Она забралась в неглубокую нишу в стене, где когда-то стояла статуя, а сейчас валялась просто груда обломков песчаника, и примостилась так, чтобы острые осколки не резали ноги и седалище. Она оперлась спиной о стенку и положила ладони на теплую пыль земли. Затем закрыла глаза, наслаждаясь временной тишиной и покоем. Тишина. Полуденная тишина, и даже кусачие мухи жужжат лениво, словно по обязательству. Кстати, а кусают ли мухи Аяму? Даже вечерами, когда все закутываются в материю, чтобы укрыться от вылезающей из дневных укрытий мошкары, она все так же щеголяет в короткой открытой тунике — и ни разу даже не почесалась. Шкура у нее дубленая, что ли?
Суэлла сидела, расслабившись и чувствуя, как ей овладевает дрема. Неясные образы мелькали под опущенными веками, кружась в цветном хороводе, и истома охватила ее тело тяжелым гнетом.
— И что у нас тут?
От грубого мужского голоса она вздрогнула и распахнула глаза. Охранник стоял перед ней, широко расставив ноги и уперев кулаки в бедра, и его гнилой прищуренный взгляд не предвещал ничего хорошего. Он из новеньких, сообразила Суэлла. Из недавно появившихся боевиков Дракона. Он вряд ли знает ее в лицо, как старые охранники, а потому поведет себя как… как ему заблагорассудится. Мразь. Микан и старые охранники хотя бы интуитивно чувствуют границу, которую нельзя переступать. А что сделает этот?
— Я вижу, кающаяся жрица отлынивает от своих обязанностей? — зловеще поинтересовался охранник. — Спряталась в тенечке вместо того, чтобы ожидать очередного покаяния? И даже для отвода глаз никакой работы не прихватила? Что молчишь, шлюха траханая?
— Я плохо себя чувствую, момбацу сан, — сквозь зубы процедила Суэлла, чувствуя, как внутри разгорается бешеная ярость. — Прости меня, я покорно умоляю…
— А! Чувствуешь, значит, плохо? — охранник сплюнул, попав на тонкий древесный ствол. Деревья во дворе тоже считались священными, осененными благодатью самого Тинурила, но охраннику, похоже, было все равно. Возможно, он и не подозревает о том, что здесь священно, а что нет. Просто бандит с большой дороги, нашедший укромное сытное местечко. — А ну-ка, поднимайся. Сейчас найдем какого-нибудь доктора, и он тебя живо вылечит.
Он наклонился и дернул Суэллу за плечо. От него шибануло козлиным запахом застарелого пота. Суэлла покорно поднялась. Все-таки вляпалась. А может… Она бросила быстрый взгляд по сторонам. Значительная часть двора скрыта выступающей частью храма, но людей поблизости вроде бы нет. Если она сейчас сломает ему шею…
А она сумеет сломать ему шею? Поднимется ли у нее рука? Одно дело — убить в ярости, не контролируя себя, и совсем другое — хладнокровно, по расчету. И все же…
Секундное колебание стоило ей идеи.
— Эй, Микан! — во все горло рявкнул охранник, таща ее за собой за руку к центральному входу в храм. — Слышь, Микан! Ты где?
— Здесь я! — донесся из-за угла голос. — Чего надо?
— Посмотри, что я нашел в кустиках! — охранник дернул Суэллу вперед и добавил ей ускорения мощным тычком в спину, так что та, потеряв равновесие и запнувшись, упала на утоптанную землю, больно ударившись коленями и ободрав ладони. Когда она подняла голову, перед ней с раздраженной миной стоял Младший Коготь, а за его спиной маячил еще один мужчина, высокий, лысоватый, с проседью в густой черной бороде и… неуловимо, слишком неуловимо знакомый.
— И что? — резко спросил Микан. — Нашел — и?
— От работы отлынивает, — сообщил охранник. — Чё с ней делать? По башке?
— Я тебе самому по башке щас дам! — рявкнул Микан. — Что тебе сказано было? Бабам внешность сохранять, за нее деньги платят. Попортишь внешность — сам вместо нее работать пойдешь, понял?
— Ну ладно, не по башке. А делать-то чё? — отповедь охранника ничуть не смутила.
— Верни в келью и засади ей в наказание как следует, если хочешь. Меня не грузи, у меня разговор серьезный с человеком, не видишь, что ли? — Микан мотнул головой в сторону незнакомца. — Да поаккуратнее с ней, идиот! Помнишь, кто она такая?
— Чё? — охранник озадаченно почесал в затылке. — А, ну да, чё-то было такое…
— Вот и не болтай языком лишний раз. Исчезни.
— Да кончай ты волну гнать, в натуре, — охранник сплюнул в пыль. — Не маленький, блин. Ты! — он несильно пнул Суэллу в бедро. — Встала, быстро. И пошла к себе.
Суэлла покорно поднялась. Ярость черным пламенем вспыхнула у нее в груди, напружиненные для удара манипуляторы подрагивали, но она сдерживалась. За меня накажут других напомнила она себе. Других. Держись. Сегодня ночью все изменится. Неважно, как, но изменится.
— Стой! — чужак внезапно поднял руку. — Я тебя помню. Женщина без имени, так? Микан, кто она такая?
Теперь Суэлла вспомнила его голос и силуэт. Странный клиент, две недели назад не прикоснувшийся к ней и пальцем и безмятежно прохрапевший всю ночь. Она так и не разглядела его толком в предрассветной мгле. Вот, значит, какой он…
— Шлюха в борделе, — Микан пожал плечами. — Тебе-то что, Хоцобой?
— Она тарсачка. Невооруженным глазом видно. Ты совсем спятил, тарсачек силой в борделе держать? Хочешь свои яйца сырыми сожрать? Если на сторону просочится, тебя даже заступничество Смотрящей не спасет.
— Да пошел ты! — огрызнулся Микан. — Я-то при чем? Я храм охраняю, борделем жрецы управляют. Вот они пусть с тарсаками свои отношения и разруливают.
— Думаешь, они станут разбираться? — недобро прищурился мужчина. — Что-то я сомневаюсь. С огнем играешь, Микан, плохо кончится.
— Я сказал — пошел ты! — рявкнул Младший Коготь. — Без тебя разберусь! Сказал, что нужно — и вали отсюда. Тоже мне, учитель жизни!
Движения чужака Суэлла не увидела. Вот он стоит расслабленно и безмятежно — и вот уже ствол непонятно откуда выхваченного пистолета упирается Микану в подбородок, и тот неподвижно застывает с разведенными в сторону руками.
— Запомни, малыш, — процедил чужак, — я очень не люблю, когда мне хамят. Особенно такие сопливые щенки, как ты. В следующий раз, когда разинешь свою вонючую пасть, вспомни об этом, иначе рискуешь больше не вспомнить ничего и никогда. Дракона больше нет, и ты сейчас всего лишь шпана с большой дороги. Раздави тебя — и никто даже не заметит. Так что поумерь свой гонор, мальчик, или плохо кончишь.
Он неторопливо убрал пистолет куда-то под хантэн.
— Я задал вопрос, — сказал он как ни в чем не бывало. — И ответа не получил. Кто она? Почему с ней нужно быть поаккуратнее?
— Синомэ она, — неохотно ответил Микан, потирая подбородок пальцами и с ненавистью разглядывая чужака.
— Только-то? — саркастически поинтересовался тот. — Тарсачка, синомэ, под клиентов ее подкладываете, не предупреждая — мелочи. А если бы она меня придушила той ночью?
— Она знает, что будет, если рыпаться попытается, — буркнул Микан. — Не придушила бы.
— Ну-ну… — усмехнулся чужак. — Надеюсь только, что когда она тебя прикончит, меня рядом не окажется.
Он бросил на Суэллу странный взгляд — ей показалось, или в нем и самом деле крылась искра сочувствия? — повернулся и пошел к выходу из храмового двора. Стоящий за воротами храма джип завелся и зафыркал. Младший Коготь смотрел в спину с седобородому с нехорошим прищуром, словно целился из пистолета.
— Что он за хрен с горы? — осведомился новый охранник. — Ведет себя, как наместник.
— Глаз Великого Скотовода, — Микан скривился. — Сволочь. Смотрит всегда так, словно он святой, а мы — духи немытые. Хозяйка его, Смотрящая, стерва, сама тарсачка, а с борделя бабло стричь не брезгует. И про эту, — он кивнул на Суэллу, — все знает, только сообщать родственничкам что-то не спешит.
Внезапно, безо всякого перехода, он отвесил Суэлле оглушительную оплеуху. Та пошатнулась, но все-таки сумела удержаться на ногах. В ушах зазвенело, перед глазами поплыли белые и черные пятна: ударил Младший Коготь от души. Хорошо хоть раскрытой ладонью, а не кулаком, чтобы не портить
