грамматических форм. Все это набрасывает некую «дымку неясности», способствуя свободной интерпретации текста. Главное здесь — поток сознания, поток чувств, воплощение одной из основных идей чхаявада — темы единства сущего как нерасторжимости горя и счастья, жизни и смерти, вечности этого двуединства, а посему тщеты достижения безоблачного счастья и благополучия на земле, его призрачность, его иллюзорность. Лишь «
Но о Будде Прасад мог писать и в ином стиле, что ярко проявилось в двух стихотворениях из цикла «Волна» (Lahar).
Они написаны просто, заданная неясность отсутствует совершенно. В одном из этих стихотворений речь идет о реальной роще, расположенной на «тихом болотистом берегу Варуны», где текут ручьи, расцветают лотосы. Слово
Приведем подстрочный перевод стихотворения6.
О тихий болотистый берег Варуны!
О любовь к отсутствию желаний у подвижника!
Отдых от вечных забот, о роща — жилище риши!
Краткое спасение от бренности мира, густая роща лиан, деревьев и цветов! В молчании твоих хижин свершается чистое дело —
Чистое соединение неба и земли, о чем поет сансара.
О тихий, болотистый берег Варуны!
О любовь к отсутствию желаний у подвижника!
В твоих рощах бывали увлеченные философские беседы О рождении богов, о снах неба.
В ласковой тени дерева велась умная беседа О том, какую часть возьмет разум, каково право сердца.
О тихий болотистый берег Варуны!
О любовь к отсутствию желаний у подвижника!
Оставив земные наслаждения, богатство и столь трудно достижимую
любовь возлюбленной, Полное нежности сердце отца, ребяческую ласку сына,
Определяя первопричину несчастий, освобождая души,
Ведя лесные разговоры, сам Будда пришел к твоим вратам.
О тихий болотистый берег Варуны !
О любовь к отсутствию желаний у подвижника!
Прохладный поток воды освобождения успокоил пламя мира.
Чтобы сокрушить бремя мрака несчастий быстрый Амитабх —
неземной муж,
Став богом, воззвал к страждущим, тревожным душам:
«Вы сами можете сломать узы бытия, у вас есть на то полное право!
О тихий болотистый берег Варуны!
О любовь к отсутствию желаний у подвижника!
Оставьте прямолинейность жизни, изберите нейтральный путь,
Он принесет гибель всем несчастьям, и вы это сделаете сами» —
Так прозвучал победный клич гуманности вселенной,
В нем слышался голос Всевышнего!
О тихий болотистый берег Варуны!
О любовь к отсутствию желаний у подвижника!
Ты счастлива, что несешь миру это великое слово,
Ты богатеешь, подав его вечной земле.
И сегодня слышен отзвук того слова, что прозвучало столетия назад,
Отзываясь на него, радуется вселенная.
В поэзии Прасад обычно занят делами духовными и душевными, в прозе — как бы жизнью мирской, но глубокий сюжет и поэзии и прозы всегда един — человеческая личность, смысл существования, великая гармония жизни и смерти.
Приведем небольшую новеллу из сборника «Отзвук» (Pratidhvani), чрезвычайно характерную в этом смысле. Она называется «Колонна императора» (CakravartI ka stambh)7.
— Кто ее построил? Как это сделали, баба? Что там написано? — теребила старого монаха Сарлия.
Старик задумчиво глядел, как пасутся овцы. Печальный покров сумерек накрывал зеленый холм, возвышавшийся на берегу реки, и он являлся взору в новых красках. Овцы неторопливо бродили по склонам холма, как бы рисуя извилистые линии.
Сарлия потянула монаха за руку и снова показала на колонну, стараясь привлечь его внимание.
Старик вздохнул:
— Давно, давно, дочка, эту колонну велел построить великий император Ашока. По его приказу на ней высекли правила веры и доброго поведения. Император «Любимец богов»8 не думал, что люди станут почитать их как слово Божье. Но так было. Потом пришли фанатики и осквернили святое место. Теперь с опаской заглядывает сюда какой-нибудь странствующий монах, да и то редко.
Старик печально умолк и стал глядеть, как опускается синий вечер. Сарлия пристроилась рядом. Страж закона лев9, восседавший на вершине колонны, медленно таял в вечерней полумгле.
Неожиданно появилась какая-то благочестивая семья. Зажглись светильники у ветхой ступы. Гирлянды огней, благовония, священные цветы — и вмиг засияло все, как прежде. Душа Сарлии встрепенулась. Она то и дело обращалась взором к старому монаху, в глазах которого стояли слезы. С умилением в сердце они оба присоединились к паломникам и почтили в той ступе бога.
Вдруг в благостную тишину ворвался цокот копыт. И страх простер свою тьму над молящимися. Всадники! С факелами и саблями наголо! В ужасе звезды закрыли глаза. Со слезами взмолились облака, но не вняли им жестокие воины — разрушили светильники, связали «идолопоклонников» и повели их на суд за противление приказу. Сарлию схватили тоже.
— О воины! — обратился к ним монах. — Есть ли у вас вера?
— Самая лучшая! Ислам!
— И она не велит вам быть милосердными?
Ответа не последовало.
— Ты называешь верой то, что не знает милосердия?
— Почему же, — сказал другой воин. — Быть милосердным учит и наша вера. Так повелел Пророк! Ты стар, над тобой можно сжалиться. Отпусти его!
Старика отпустили.
— О нет! Лучше возьми меня, но их освободи. Тот, кто приказал высечь на этой колонне указ быть милосердным ко всему живому, был императором страны, которую ты завоевал. Он покорил многие народы, но прозрел. Ты, наверное, тоже мечтаешь стать императором, отчего же нет в тебе милосердия, как в нем?