– Никто?
– Единицы.
– Тогда мы и будем рассчитывать на них. У нас уже есть два кинообозрения, пусть еще одно будет о книгах.
– Отлично, – мрачно отозвался Лез. – Я не возражаю, если тебе так хочется, пусть это смотрят лишь единицы. Может быть, Моника и сама справится с этим. Больше ничего?
– Еще двадцать два дела, но их мы обсудим как-нибудь в другой раз. А у тебя есть что-нибудь новенькое?
– Новенькое выпрыгивает из моих записных книжек. Вскоре ты все это получишь. Вы собираетесь с Чедом прийти к нам сегодня поужинать?
– Ладно, мы будем. Если ты ничего не имеешь против бесконечной болтовни Чеда о новой школе.
– До сих пор? Он не может успокоиться с сентября?
– Он не умолкает, да я этому и рад – никогда не видел его таким счастливым.
– Ну, а ты сам? – спросил Лез. – Ты-то счастлив?
Ник засмеялся:
– Раз это спрашивает женатый человек, это означает, не надумал ли я жениться. Нет, все еще нет. Но в остальном все превосходно, Лез, ты же знаешь. Это куда лучше, чем было даже в «Омеге». Женщину я встречу, да и может ли быть иначе в этом городе? У меня здесь большие перспективы, а жениться я решил во что бы то ни стало. Но я не хочу торопиться, это не так уж важно, пока другие мои дела идут вполне неплохо, – он вдруг умолк.
Эти слова вызвали в его памяти что-то очень давнее. Кто-то уже произнес их однажды. «Зачем мне торопиться, если мои дела и так идут неплохо?»
Сидя на зеленой лужайке в Стэнфорде, Валери смеялась над его серьезностью, а солнце переливалось в ее рыжеватых волосах.
Ник увидел это так живо, что ему даже показалось, будто он слышит ее смех, чувствует, как пригревает солнышко, и едва ли не помнит названия книг, которые она за несколько минут до их встречи купила в книжной лавке.
– Ник? Ты где?
– Прости, – встряхнул головой Ник. – Я кое-что вспомнил.
– Наверняка женщину, кто бы она ни была, – Лез опустил карандаш в карман рубашки и направился к двери. – Я поговорю с режиссерами и набросаю свои соображения по поводу «Обратной стороны новостей».
– Попроси Монику зайти ко мне, ладно? А втроем мы встретимся завтра утром.
– Идет. Ты подумай, какой будет напряг, прежде чем твои идеи окажутся на пленке.
На третьей неделе октября, как раз когда Сибилла позвонила Нику из своего нового дома около Лизбурга, чтобы сообщить, что она участвует в охоте на лис и познакомилась с интересным мужчиной, было объявлено о выходе «Р?Н», и они появились в эфире с совершенно обновленной программой. Подобного упоения Ник не испытывал даже на аукционе в Калифорнии, когда узнал, что новые компьютеры «Омеги» идут нарасхват.
Засылая в эфир телепрограмму, они ждали почты и звонков от телезрителей, чтобы узнать, растет число абонентов или падает. Но, несмотря на все волнение, когда они все вместе сидели в комнате и впервые смотрели целиком программу, парад тех передач, которые они купили, и новостей, которые они выпустили сами, в студии царила атмосфера такого возбуждения и восторга, которую Ник не променял бы ни на что на свете.
Возвращаясь домой в разбушевавшуюся непогоду, Ник ехал все быстрее, пролетая мост, соединявший Джорджтаун и Фэйрфакс, желая поскорее встретиться с Чедом.
У них у всех – у самого Ника, у Леза с Моникой, у служащих его телесети, которых они сплотили и с которыми столько дней работали, как сумасшедшие, – было чувство людей, одолевших полосу препятствий и победивших. Они составляли расписание, увлеченно обсуждали новые проекты, старались угодить зрителям и рекламодателям, постоянно увеличивали объем передач – все это делалось ради упрочения репутации «Р?Н».
И вот после всех этих повседневных усилий, а со стороны будто по мановению волшебной палочки, зрительская аудитория начала расти. К июлю, немногим больше года спустя после переезда Ника с Чедом в Вашингтон, его телесеть была в эфире восемнадцать часов и вешала на аудиторию в двадцать миллионов.
– Ерунда! – махал рукой Лез, весь светясь от удовольствия. – Еще предстоит чертовски много работы, прежде чем все действительно стоящие идеи окажутся па пленке.
«Р?Н» производила некоторые программы сама, но большую часть пока покупала. Моника отбирала американские и зарубежные фильмы, но остальную часть программ формировал закупочный комитет, организованный Ником. Члены этого комитета просматривали кассеты, присылаемые различными компаниями, и выбирали лучшее, чтобы заполнить более тысячи часов вещания в год.
Большинство программ появлялось в эфире трижды – один раз днем и два раза вечером – в трансляции на Восточное побережье, а затем на Западное. Программа передач печаталась заранее и выходила с особым приложением для школ, где были перечислены книги и киноленты, которые можно было бы использовать на занятиях в классе. Были открыты бюро по сбору новостей и заключены контракты с корреспондентами сначала в нескольких городах страны, позже – и за ее пределами. А в августе одна из передач серии «Обратная сторона новостей» получила приз «Эмми Эворд» – в категории программ новостей.
– Жуть, сколько всего надо сделать, – изрек торжествующий Лез.
На следующий день позвонила с поздравлениями Сибилла.
– Потрясающе, как это тебе удалось? – поражалась она. – Ведь когда ты купил ТСЭ, ты ничего не знал про телевидение, и нате пожалуйста, теперь ты получаешь награды.
– Я много читал, – сухо напомнил Ник.
– А… – Сибилла вдохнула побольше воздуху, и Ник понял, что она собирается переменить тему и поговорить о тебе самой.
– Ты, должно быть, страшно удивишься, когда узнаешь, чем я занимаюсь. Ты никогда не спрашивал, но…
– Да, ты что-то давненько не появлялась.
После некоторой паузы Сибилла возразила:
– Но я звонила Чеду, разве он не говорил тебе?
– Говорил. Один раз недель за пять он и в самом деле вспоминал, что ты существуешь.
– Но ведь и он мне звонил. Разве он тебе не рассказывал?
– Нет, – удивленно ответил Ник. – Но он и не рассказывает мне всего, что он делает. Звонил – и прекрасно. Чем чаще он будет это делать, тем лучше.
Сибилла подождала, не спросит ли он, чем это она занимается, но Ник молчал.
– Ну, – сказала она наконец, – меня здесь долго не было, потому что я строю храм для Лили Грейс.
– Храм?
– Ник, ты все еще не понимаешь, что это девочка делает с людьми. Ты всегда недооценивал ее. И меня тоже: ты недооценил меня. Ты не дал мне кредита, чтобы сделать из нее подлинную ценность. Я же говорила тебе, что ты ошибаешься, помнишь? О, как ты ошибался, Ник! Что же, не дал – так не дал. Я обошлась и без тебя. С ней я провернула невероятные вещи, я всю ее переделала, я научила ее, что говорить, как говорить, какие употреблять фразы, какие платья носить… теперь она – само совершенство. Я увезла ее с собой, увезла – потому что видела сама, что люди рыдали, слушая ее. Ты и представить себе не можешь, как они на нее смотрели! Ты не видел ее? Ты не смотришь передач своих соперников?
– Не все и не во всякое время. А где ее можно увидеть?
– На двадцатом канале в Балтиморе в семь вечера по воскресеньям и на восемнадцатом канале в Филадельфии в половине восьмого, вечером в четверг. Ты принимаешь оба. Мне бы хотелось, чтобы ты посмотрел обе передачи, Ник.
