— Это просто потрясающе! — воскликнула Габи с энтузиазмом, так что Эрике снова пришлось держать трубку на расстоянии. — Я уже слышала краем уха разговоры, что его собираются выдвинуть на соискание премии Августа Стриндберга. Не говоря уже о том, что десять тысяч экземпляров уже отправились в магазины.
— Невероятно, — пробормотала Эрика, и ее сердце переполнилось гордостью. Она как никто знала, сколько труда вложил Кристиан в эту рукопись, и ее безгранично радовало, что усилия оказались небесплодными.
— Согласна, моя дорогая, — прощебетала Габи. — Прости, не могу больше говорить, мне нужно сделать пару срочных звонков.
Что-то в последней реплике Габи испортило Эрике настроение. Наверное, следовало сначала подумать, прежде чем звонить главе издательства. Подумать, успокоиться. Словно в подтверждение этой мысли, один из близнецов сильно пнул ее под ребра.
Это было такое странное чувство — счастье. Поначалу Анна долго привыкала к нему и не сразу научилась жить с ним. Но это было так давно, что теперь уже и не скажешь, было ли это на самом деле.
— Дай сюда! — крикнула Белинда и кинулась вслед за Лисен, младшей дочерью Дана, которая с визгом спряталась за Анной, сжимая в руке зубную щетку старшей сестры. — Я не разрешаю брать мои вещи! Дай сюда!
— Анна! — Голос Лисен звучал умоляюще, но Анна вытащила ее из-за спины и поставила перед собой.
— Если ты взяла зубную щетку Белинды без разрешения, то немедленно верни.
— Вот так тебе! — воскликнула Белинда.
Анна бросила на нее строгий взгляд.
— А тебе, Белинда, совершенно необязательно гонять сестру по всему дому!
Белинда пожала плечами:
— Кто берет мои вещи, пусть пеняет сам на себя.
— Вот скоро родится братик, — сказала Лисен, — он все твои вещи раздерет!
— Я все равно скоро буду жить отдельно, так что портить он будет твои вещи! — ответила Белинда и высунула язык.
— Послушай, тебе сколько лет — восемнадцать или пять? — проговорила Анна, не в силах сдержать улыбку. — Почему вы так уверены, что будет мальчик?
— Мама говорит, что когда у тетеньки становится такая большая попа, как у тебя, — значит, будет мальчик.
— Цыц! — прикрикнула Белинда, сверкнув глазами на Лисен, которая не совсем поняла, что именно сказала не так. — Извини, — добавила она, обращаясь к Анне.
— Да ничего страшного, — проговорила Анна, улыбаясь, но в глубине души все же почувствовала себя задетой.
Стало быть, бывшая жена Дана считает, что у нее толстая задница. Однако даже такие комментарии, которые, впрочем, не лишены были доли истины, не могли испортить ей настроение. Она, без всяких преувеличений, побывала на самом дне, и дети — вместе с ней. Несмотря на все, что им довелось пережить, Эмма и Адриан стали спокойными и уравновешенными ребятами. Иногда ей с трудом верилось, что все это не сон.
~~~
— Ты обещаешь хорошо вести себя при гостях? — спросила мать, глядя на него серьезным взглядом.
Он кивнул. Никогда в жизни ему не пришло бы в голову вести себя плохо — так чтобы матери стало за него стыдно. Единственное, чего бы ему хотелось, — всегда и во всем угождать ей, чтобы она продолжала любить его.
Зазвенел дверной звонок, и мать резко поднялась.
— Они пришли!
В ее голосе ему послышалось радостное возбуждение — новый оттенок, встревоживший его. Иногда мать преображалась до неузнаваемости после этого мелодичного звука, который сейчас отдавался вибрацией в стенах ее спальни. Но ведь необязательно, чтобы и в этот раз все было именно так.
— Давайте повешу ваше пальто, — донесся из холла голос отца, сопровождаемый неразборчивым бормотанием гостей.
— Иди к ним, я сейчас приду.
Мать махнула ему рукой, и он ощутил запах ее духов. Она присела на пуфик перед туалетным столиком и еще раз проверила, в порядке ли прическа и макияж, с удовольствием разглядывая свое отражение в зеркале. Он замер на пороге, с восторгом глядя на нее. Когда их глаза встретились в зеркале, между ее бровей пролегла недовольная морщинка.
— Разве я не сказала тебе, чтобы ты спускался вниз? — спросила она строго, и он почувствовал, как чернота на мгновение снова сжала его в своих объятиях.
Смущенно опустив голову, он стал спускаться в холл, откуда доносилось гудение голосов. Матери не придется за него краснеть.
~~~
При каждом вздохе горло обжигало холодным воздухом. Он обожал это чувство. Все считали, что только сумасшедший может совершать пробежки зимой. Но он предпочитал тренироваться зимой, чем летом в гудящий зной. А в выходные, как сегодня, он пользовался случаем, чтобы пробежать лишний круг.
Кеннет бросил взгляд на свои часы. В них имелись все функции, необходимые для успешной тренировки: измеритель пульса, шагомер, даже память на результаты предыдущей пробежки.
Сейчас его целью было пробежать Стокгольмский марафон. Он уже участвовал в нем дважды, так же как и в Копенгагенском марафоне. Двадцать лет он регулярно бегал, и если бы его спросили, как он хочет умереть, он предпочел бы через двадцать-тридцать лет упасть прямо на бегу. То чувство, которое его охватывало, когда он бежал, когда ноги несли его вперед, отбивая четкий ритм, постепенно сливающийся с биением сердца, — это чувство невозможно было сравнить ни с чем. Даже усталость, тяжесть в ногах, когда выделялась молочная кислота, стала привычной вещью, от которой он с годами научился получать удовольствие. Когда он бежал, то чувствовал, что живет. Лучше он и не мог бы это объяснить.
Приближаясь к дому, он замедлил темп. Прямо перед своим крыльцом некоторое время совершал бег на месте, затем, взявшись за перила, сделал растяжку. Воздух вырывался изо рта белым облаком, и он чувствовал себя чистым и сильным, пробежав в быстром темпе двадцать километров.
— Это ты, Кеннет? — донесся голос Лисбет из гостевой комнаты, когда он хлопнул входной дверью.
— Да, это я, моя дорогая. Я сейчас быстренько приму душ и приду к тебе.
Повернув кран горячей воды до предела, он встал под жесткие струи. Этот момент был, пожалуй, самым приятным. Он испытывал такое блаженство, что только усилием воли мог заставить себя выйти из- под душа. Вылезая из душевой кабины, он поежился. По сравнению с атмосферой там, внутри, в ванной было холодно, как на Северном полюсе.
— Ты принесешь мне газету?
— Конечно, моя дорогая!
