— Нетрудно понять, откуда Натан Бедфорд Форрест позаимствовал идею ку-клукс-клана, — пробормотал Лэнг.
— Кто? — полюбопытствовала Герт.
Лэнгу совершенно не хотелось сейчас рассказывать о созданной после Гражданской войны пресловутой военизированной группе, со временем превратившейся в одну из самых жестоких человеконенавистнических организаций, какие только знала Америка, и уж тем более оправдываться или просить прощения за ее существование.
— Так, ничего. Может быть, нам удастся заехать на стоянку?
Через час желающие очистить души от гнета грехов освободили улицы. Лэнг и Герт, с Сонией за рулем, проехали по вымощенной брусчаткой узкой улице, пока не оказались перед большими ажурными железными воротами, открывшимися перед автомобилем. За ними оказалось самое прекрасное патио, какое только Лэнг видел за всю свою жизнь.
Рейлли вышел из машины перед воротами.
— Мы прекрасно дошли бы пешком.
Сония кивнула.
— Я должна была вернуть автомобиль.
Лэнг задержался на улице, приподнялся на цыпочки, сорвал с ближайшего дерева спелый, как ему показалось, апельсин и лишь после этого последовал за «Мерседесом» в уже начавшие закрываться ворота, на ходу очищая плод. Но красивый на вид апельсин оказался настолько кислым, что Лэнг без зазрения совести выплюнул откушенный кусок наземь.
Сония, безуспешно попытавшись скрыть усмешку при виде его промаха, сказала:
— Anglese. Мы называем эти апельсины «английскими», потому что, кроме англичан, их никто не покупает.
Лэнг снова сплюнул, но горечь во рту все еще оставалась.
— Неужели англичане их едят?
Сония не могла больше сдерживаться и рассмеялась:
— Едят? Нет, мистер Рейлли, они делают из корок свой любимый мармелад.
Лэнг только-только успел подумать, сможет ли он когда-нибудь с прежним удовольствием намазывать по утрам джем на тосты, как из дома вышла высокая белокурая женщина. Волосы, собранные на затылке, подчеркивали вытянутый, «лошадиный» тип лица. Как некоторые слишком высокие люди, она была неуклюжа и шла широкими расхлябанными шагами, как будто ее кости не были правильно закреплены в суставах.
Женщина протянула узкую костлявую руку.
— Вы Лэнгфорд Рейлли? Мой папа рассказывал мне о вас. Я Джессика Хафф.
Лэнг взял ее руку.
— Наверно, он рассказывал вам, каким балбесом я был в молодости.
Она печально улыбнулась и повернулась к Герт, выбиравшейся из «Мерседеса».
— А вы — жена Лэнга?
Герт бросила на Лэнга молниеносный предупреждающий взгляд.
— Нет. Я Герт Фукс.
Слегка озадаченная, Джессика пожала руку Герт, явно ожидая объяснений, но, поняв, что их не последует, указала на дом.
— Давайте войдем. Благодарю вас за то, что вы приехали.
Она провела их в облицованную деревянными панелями комнату и предложила сесть. Лэнг немало удивился тому, что непрезентабельное на первый взгляд кожаное кресло с деревянными частями, украшенными резьбой в испанском стиле, оказалось очень удобным.
Вновь появилась Сония с подносом, сервированным кофейными чашками.
— Повторяю, — сказала Джессика. — Я очень благодарна за то, что вы приехали.
Лэнг взял чашку, попытался пристроить ее на узкий подлокотник, но понял, что придется держать ее в руке.
— А я повторяю, что немало обязан вашему отцу, и мы поможем вам, чем сможем. Правда, я плохо понимаю, что мы можем сделать. Если Дон что-то говорил обо мне, вы должны знать, что я не был на оперативной работе. Я очень мало что понимаю в расследовании уголовных преступлений.
Джессика кивнула, нисколько не удивившись.
— Вы были одним из очень немногих бывших… э-э… партнеров моего отца, о которых он вообще упоминал. Я просто не знала, к кому еще обратиться.
Герт молча крутила головой, переводя взгляд с одного говорившего на другого.
Лэнг осторожно пригубил кофе. Он оказался столь же горьким, как и апельсин.
— У местной полиции есть хоть какие-то версии насчет…
Джессика всплеснула руками. Лэнг обратил внимание, что ее кисти были красными, как будто она любила стирать вещи вручную при помощи самого едкого моющего средства.
— Никаких. И они ничего не делают. В смысле: да, они приехали сюда, все осмотрели, задали кучу вопросов. Но ведь папа был не местным жителем, и у меня сложилось впечатление, что его… не станут они уделять его убийству особого внимания. И никаких соображений у них нет.
— А у вас?
Она поглядела на массивные потолочные балки, как будто рассчитывала найти там ответ на вопрос.
— Наверно, это из-за этой книги, которую он писал.
Лэнг поерзал в кресле, прикидывая, долго ли еще он сможет держать пальцами маленькую чашку.
— Книга, вы говорите… о чем она была?
— О каком-то нацисте. Его имя больше походило на польское или еще какое-то, но не немецкое. После войны он, этот нацист, скрылся в Испании. Папа приехал сюда, чтобы провести исследование…
Лэнг поглядел на Герт. Здесь она помочь не могла. Немцы сознательно вытравливали воспоминания о Второй мировой войне из памяти всей нации. Легче было бы вспомнить подробности Франко-прусской войны 1870 года. В той войне ее сородичи победили.
— Но кто… — начал было Лэнг.
— Какая-то группа нацистов, — не дослушав, ответила Джессика. — Они, видимо, очень не хотят, чтобы эта книга увидела свет.
Лэнг, наконец, встал и поставил чашку с недопитым кофе на маленькую шкатулку с медными уголками.
— Джессика, — сказал он, вновь усевшись в кресло, — сейчас любому участнику той войны должно быть лет восемьдесят, если не больше. Просто не могу себе представить, чтобы такой старик мог кого- нибудь убить.
— Я не утверждаю, что кто-то из них сделал это лично. Пусть даже человеку восемьдесят лет; в тюрьму он все равно не рвется. Скажите, вам часто встречаются в газетах заметки о том, что какой-то автомеханик-пенсионер отправился обратно в Восточную Европу, чтобы предстать там перед судом за совершенные им военные преступления, или что старик, живущий на флоридском побережье, сознался в том, что был охранником в концентрационном лагере?
Лэнг не мог не согласиться с нею. Старый ли, молодой ли, но ни один из бывших нацистов не согласился бы пойти в тюрьму, если бы появилась хоть малейшая возможность избежать этого.
— Я читала о тайной организации офицеров СС, — уже с некоторым вызовом в голосе продолжала Джессика. — Они не останавливались перед убийствами, если видели в них пользу.
— Вы имеете в виду «Одессу»? Роман, пользовавшийся популярностью несколько лет назад? Так ведь это вымышленная история.
— Название действительно… мм… вымышленное, — вдруг включилась в разговор Герт, — а вот группа существовала вполне реально. Die Spinne, паук. Помню, отец говорил о ней. Коммунисты боролись
