Джим Хартвелл вел свою работу, занимая должность помощника торгового атташе; этот банальный ярлык, как правило, прикрывал в разных частях света местного старшего резидента. Такое положение означало, что он служит достаточно давно, еще с тех пор, когда Лэнг женился на Дон и покинул потаенный мир, в котором до сих пор обитали Герт и Хартвелл. Что еще, кроме профессии, могло их связывать, его не касалось. Достаточно того, что что-то определенно было. Но как это что-то проявлялось — то ли в виде вздохов издалека, то ли отношения были ближе, — этому, скорее всего, предстояло навсегда остаться неизвестным.
Лэнг терпеливо ждал, пока резидент и Герт обменивались новостями насчет общих знакомых и недавних назначений. Сшитый на заказ в Италии летний шерстяной костюм, одноцветный галстук (такие недавно вошли в моду) и легкие туфли ручной работы, которые не могли быть сделаны нигде, кроме Милана, стоили куда больше, чем получал в месяц резидент Управления, если только он не был прикреплен к какому-нибудь сверхважному посольству. В аккуратно (тоже за немалые деньги) подстриженных волосах точно в нужных местах поблескивала седина. Зубы, которые он то и дело демонстрировал, можно было бы поместить на рекламном плакате ортодонта. Да и загар, по мнению Лэнга, был не тот, какой получают на пляже или во время прогулок. Внешность и манера говорить сразу выдавали опытному глазу одного из тех детишек, которые с детства купаются в роскоши; когда же малыш подрастает, семья пытается прикинуть, насколько серьезный ущерб отпрыск способен нанести родовому бизнесу. Обычно наследников американских династий богачей уговорами или угрозами запихивают «на службу обществу» — этот эвфемизм означает работу в правительственной организации, где нет риска испортить маникюр или перетрудить мозги. Если на этом месте он докажет, что приносит не только несчастья, то может сделать следующий шаг — перейти в политики.
К тому времени, когда обмен любезностями закончился и Герт перешла к цели визита, Лэнг сделал вывод, что Джим Хартвелл ему вовсе не симпатичен.
Тот слушал ее, барабаня пальцами по бриаровой трубке, которая, судя по ее виду, находилась в постоянном употреблении, несмотря на висевшие повсюду таблички «Не курить», как это водится во всех помещениях, принадлежащих американскому правительству, от Абу-Даби до Яхимова. Если, конечно, в чешском городке Яхимове имелось какое-то американское представительство.
— Постой, — проговорил резидент Управления, уставившись в окно своего кабинета, расположенного на втором этаже. — Получается, ты хочешь, чтобы я вывез вас из Турции по дипломатическим каналам. А ведь Турция — очень важный союзник Соединенных Штатов.
— Речь идет не о союзнике, а о полицейском инспекторе, который возомнил о себе невесть что, — ответила Герт.
— Ваша организация постоянно занимается перемещением людей, — добавил Лэнг. — Случается, даже против их воли.
— Не так уж постоянно, как вам кажется, — возразил Хартвелл, бросив на него быстрый взгляд. — Пару лет назад мы крупно погорели.
Он имел в виду случай, когда подозреваемого в терроризме мусульманина самым буквальным образом похитили на миланской улице и доставили для допроса в Египет, где отношение к пыткам гораздо терпимее, чем в Европе. Итальянские власти пришли в ярость и заочно возбудили дело против сотрудников Управления, которых подозревали в причастности. Громкий процесс не состоялся лишь потому, что США категорически отказались выдать обвиняемых.
— Так ты отказываешься? — спросила Герт.
— Я этого не говорил. Мне только нужно разрешение.
Неважно, в какой части казенной системы подвизаются подобные деятели, для них всегда главное — соблюсти установленный порядок.
— В Белграде я не стала дожидаться разрешения, — напомнила Герт.
Лэнга так и подмывало спросить, что такое произошло в столице Югославии, но сдержался. Тем более что вряд ли ответ доставил бы ему удовольствие.
Хартвелл теперь изучал свой маникюр:
— По-твоему, я должен рисковать своей задницей?
— Я же рисковала своей.
Видимо удовлетворившись состоянием кутикулы и длиной ногтей, Хартвелл принялся изучать висевшие на стене дипломы — все из малоизвестных учебных заведений, входящих тем не менее в Лигу плюща[35].
Недовольство Лэнга все усиливалось. Он собрался было что-то сказать, но заставил себя закрыть рот. Неужели он лишился здравого смысла от ревности, наблюдая, как Герт испытывала свои сексуальные чары сначала на турке-полицейском, а теперь — пусть в другой манере — на этом пустом месте, облаченном в костюм? К тому же это ничтожество могло в прошлом быть ее любовником. Или дело в том, что он хорошо помнил старые времена, когда резидент не должен был давать отчета никому, кроме директора, комиссий конгресса да еще изредка Бога? Эти времена ушли в прошлое вместе с Берлинской стеной. Людей, принимавших решения и отвечавших за них, сменили бездельники, боящиеся ответственности сильнее всего на свете.
Хартвелл шлепнул ладонями по столу, заставив Лэнга на время забыть о своем раздражении.
— Кажется, я придумал.
Далее последовала короткая пауза, как будто он ожидал аплодисментов своей выдумке — вероятно, первой если не за всю жизнь, то за много лет.
— В наше посольство в Анкаре почти каждый день летает вертолет морской пехоты. Это дипломатические рейсы — доставка всяких важных бумаг и тому подобного. Я смогу устроить вас на этот вертолет.
— Когда я в последний раз смотрел карту, Анкара находилась в Турции, — сухо бросил Лэнг.
Хартвелл недовольно взглянул на него, но тут же улыбнулся, вновь продемонстрировав ослепительные зубы:
— В Анкаре международный аэропорт.
— И куда оттуда летают? В Кабул, Исламабад? Нам нужно место, откуда можно напрямую улететь в Штаты.
Хартвелл, продолжая улыбаться, пожал плечами:
— Больше ничего не могу предложить.
Герт, предвидевшая реакцию Лэнга, вскинула руку:
— А нельзя ли вызвать в Анкару «Гольфстрим»?
— «Гольфстрим»? — переспросил Хартвелл, с досадой осознавший, что его новый знакомый может оказаться какой-то заметной фигурой.
Ну конечно! «Гольфстрим».
Лэнг позволил себе редкую роскошь — заслониться делом от неприязни к никчемному человечишке, не способному ясно мыслить. Он тут же поднялся и вынул из кармана смартфон:
— У вас найдется место, где можно было бы поговорить без посторонних?
Хартвелл вышел из-за стола, пересек кабинет и открыл дверь, так хорошо замаскированную деревянными панелями, что Лэнг до того не замечал ее.
— Наш конференц-зал, — гордо сообщил он. — Звукоизолирован, ежедневно проверяется.
Через несколько минут Лэнг вернулся.
— Совсем забыл. Самолет сейчас в Дамаске. Мы строим там две детские больницы. Скажите, пожалуйста, когда мы сможем вылететь?
Хартвелл взял трубку стоявшего на его столе телефона, произнес несколько слов, положил ее и поднял голову:
— Часа через два.
— Это нормально, — сказал Лэнг, представив себе карту Ближнего Востока.
— Еще кое-что, — сладким голосом произнесла Герт. — Маленькая дружеская услуга.
У Хартвелла вдруг сделалось такое выражение лица, будто недавно съеденный ленч попросился наружу:
— Я думал…
