восторге пребывает царь, то поняла, что опасность им не угрожает. Это успокаивало.
Петр, казалось, наслаждался ветром, бившим в лицо и свистевшим в ушах. Заметив взгляд юного татарина, он весело подмигнул ему:
— Такого ты еще не видел, да, малыш?
Сирин покачала головой:
— Ни разу. Это похоже на волшебство.
— Оно и есть! Когда я стал царем, в России не было ни одного корабля, а нынче я готов помериться силами со шведами на море. — Царь явно радовался детскому удивлению Бахадура и восторгу на лице
