– Хорошо, что я сверху багажник не снял, – отозвался Варин отец. – Как знал… Наверно, все же надо вам помочь привязать!
– Справлюсь! – И дед Толика Афанасенкова выбрался из машины.
Оставшиеся ждали молча. Варя видела, что измученный переживаниями отец периодически впадал в дремоту. Голова его клонилась на грудь. Николай Михайлович вздрагивал, когда подбородок касался холодного язычка «молнии» на куртке, ежился, бодрился, а потом опять засыпал. У Вари немного першило в горле, но откашляться она не решалась. Пусть отец отдохнет – ему же еще долго вести машину по заснеженной дороге.
С Белецким они только переглядывались. И от взглядов молодого человека у девочки замирало сердце. Неужели это все же произошло? Неужели она все-таки ему понравилась? Он-то ей нравился давно! Да, она пыталась вырвать думы о нем из своего сердца, и у нее даже почти получилось, но как же замечательно, что только почти, то есть не до конца! То, что не относилось к тому «почти», за эту поездку разрослось до невероятных размеров и заполнило ее всю! Она влюблена! Да! Влюблена! Саша нравился ей, но она не разрешала себе влюбиться по-настоящему – будто берегла свою душу от страданий, и теперь, сбереженная, ее душа открылась ему навстречу!
А то, что отец настроен против Белецкого, – ничего не значит! Он просто сильно переживал за дочь, а когда успокоится, ни за что не будет препятствовать их любви. Любви? А что, разве возможна любовь? А разве невозможна? Разве она не началась уже тогда, когда Саша захотел дотронуться до ее волос? И потом, когда они сидели, обнявшись, смотрели на огонь и рассказывали, рассказывали, рассказывали друг другу о себе. Варе всегда казалось, что жизнь ее слишком бедна на события, и ее воспоминания детства никому не интересны, но Саша слушал ее с большим вниманием даже тогда, когда она вспомнила, как однажды чуть не утонула в пятилетнем возрасте. Она плавала тогда на большом мяче, который вдруг вырвался из рук, и над ней сомкнулась тяжелая тугая вода. Варя с трудом заставила себя начать барахтаться и чудом выплыла. Саша ей на это сказал:
– Ты и не должна была утонуть. Мы бы тогда не встретились…
Он два раза поцеловал ее в висок. Она не забудет этого никогда. Ей бы тоже хотелось его поцеловать, но она решила оставить это на потом. На потом? И когда же это потом наступит? Да хоть когда… Она готова ждать этого сколь угодно долго… Но, наверно, уж очень долго не придется… Впереди Новый год – волшебный праздник!
Глава 11
«Иногда даже невозможное возможно в чуть измененной ситуации!»
Александра Белецкого, как он ни упирался, Варин отец довез до самого подъезда.
– И быстро домой! – командным голосом приказал ему Николай Михайлович. – Такая холодина! Наверно, птицы на лету замерзают, а ты чуть ли не в бумажной курточке, как мальчик Буратино!
– Далась вам всем моя куртка, – буркнул Саша, бросил быстрый взгляд на Варю и вышел из машины. Он даже зашел в подъезд, но как только отец и дочь Симоненко уехали, временно поставил подаренную елочку в нише за мусоропроводом и опять вышел на улицу. Ноздри сразу смешно слиплись от мороза. Белецкий потер нос, чтобы он пришел в норму, и пошел по белой пустынной улице вдоль своего двора. Холодно ему почему-то не было. Он ощущал необычную приподнятость настроения и вместе с тем легкую тревогу. Некоторое время он не мог понять причины этой тревоги, а потом вдруг догадался и даже остановился на полном ходу, сбив рукавом снежную шапку со столбика ограды детской площадки. Конечно! Вот же в чем дело! Его тревожило то, что Варин отец принял его в штыки. А что, если он запретит своей дочери встречаться с ним? А разве ему очень надо встречаться с Варей? Надо… Почему-то очень надо… Ему, Александру Белецкому, который с трудом выносил, когда кто-то вторгался в его личное пространство, вдруг до смерти захотелось вторжения этой тоненькой девочки с большими серьезными глазами. Она вовсе не была красавицей, но из ее глаз струилась доброта, сочувствие, желание понять и принять его таким, каков он есть. Варя не упрекала его за рану, что он ей нанес, и сейчас, еще больше, чем раньше, он чувствовал себя перед ней негодяем. Александр готов был бы сам весь исполосоваться стеклами, чтобы прочувствовать ее боль и тем самым искупить свою вину, но кому оно нужно, такое искусственное искупление… А еще он ощутил тяжкое чувство жгучего стыда за то, что предлагал ей деньги. Но тогда он еще не мог сочувствовать, так как разучился… Ему казалось, что разучился… А Варя и за это не осудила его. Она вообще не судила, не пыталась перевоспитать, а просто высказывала свое мнение, заставившее его по-другому взглянуть на проблему, что отравляла ему жизнь.
После развода родителей Белецкий люто возненавидел всех женщин, а девчонок – особенно. Даже самые хорошенькие казались ему обманными бутонами, из которых потом вырастают смертельно ядовитые цветы. Но Варя с бесхитростным прямым взглядом была настоящей. В ней напрочь отсутствовало кокетство, которое так раздражало Александра, считавшего его гнусной приманкой. Но если ему вдруг смогла понравиться эта девочка, почему же он отказывал отцу в праве полюбить другую женщину после развода с матерью? Но что тогда? Получается, что и у матери было право полюбить другого… И кто вообще может указывать человеку, кого ему любить, а кого разлюбить? Вот ведь, если Варин отец запретит дочери встречаться с ним, выйдет, что он вмешивается в то, во что никто не имеет права вмешиваться, если вдруг судьба соединяет двоих. И эти двое, они тоже совершенно бесправны перед судьбой, или, как еще говорят, провидением. Они с Варей уже не смогут отказаться друг от друга в угоду Николаю Михайловичу. Почему не смогут? Да потому что это невозможно! Не-воз-мож-но! И все! Объяснению это не подлежит! Но тогда получается, что и мать не могла расстаться со своим мачо из спортзала, и отец – со своей Натальей Павловной…
До этой поездки с Варей Саше казалось, что в этом мире все просто: вот правые, вот виноватые, вот так нельзя делать, а так – нужно, а тот, кто так не делает, тот глуп. Но ведь человеческие взаимоотношения очень сложны, непредсказуемы и порой даже неуправляемы. А чувства? Чувства вообще никому не подвластны! Они сами откуда-то возникают. Как? Из чего? Зачем? Почему именно Варе Симоненко он наконец смог открыть свою душу? Почему она в ответ распахнула свою? Никто и никогда не сможет этого объяснить.
Белецкий почувствовал, что все-таки замерз. Он хотел повернуть к своему подъезду, но вдруг увидел горку, которую любила штурмовать смешная девчонка в рыжей шубке. Вчерашний вечер и сегодняшняя ночь перевернули его представления о добре и зле. Он понял, что любой вопрос может иметь не один правильный ответ, а несколько, и все они будут одинаково правильными в разных обстоятельствах. Может быть, когда-нибудь обстоятельства сложатся так, что та девочка сможет наконец взобраться на горку не по лестнице, а по ледяному «языку»? Впрочем, нет! Конечно же, это невозможно. Он сейчас это докажет. Если и не девочке, то себе.
Саша перепрыгнул невысокую ограду детской площадки, разбежался и неожиданно для себя легко поднялся по льду на самый верх горки. Очень этому удивившись, он нагнулся и потрогал пальцами лед. Он не был скользким. К нему приморозило мелкую снежную крупу, которая не дала его ногам соскользнуть. Вот ведь как бывает! Оказывается, иногда даже невозможное возможно в чуть измененной ситуации! Эх, жаль, что девчушка – рыжий колобок сейчас крепко спит! Вот бы она обрадовалась!
Сидя на перилах горки, Белецкий окончательно замерз и, боясь простудиться и не встретиться по этой причине с Варей, побежал домой вприпрыжку.
Зайдя в квартиру, Саша остолбенел. На ящике с обувью сидели отец и Наталья Павловна. При виде мальчика лицо женщины прояснилось, и Белецкому-младшему даже показалось, что она готова была чуть ли не броситься ему на шею, но с трудом себя сдержала. Он хотел спросить у отца, что случилось, но тот начал первым:
– Ты где был?
– Мы… Я… за елкой ездил! Вот она! Мне сказали, что очень пушистая! – И Саша выставил вперед небольшое деревце, упакованное в полиэтиленовую пленку.
– Ты ездил за елкой ночью? – тусклым голосом спросил отец.
– Да… То есть нет… То есть так получилось… Я тебе расскажу… – Он бросил быстрый взгляд на Наталью Павловну и добавил: – Потом…
– Это ты мне назло? – продолжил задавать вопросы отец.
– Нет… Почему вдруг назло?
Владимир Анатольевич хотел что-то сказать, но тут со своего места поднялась Наталья Павловна. Она
