надел на себя джинсы и футболку. Ей по-прежнему казалось, что он самый красивый мужчина из всех, кого она встречала в жизни. Она любила его до боли.
Санна закрыла ящик комода и бросила взгляд в холл, где играли дети. Сегодня они были какие-то притихшие и серьезные. Нильс катал туда-сюда машинки, а Мелькер играл в своих человечков. При этом они играли молча, без обычных в таких случаях звуковых эффектов — и, что особенно странно, не дрались друг с другом.
— Ты не думаешь, что они…
В горле стоял ком. Она попыталась снова:
— Ты не думаешь, что они получили травму?
— На них нет ни царапины.
— Я имею в виду — не физическую травму.
Санна не понимала, как он может говорить так холодно и так спокойно. Утром он, как и она, пребывал в состоянии шока. Теперь же вел себя так, словно ничего не случилось — или случившееся было пустяком.
Кто-то проник в их дом, пока они спали, зашел в детскую — возможно, навсегда поселив в душах детей страх, отняв у них уверенность, что дома, в постели, с ними не может случиться ничего плохого, что никто не обидит их, покуда мама и папа рядом. Это чувство защищенности, наверное, утрачено навсегда. А их отец сидел, спокойный и равнодушный, словно его все это не волновало. И сейчас, в эту самую секунду, она ненавидела его за это.
— Дети быстро все забывают, — проговорил Кристиан, глядя на свои руки.
Санна заметила, что одна ладонь у него сильно расцарапана, и задалась вопросом, откуда эти царапины. Но не спросила. На этот раз решила не спрашивать. Возможно, это конец. Если Кристиан не в состоянии дать ей свою любовь и поддержку даже сейчас, когда им угрожает какое-то неизвестное зло, то, может быть, пора сдаться.
Женщина продолжала наобум кидать что-то в чемодан. Глаза ее затуманились от слез, и она рывком срывала вещи с вешалок. В конце концов чемодан был набит до отказа, и ей пришлось сесть на крышку, пытаясь его закрыть.
— Подожди, я помогу тебе.
Кристиан встал и навалился на чемодан всем своим весом, так что Санна смогла застегнуть «молнию».
— Я отнесу его вниз.
Он взял чемодан за ручку и понес его, пройдя мимо сыновей.
— Почему мы едем к тете Агнете? Зачем нам так много вещей? Мы что, уезжаем надолго?
Страх в голосе Мелькера заставил Кристиана остановиться посреди лестницы. Однако он тут же в полном молчании продолжил свой путь.
Санна подошла к сыновьям и уселась перед ними на корточки, изо всех сил стараясь говорить спокойным голосом:
— Мы устроим себе небольшой отпуск. Но мы поедем недалеко, к тете и вашим двоюродным братьям. Вы же так любите к ним ездить! А вечером у нас будет маленький праздник. Поскольку мы в отпуске, то можем позволить себе поесть конфет, хотя сегодня не суббота.
Сыновья посмотрели на нее с недоверием, но магическое слово «конфеты» спасло ситуацию.
— Мы поедем все вчетвером? — спросил Мелькер.
— Мы поедем все втетвелом? — повторил его младший брат.
Санна глубоко вздохнула.
— Нет, только мы втроем. Папа должен остаться дома.
— Да, папа останется и будет сражаться с плохими.
— С какими «плохими»? — спросила Санна, похлопав Мелькера по щеке.
— С теми, которые напачкали в нашей комнате, — он с гневным лицом скрестил руки на груди. — Если они вернутся, папа им покажет!
— Папа не будет сражаться с плохими. Никто сюда больше не придет.
Проведя рукой по волосам Мелькера, она мысленно проклинала Кристиана. Почему он не едет с ними? Почему он молчит? Она поднялась.
— Будет очень весело. Настоящее приключение. Я только помогу папе уложить вещи в машину и вернусь за вами. Хорошо?
— Угу, — без всякого энтузиазма ответили мальчики.
Спускаясь по лестнице, Санна ощущала спиной их взгляды.
Мужа она нашла у машины, когда он укладывал в багажник чемодан. Санна подошла к нему и взяла за руку.
— Это последний шанс, Кристиан. Если ты знаешь, если у тебя есть хоть малейшие догадки, кто преследует нас, — умоляю тебя, скажи! Ради нас. Если сейчас ты ничего не скажешь, а потом выяснится, что ты знал, то это конец. Понимаешь? Конец всему!
Кристиан замер, держа в руках чемодан. На мгновение ей показалось, что он что-то скажет. Но потом он стряхнул с себя ее руку и втолкнул чемодан в багажник.
— Я ничего не знаю. Хватит нудеть!
И он захлопнул крышку багажника.
Когда Патрик и Паула вернулись в участок, Анника остановила Хедстрёма в коридоре.
— Мелльберг проснулся, пока вас не было. Он возмущен тем фактом, что его не проинформировали.
— Я стоял и стучал ему в дверь, но он не открыл.
— Да-да, я так ему и сказала. Но он утверждает, что был так занят работой, что не слышал.
— Кто бы сомневался, — вздохнул Патрик и в очередной раз почувствовал, как устал от своего начальника. Если уж быть до конца честным, он вообще предпочел бы обойтись без него. Патрик бросил быстрый взгляд на часы.
— Хорошо, пойду проинформирую наше уважаемое начальство. Через пятнадцать минут собираемся на кухне на совещание. Предупреди, пожалуйста, Йосту и Мартина — они вот-вот появятся.
Он направился прямо к двери кабинета Мелльберга и громко постучал.
— Войдите!
Мелльберг сидел, углубившись в изучение целой кипы документов.
— Я слышал, — произнес он, — что ситуация накалилась, и должен тебе сказать: не больно-то хорошо смотрится в глазах общественности, когда мы отправляемся на такие трудные выезды без участия высшего начальства.
Патрик открыл было рот, чтобы ответить, но Мелльберг поднял руку в знак того, что еще не закончил.
— Мы подаем гражданам неверный сигнал, если не относимся к таким ситуациям достаточно серьезно.
— Но…
— Никаких «но». Твои извинения приняты. Но больше так не делай.
Патрик почувствовал, как кровь застучала в ушах. Проклятый старикашка! Кулаки у него сжались, но он заставил себя разжать их и сделать глубокий вдох. Надо вынести Мелльберга за скобки и сосредоточиться на главном — на расследовании.
— Расскажи мне, что произошло. К чему вы пришли? — спросил Мелльберг, подаваясь вперед от любопытства.
— Я думал, что мы проведем на кухне общее совещание. Если ты не возражаешь… — мрачно проговорил Патрик.
Мелльберг задумался.
— Да, хорошая мысль. К чему повторять одно и то же два раза? Ну что, начинаем работать, Хедстрём? Ты ведь знаешь, в нашем деле время на вес золота.
Патрик повернулся спиной к боссу и вышел из кабинета. В одном Мелльберг был, несомненно, прав —
