– Какие еще есть?
– Я думаю исполнить ее завтра, – хитро улыбнулась Эля.
– После уроков?
– Нет, – смеялась она. – Вместо седьмого урока.
Когда детские крики на первом этаже стихли и прозвенел звонок на урок, мы с Элей спрятались между вешалок с куртками и сумками.
– Погода супер, – сказала она. – Пойдем на ВДНХ.
Так мы сбежали с седьмого урока и пошли гулять.
– Сегодня сбудется моя вторая мечта, – говорила Эля, держа меня за руку, когда мы уже шли по ВДНХ. – Чувствуешь запах?
– Нет, а что?
Было просто тепло и солнечно. Никаких особых запахов я не заметил. Эля села на бортик фонтана Дружбы народов, я сел рядом.
– Это пахнет сладкой ватой.
– Как это связано с твоей мечтой?
– Никак, – ответила она, пробуя рукой воду. – Просто сказала.
– Как вода?
– Нормальная.
– Купаться уже холодно.
Эля встала на бортик, вынула из кармана телефон и передала мне, сняла часы и плетеный браслет с руки. Пихнула мне в руки свой пиджак и скинула туфли, оставшись в одном, все еще летнем платье в мелких цветах.
– Слабак, – улыбнулась она и спустилась в воду. – Иди сюда! Чего ты там сидишь?! Здесь же здорово! И совсем не холодно.
Я неохотно подвернул джинсы, снял кеды и пошел за ней в воду. Она стояла под мощными струями воды и невозмутимо улыбалась, глядя на меня. Вода была почти ледяной, но Элю, казалось, это не волновало. Поравнявшись, мы молча стали целоваться.
– Пойдем ко мне? – сказала она чуть позже.
– Лучше ко мне, – ответил я.
– Где ты научилась так петь? – спросил я, когда мы стояли на балконе. Эля курила. Сигарета, как и банка коктейля, была ей к лицу. Такой вот парадокс. Эле было к лицу все неправильное, вредное и – в какой-то степени – для многих запретное.
– Нигде не училась, – ответила она.
– Что, даже в музыкалку не ходила?
– Нет, – улыбнулась она. – Сама научилась. Покупала диски Рианны, Бейонсе и просто повторяла за ними. Так и научилась.
– А я на виолончели играл, – смеялся я. – Целых пять лет. Это было нечто. Мне нужно было заниматься по часу каждый день. Я приходил из школы, ставил таймер на мобильном и играл. Ровно час. По звонку я резко заканчивал тренировку, пихал виолончель в угол и бежал на улицу к парням.
– Сейчас играешь?
– Ни разу не играл. С тех пор как закончил музыкалку.
– А ты забавный.
– Да, я такой.
Эля смотрела вниз – на детскую площаку, гаражи и небольшое футбольное поле рядом. Несколько парней лениво гоняли мяч в сумерках, на площадке сидели два человека – то ли две девчонки, то ли две старушки? – с десятого этажа неважно видно.
– Как думаешь, это девчонки там сидят или бабки?
– Нашел что спросить, – ухмыльнулась Эля и, затушив сигарету, поцеловала меня горьким никотиновым поцелуем. Ни капли нежности. – Это девчонки.
– Я так и знал.
– Я часто их тут вижу, но живут они не здесь. Про блондинку ничего не могу сказать, но брюнетка крутая. У нее татуировка на предплечье.
– Какая?
– Это надпись.
– Какой-нибудь галимый иероглиф?
– Нет.
– А что же?
– Jedem das seine.
– Это на немецком. Необычно. Как переводится?
– Каждому свое, – ответила Эля. – Я накоплю денег и тоже сделаю себе тату, только еще не знаю, что именно.
– Тебе подойдет любая.
– Перестань уже во всем со мной соглашаться! – рассмеялась Элька и добавила шутливо: – Бесишь. Может, я бы больше обрадовалась, если бы ты начал меня отговаривать. Я ведь все равно сделаю по- своему, но мне было бы приятно, что тебе не все равно. Для девушки это иногда очень важно – знать, что парню не все равно.
– Ты думаешь, что мне все равно?
– Да, Вань. Ты хороший парень, но я сама с тобой познакомилась, сама села рядом с тобой за парту, сама позвала тебя гулять, первая добавила тебя в друзья, первая тебя поцеловала. Ты не сопротивляешься, но и не делаешь ничего. Ладно, мне домой пора, а ты подумай об этом.
Эля ушла. Стоя на балконе, я видел, как она вышла из подъезда и быстро пошла к своему дому. Она всегда быстро ходит, будто боится чего-то не успеть или куда-то опоздать.
Эля не вписывалась в стереотипы. Она все сделала сама, а я даже не успел заметить, как запал на нее. Точнее, я запал на нее еще раньше – когда услышал, как она пела в школе.
Не имеет значения, кто первый проявил инициативу, если ты встречаешь того самого человека, если твоя симпатия взаимна.
Тогда все получается легко и понятно, как у нас с Элькой.
Когда девчонки ушли с детской площадки, я взял балон зеленой краски и вышел на улицу. В сумерках добрался до старой котельной и написал три самых главных слова:
«Элька, я тебя люблю!»
Буквы получились кривыми, будто я писал левой рукой. Эту котельную хорошо видно из окна Элькиной комнаты на четвертом этаже, где только что зажегся свет.
Спустя десять часов и пять минут я снова вышел на улицу и отправил ей сообщение, чтобы выглянула в окно. Через минуту штора была сдернута, и в окне появилась недовольная Эля. Ее лицо медленно меняло выражение.
Она беззвучно смеялась в окне, а я довольно разводил руками на детской площадке.
22—30 сентября
Наташа
– Наташ, он сейчас один, подойди к нему, – шипела над ухом Нинка, когда мы собирались идти домой. Легко сказать «подойди»! – Чего ты так волнуешься?
– Не знаю… – отмахнулась я.
– Да подойди ты! – начинала злиться Нинка. – Он так на тебя смотрит!
Я нерешительно посмотрела в его сторону и слабо улыбнулась, боясь представить, как это выглядело со стороны. Даже улыбнуться нормально – и то не получается.
– Я подожду немного Настю, а ты иди, – сказала я, решив сменить тему.
– Ну, как хочешь, – ответила Нина и пошла к выходу. – До завтра. Пойду домой, сразу напишу Сэмику, – мечтательно приговаривала она, скрываясь за дверями школы. Не прошло и секунды, как Игорь сорвался с места и выбежал на улицу.
Я пошла за ним. Вышла на школьное крыльцо, спустилась по лестнице и, обернувшись на секунду,
