— Она… она подзуживает местных жителей уничтожать маяку, утверждая, что та противна богам и духам. И что выращивающие маяку должны забыть о справедливости богов.
— Так. И многие ли ее слушают?
— Сан Шай… — Старший Коготь заколебался. — Сан Шай, местные объявили ее Избранной Дочерью. И великим шаманом. По нашим землям стремительно распространяются слухи, что она оживляет мертвых, лечит любые болезни наложением рук и летает по воздуху, как птица. Утверждается также, что духи говорят с ней, открывая будущее, и именно так она спасла десять тысяч человек в ночь подземного грома. По ее слову женщины сняли кубалы, и теперь люди шепчутся, что скоро сама Назина сойдет на землю, чтобы вручить ей власть над всем Сураграшем.
— Женщины сняли кубалы? — Шай недоверчиво взглянул на Цома, но тут же припомнил, что бесстыжие пленницы и в самом деле упорно не желали надевать капюшоны на голову. Но как им удалось заставить добропорядочных местных женщин последовать своему примеру? — Цом, почему я узнаю о пожаре, когда он уже полыхает по всему лесу?
— Я виноват, сан Шай, — глухо откликнулся Старший Коготь. — Младший Коготь в деревне с самого начала добросовестно сообщал дважды в сутки, что она на месте, как ему и приказали. Но ничего более. Дурран Майго добросовестный и храбрый солдат, но ему всегда недоставало… соображения. Потому он и сидит в Мумме уже много лет. Я должен был дать ему четкие инструкции.
— С другой стороны… — Голова Дракона задумчиво прищурился. — Даже если бы ты дал ему четкие инструкции, что бы он мог сделать? Избранная Дочь, говоришь, которая летает как птица? Так… Пошлешь в Мумму… Нет. Никого не пошлешь. Если люди действительно считают ее дочерью богов, она слишком опасна. Может кончиться бунтом. Поэтому полетишь сам. Не позднее завтра. Возьмешь с собой три лапы бойцов. На месте оценишь обстановку сам. Если дело зашло не слишком далеко, казнишь пятерых деревенских мужчин и пятерых женщин, а пленниц привяжешь к столбу и выпорешь так, чтобы кожа со спины слезла. Но не до смерти, они пока еще ценны как заложницы. Но если ее действительно воспринимают как дочь богов, а местные настолько благоговеют перед ней, что позволили своим женщинам снять кубалы, убьешь ее. Отруби им головы прилюдно, и старейшинам деревни — тоже, за то, что допустили непотребство. Дуррану своему объясни, что его долг — не только охранять маяку, но и следить за порядком и благочинием. Так объясни, чтобы до конца жизни не забыл. Только поосторожней с женщиной — она все-таки синомэ. Когда она окажется на краю смерти, может и забыть, что жизни жителей деревни зависят от ее повиновения. Не играй с ней. Если решишь убивать, убей ее первой. Все понял?
— Да, сан Шай, — кивнул Старший Коготь. — Исполню все в точности. Еще пришли вести из…
— Не надо! — поморщился Шай. — Потом. После боя поговорим. Сейчас свободен.
— Да, сан Шай, — снова кивнул Цом. Он поднялся на ноги и, почтительно склонившись, спиной вперед вышел в дверной проем, задернув за собой занавеску. Голова Дракона задумчиво посмотрел ему вслед. Он уже успел подзабыть бесстыдных восточных шлюх, но сейчас та девка, Карина, живо всплыла у него перед глазами, как он увидел ее в тюремном трюме «Сирогицунэ» — нагая, в напряженной стойке, с автоматом в руках, глаза полыхают яростным огнем… Нет, все-таки почему она не мужчина? Какого солдата мог бы обрести клан!
А может…
Нет. Как игрушка для удовлетворения похоти она слишком опасна. Хорошей женой она не станет никогда. А бойцом — если он сделает женщину-синомэ бойцом, половина солдат клана, пожалуй, немедленно дезертирует. Часть от страха, часть от возмущения. Она заслуживает умереть с честью, в схватке, как подобает воину, а не на позорном столбе, униженная и избитая… но как раз такого он ей дать и не может. Жаль. Но что толку скорбеть о том, чего нет?
Резко выдохнув, он выбросил пленниц из головы и снова опустил взгляд к узорному клинку своего меча. Вид древней благородной стали успокаивал и вселял уверенность. А еще Шай чувствовал внутри нетерпеливое предвкушение: еще немного — и он сделает первый шаг по дороге, о которой мечтал с малолетства: дороге к трону повелителя всего Сураграша, а может, и Караграша тоже. Но торопиться он не станет, в том числе и сегодня. Прежде он как следует поиграет с Хабиром. Предводитель Ночной Воды совершенно точно не дождется от него легкой смерти.
Он прикрыл глаза, и перед его взглядом закружились сцены кровавой ярости. Пожалуй, да. Теперь он знает, как умрет его старый враг. Посмотрим, удастся ли заставить его молить о смерти…
10.05.858, златодень. Мумма
Далекий стрекот вертолетного мотора Карина услышала, когда уже заканчивала утренний «прием» в своей клинике. Сегодняшний день пока казался легким — народу в очереди оказалось немного. Все как на подбор — из других деревень, если она, конечно, научилась правильно разбирать узоры на одежде, и ни одного тяжелого случая: кишечные черви, разнообразные вши, пара воспалившихся поверхностных ран, инфекции и грибки средней тяжести… Она уже привыкла к своей роли универсала, и ее действия стали почти автоматическими: быстро просканировать тело пациента сверху донизу, выжечь, не разбираясь, все, что сканер выделял как постороннее или вредоносное, осмотреть глазами, чтобы не пропустить какие- нибудь симптомы, которые не видел сканер, и отправить счастливого и благоговеющего пациента восвояси. Внутренне она забавлялась, глядя как некоторые женщины пытались смущенно прикрывать свою простоволосость руками (входить к ней в капюшоне не рисковали и женщины из других деревень), что дополнительно скрашивало нудную рутину. Кстати, никакие стыд и непривычка не помешали некоторым женщинам обзавестись пока еще небольшими и робкими украшениями — вплетенным в волосы шнурком со старой медной монетой, скромными ленточками или цветами, а одна женщина, видимо, из семьи побогаче, даже вставила в уши микроскопические серебряные сережки. Тамша где-то раздобыла огромные деревянные кольца, выкрашенные охрой, нитками привесила их к ушам и теперь ходила, явно чрезвычайно довольная своим внешним видом.
Заслышав вертолет, Карина насторожилась. Что Дракону понадобилось здесь, в деревне? Неужели о ней вспомнили? Наверное, все-таки стоило держаться потише и пониже… Она встревоженно глянула на застывшую с тазиком в руках Тамшу. Та вернула ей испуганный взгляд.
— Железная птица… — пробормотала помощница. — Дракон лететь сюда. Плохо, Карина. Надо прятаться.
— Не стану я прятаться! — сквозь зубы проговорила Карина. — Не дождутся! Госпожа, — она глянула на испуганно сжавшуюся на лавке пациентку, — я закончила. Я вылечила, что смогла. Ты можешь идти домой… — Она сообразила, что та на общем не говорит. — Тамша, переведи. Скажи остальным, что до обеда прием закончен.
Она сорвала с лица матерчатую повязку, бросила ее на стол, освободилась от зеленого балахона, в последние пару дней заменявший ей врачебный халат, и стремительно вышла из «клиники», вглядываясь в затянутое тучами небо. Явно собирался дождь, и в воздухе стояла душная тяжесть. Где Цукка? Если она снова рассказывает детишкам всякую всячину, то наверняка у их нового дома на площади. И именно туда наверняка приземлится вертолет.
Ожидавшие возле «клиники» своей очереди люди склонились в глубоком поклоне, но она не обратила на них никакого внимания. Едва не запнувшись о подвернувшийся под ноги корень, она со всех ног бросилась к центру деревни — туда, откуда доносился все усиливавшийся рокот. Она успела выскочить к площади как раз в тот момент, когда из приземлившейся машины один за другим как горох посыпались вооруженные люди. На противоположной стороне площади она разглядела стоящую в окружении ребятишек Цукку.
Прятаться смысла не имело, и она, расправив плечи и глубоко вздохнув, зашагала к вертолету. Если они прилетели за ней, ее все равно найдут. Если не за ней, то вряд ли станут что-то делать с ценной — хотелось бы верить — заложницей. Она слишком поздно сообразила, что ее короткое, до середины бедра, и с почти отсутствуюшими рукавами платье, которое она только позавчера закончила обметывать и подшивать, может оказаться слишком провоцирующим. Ну ничего. Пусть только попробуют ее коснуться!
