время констатирует однако тот факт, что благодаря этому должны лишь возрастать размеры периодических кризисов. «Внешняя торговля, — говорит он в „Освещении социального вопроса“ (часть 2-я, вып. I), — имеет такое же значение для торговых затруднений, как благотворительность для пауперизма, — в конце концов, они благодаря ей лишь увеличиваются»[182]. В цитированной статье «Торговые кризисы и ипотечная нужда землевладения» он говорит: «Чтобы уберечь себя от будущих вспышек „кризисов“, можно употреблять лишь обоюдоострое средство расширения внешней торговли. Это сильное стремление к подобного рода расширению рынка является большею частью не чем иным, как болезненным влечением, возникающим в страдающем организме. Так как на внутреннем рынке один фактор — производительность — вечно возрастает, а другой — покупательная сила — для большей части нации остается вечно неизменным, то торговля должна искать для него соответствующей неограниченной компенсации на внешних рынках. То, что удовлетворяет указанное влечение, отодвигает лишь новый взрыв несчастья. Каждый новый внешний рынок отодвигает поэтому социальный вопрос. В таком же духе действуют колонизации некультивированных стран. Европа воспитывает себе рынок там, где раньше никакого рынка не было, но это средство по существу благоприятствует однако злу. Когда новые рынки переполнены, вопрос возвращается лишь к своей старой исходной точке, к отношению ограниченного фактора покупательной силы и неограниченного фактора производительности, и момент взрыва кризиса лишь отодвигается для меньшего рынка с тем, чтобы дать ему возможность вновь выступить на большем рынке в еще более крупных размерах и в еще более ужасающих формах. Но так как поверхность земли ограничена и так как приобретение новых рынков должно поэтому когда-нибудь прекратиться, то и простому отодвиганию вопроса когда-нибудь должен наступить конец. Он поэтому должен быть когда- нибудь решен определенно»[183].
Анархию частнокапиталистического производства он также имел в виду как фактор, создающий кризисы, но лишь наряду с другими факторами, не как подлинную причину кризисов вообще, а как источник определенной разновидности кризисов. Так, он по поводу вспышки кризисов в кирхмановской «местности» говорит: «я не намерен утверждать, что этого рода застой в сбыте не мог бы иметь места также и в действительной жизни. Рынок в настоящее время велик, потребностей и различных отраслей производства много, производительность значительна, признаки спроса неясны и обманчивы, одни предприниматели не знают размера производства других, — поэтому легко может случиться, что они ошибутся относительно размера потребностей в известном товаре и переполнят им таким образом рынок». Родбертус категорически заявляет, что от этих кризисов можно избавиться только планомерной организацией хозяйства, только «коренным изменением» современных отношений собственности, объединением всех средств производства «в руках единой общественной власти». Но для успокоения умов он и тут тотчас же спешит прибавить, что он не берется сказать, возможен ли подобный порядок вещей, «но во всяком случае единственно он давал бы возможность воспрепятствовать этого рода застоям в сбыте». Итак, Родбертус подчеркивает, что он считает анархию современного способа производства ответственною лишь за известные частичные формы проявления кризисов.
Родбертус с пренебрежением отвергает закон Сэя-Рикардо о естественном равновесии между потреблением и производством, и, подобно Сисмонди, напирает на покупательную силу общества, которую он, опять-таки подобно Сисмонди, ставит в зависимость от распределения доходов. Несмотря на это, он отнюдь не принимает теории кризисов Сисмонди, особенно в ее выводах, и занимает по отношению к ней резкую оппозицию. Если Сисмонди, не учитывая ограниченности дохода, видел источник зла в безграничном расширении производства и в соответствии с этим проповедовал сокращение (Eindammung) производства, то Родбертус, наоборот, выступал защитником сильнейшего и неограниченного расширения производства, богатства и производительных сил. Он полагал, что общество нуждается в безграничном возрастании своего богатства: кто отвергает богатство общества, отвергает вместе с тем его могущество, его прогресс, его добродетель; кто препятствует росту богатства, тот препятствует прогрессу общества вообще. Всякий рост в обществе знания, силы и энергии связан с ростом его богатства[184]. Исходя из этой точки зрения, Родбертус был горячим защитником системы эмиссионных банков (Hotenbanken), которые он рассматривал как необходимую основу для быстрой и неограниченной экспансии учредительской деятельности. Доказательству этой мысли посвящена его статья об ипотечной нужде, относящаяся к 1858 г., и его работа о прусском денежном кризисе, которая появилась уже в 1845 г. Он выступает также с полемикой, направленной против предостережений в духе Сисмонди, причем он и здесь касается вопроса прежде всего с его этически утопической точки зрения: «Предприниматели, — декламирует он, — по существу представляют собой не что иное, как народнохозяйственных чиновников, которые исполняют лишь свой долг, когда они заставляют национальные средства производства, которые доверил им навсегда институт собственности, работать с напряжением всех сил. Ибо капитал, повторяю я, существует лишь для производства». Но далее по существу: «Или лучше, чтобы они (предприниматели), работая с самого начала меньшими силами, чем те, которыми они владеют в виде своих средств, сделали острые припадки страдания хроническими и чтобы они этим путем покупали меньшую степень остроты за счет непрерывности зла. Но если бы даже кто- нибудь оказался настолько безрассудным, чтобы дать им такой совет, они не оказались бы в состоянии последовать этому совету. По каким признакам упомянутые мировые производители определяли бы эти уже болезненные границы рынка? Все они, не зная друг о друге, производят в самых разнообразных концах мира для рынка, отдаленного от них на сотни верст, и производят с такими колоссальными силами, что производства одного месяца достаточно, чтобы перешагнуть через указанные границы. Разве мыслимо, чтобы столь раздробленное и тем не менее столь могущественное производство оказалось в состоянии добыть сведения о количестве потребных товаров? Где же хотя бы учреждения, — как например, находящиеся в курсе дел статистические бюро, — которые могли бы оказывать им помощь в этом деле? Но хуже всего то, что единственным фактором, ощущающим состояние рынка, является цена, ее поднятие и падение. Ибо она подобна не барометру, который предсказывает температуру рынка, а термометру, который ее лишь измеряет. Если цена падает, то производство уже перешагнуло границу, и несчастье уже налицо»[185]. Эта полемика, направленная, несомненно, против Сисмонди, показывает что между ним и Родбертусом была весьма существенная разница в понимании кризисов; поэтому, когда Энгельс в «Анти-Дюринге» говорит, что объяснение кризисов недопотреблением берет свое начало от Сисмонди и что Родбертус заимствовал его у последнего, то это, строго говоря, не точно. Общим у Родбертуса и Сисмонди является лишь оппозиция против классической школы и объяснение кризисов распределением дохода, но и здесь Родбертус идет своей собственной дорогой. Перепроизводство обусловливается не низким уровнем дохода рабочей массы или ограниченной потребительной способностью капиталистов, как у Сисмонди, а исключительно лишь тем фактом, что доход рабочих с прогрессом производительности составляет все меньшую и меньшую долю стоимости производства. Родбертус ясно доказывает своему противнику, что задержки в сбыте возникают не от незначительности доли трудящихся классов: «Представьте себе, — поучает он Кирхмана, — что эти доли так малы, что располагающие ими едва-едва живут на них; но устройте так, чтобы эти доли составляли фиксированную часть национального дохода, дайте затем производительности труда увеличиться, и вы будете иметь определенного размера сосуд, который в состоянии вмещать в себя все большую и большую стоимость; вы будете иметь также и все возрастающее благосостояние трудящихся классов… Наоборот, представьте себе, что доли трудящихся классов достигают какой вам угодно величины, но представьте себе, что они при возрастании производительности составляют все меньшую и меньшую долю национального продукта, то эти доли в этом случае, правда, все еще будут в состоянии обеспечивать трудящиеся классы от чрезмерной нужды, пока они не упадут до своей нынешней незначительной величины, — ибо они все еще будут содержать гораздо большее количество продуктов, чем теперь, — но как только они начнут падать они вызовут то возрастающее перед нашими торговыми кризисами неудовлетворение, которое наступает без вины со стороны капиталистов только потому, что они организовали свое производство, сообразуясь с данной величиной доли трудящихся классов»[186].
Итак «падающая доля заработной платы» — истинная причина кризисов, и единственным целебным средством против них является законодательная регламентация, в силу которой доля рабочих в национальном продукте представляется фиксированной и неизменной. Нужно хорошо вдуматься в эту странную мысль, чтобы оценить по достоинству ее экономическое содержание.
