мужчины становятся такими грубиянами, когда у них что-то не удается.
— Меня послали за тобой, — неожиданно сказал Ильгур. — Кирилин вернулся от короля и намерен поговорить со всеми нами.
По лицу сына эмира Сирин заметила, что разговор их предводителя с королем, видимо, окончился не слишком успешно, и ей стало любопытно, о чем намерен говорить Кирилин, поэтому она пошла вслед за Ильгуром в отведенную им часть лагеря.
Рота Кирилина уже насчитывала менее пятидесяти человек, но, по крайней мере, с ними уже обращались как с союзниками, а не как с пленными. Им вернули оружие, и все они, в том числе и сибиряки, приступили к нормальной полевой службе. Ильгур стал унтер-офицером, а Сирин и здесь получила чин прапорщика. Впрочем, равные в чине русские поглядывали на нее с ревностью, недовольные тем, что Кирилин включил татарского мальчишку в узкий круг доверенных людей. Но для Сирин такое почти фамильярное обращение бывшего гренадерского капитана было не признанием, а лишь еще одним источником неприятностей — ежедневно ей приходилось выслушивать пьяную болтовню человека, все больше внушавшего ей отвращение.
Кирилин был не единственным, кто ни часу не оставался трезв, — в лагере было более чем достаточно спиртного, чтобы обеспечить всех. Это был не аквавит, которому шведы приписывали медицинские свойства, а русская водка — не так давно отряд фуражиров обнаружил плохо замаскированный тайник с большим количеством бутылок, и голодные солдаты напивались с самого утра, весь день шатаясь по лагерю. Однако большую часть добычи присвоили себе офицеры, и с дисциплиной в шведском войске стало совсем плохо. Сирин была уверена, что тайник, слегка лишь прикрытый хворостом и тающим снегом, был оставлен специально, чтобы его обнаружили: в интересах русских было использовать любые средства для борьбы с врагом.
2
Как и ожидала Сирин, Кирилин был уже сильно пьян и вместо приветствия бросил своим гостям бутыль с водкой. Ильгур поймал и отхлебнул большой глоток, а потом протянул Шишкину. Когда-то фатоватый поручик сейчас напоминал пугало. Он выпил и без интереса спросил:
— Ну, Олег Федорович, что говорит король?
— Карл несет чушь! — резко ответил Кирилин. — Теперь он потребовал от меня отправить вестового к Горовцеву, чтобы тот двинулся на юг и присоединился к нам, что он себе думает? Между нами и генералом располагается вся русская армия. Никто не проскользнет к нему незамеченным. Даже если произойдет чудо и гонец достигнет цели, что из того? Если солдаты Горовцева узнают, что должны пойти против России на стороне шведов, они откажутся ему повиноваться или вовсе убьют.
Шишкин постучал себе пальцем по лбу:
— Шведский король дурак! Он не имеет ни малейшего понятия о том, что за народ — русские. Думаю, связываться с ними было ошибкой.
Кирилин мрачно усмехнулся:
— Кто же мог знать это заранее? Все вы, так же, как и я, и многие другие, которые сейчас отсиживаются в Москве, видели в шведе наилучшую возможность скинуть этого проклятого Петра и посадить на его место царевича. Только Алексей может вновь сделать Россию тем, чем она была раньше, оплотом православия, не запачканным западной ересью.
— Но шведы ведь тоже еретики! — не сдержалась Сирин.
Кирилин презрительно отмахнулся:
— Гноящуюся рану прижигают раскаленным железом, и этим железом должны были послужить шведы. Но без внешней помощи они больше не способны одолеть Петра, вот если бы они взяли Полтаву и захватили находящиеся там склады…
— …и никто из защитников не успел взорвать запас пороха! — вклинился в его речь Шишкин.
Кирилин кивнул своему другу:
— А ведь тут ты прав, Илья Павлович! Думаю, солдаты в крепости поступили бы именно так. Царь собирает войска меньше чем в сотне верст отсюда. Он наверняка появится здесь через две-три недели со всеми своими силами, а они многократно превосходят шведов. Петр лично возглавит армию, и потому его солдаты будут драться как львы, хотя бы из страха перед его гневом. А вот если царя не будет, русское войско разбежится, как стадо овец, на которое бросился медведь. Ни Голицын, ни Шереметев не в состоянии сплотить солдат без царя, а тем более этот пирожник Меншиков. — Кирилин прервал свою тираду и фыркнул, чтобы выразить всю глубину презрение к ближайшему сподвижнику царя.
Пока все с изумлением смотрели на Кирилина, Сирин чувствовала, как у нее на затылке волосы встают дыбом, и следующие слова Кирилина подтвердили то, чего она больше всего опасалась:
— Если мы не хотим пропасть или остаться нищими изгнанниками на чужбине, нам остается только одно: царь должен умереть, и умереть от руки одного из нас!
Шишкин резко подскочил:
— Ты обсуждал это с королем?
— Разумеется, нет! — ответил Кирилин насмешливо. — Этот надменный вельможа все еще верит, что сможет победить Россию со своими полуголодными забияками и парой горсточек пороха, у него не все в порядке с головой, я вам точно говорю!
Шишкин заговорил решительно:
— Это невозможно! Как удастся тому, кто решится на такое, беспрепятственно покинуть лагерь? Шведы не доверяют нам и не позволят никому разъезжать в полном вооружении. Если даже этот человек не получит пулю в спину, ему придется проскакать сотню верст, обходя казачьи разъезды. Но предположим даже, что ему удалось достигнуть царского лагеря, там его ждут сотни новых препятствий. Таких оборванцев, как мы сейчас, задержит любой рекрут, и у нас не будет шанса даже увидеть царя! Нет, человек, который пойдет на такое дело, должен обладать нечеловеческим везением и помощью всех святых. Нет, это невозможно, говорю вам!
— Ну а что ты хочешь? Или лучше жить на чужбине, оскверняться тамошней ересью и дать матушке- России погибнуть? — зло спросил Кирилин.
— Нет-нет, конечно же, нет! — Шишкин уставился в пол, а потом обвел всех испытующим взглядом. — Это будет непросто, но мужественному и умному человеку должно удаться.
— Пойти должны трое из нас, по числу Святой Троицы. Одним из них будешь ты! Я знаю, что ты припрятал лучший мундир, чтобы должным образом предстать перед новым царем, — заявил ему Кирилин.
Шишкин побледнел, ведь Кирилин вынес ему смертный приговор. Если замысел удастся и он сможет убить царя, возможности укрыться от его приближенных и стражи у него не будет, его счастье, если смерть окажется быстрой и ему не придется мучительно умирать под пытками. А скорее всего, его убьют по дороге. Но когда он подумал о предложенной Кирилиным альтернативе, славная смерть показалась ему лучше скитаний и попрошайничества на паперти еретической церкви на чужбине.
Он расправил плечи и смело посмотрел Кирилину в глаза:
— Кто идет со мной?
— Пойдет Фаддей и кто-то из сибиряков.
Сирин понадеялась, что Кирилин назовет ее имя, но тот повернулся к Ильгуру и улыбнулся ему, словно хотел предложить ценный подарок:
— Этим делом ты заслужишь корону Казани, мой друг! Убей царя, и я сам возложу ее тебе на голову.
Сирин удивилась, увидев, как лицо Ильгура расцвело, он гордо ударил себя в грудь. Неужели он не понимал, что у Кирилина нет права назначить хана и что, убив Петра, он долго не проживет?
Ильгуру, судя по всему, размышления такого рода были чужды.
— На меня можешь положиться! Если мы убьем царя, я буду ханом Казани, а ты — богатейшим генералом русской армии. — Мечты Кирилина Ильгуру были известны так же хорошо, как всякому русскому
