чемпионате, и в команде только и было разговоров о том, сколько мы очков недобрали. “Нам нужны очки”, – раздавалось то тут, то там. Мальцев сидел с непроницаемым выражением лица и слушал все эти разговоры про злосчастные и недостающие очки, доносившиеся из разных концов автобуса, – вспоминает Полупанов. – Потом дождался, когда голоса в автобусе немного поутихнут, и обращается к нашему водителю с просьбой остановиться в Саратове у ближайшей оптики. Все недоумевают: “Саша, что случилось? Заболел, что ли? Что-то с глазами стряслось?” А Мальцев отвечает с таким непроницаемым выражением лица: “Да нет, все нормально! Просто заедем сейчас в оптику и найдем для команды очки. Они же нам так нужны”.
В салоне сразу стало весело и куда-то сразу исчезло это сковывавшее всех игроков напряжение. А в том матче в Саратове мы победили, наконец-то впервые в чемпионате сыграв на кураже».
«Авторитет в “Динамо” Мальцев имел колоссальный. Все его уважали и к советам его прислушивались. Его слово было очень весомым, – вспоминает Владимир Полупанов. – Он говорил немного, но всегда по делу. Он был вообще очень недоволен, когда команда “Динамо” пропускала шайбы. На это он всегда реагировал крайне болезненно. Если Мальцев считал, что я виноват в пропущенной шайбе, мне доставалось от него по полной программе. Саша, мягко говоря, предъявлял мне претензии, – как же так, мы играем, забиваем, выходим вперед в счете, а ты такие “бабочки” пропускаешь?»
В памяти Полупанова сохранился один эпизод. «“Динамо” находилось на сборах в Эстонии в местечке Отепя. Там очень много озер, на одном из них стояли вышки для прыжков в воду. Я был свидетелем того, как Александр Николаевич залез на верхнюю десятиметровую вышку и оттуда, вниз головой, прыгнул, причем в прыжке еще и сложился».
Эстонский городишко Отепя, который имеет статус неофициальной зимней столицы Эстонии, был одним из любимых мест отдыха Аркадия Ивановича Чернышева. Летние сборы в Отепе перед сезоном, в начале 1970-х, динамовские ветераны вспоминают с особой любовью, хотя нагрузки Чернышев предлагал нешуточные. Будьте любезны, дорогие динамовцы, «отмотайте» 5–10 километров кросса по лесистой и пересеченной местности. Без этого было нельзя. А о неимоверных нагрузках в ЦСКА Тарасова ходили настоящие легенды.
Будучи человеком деликатным и с большим чувством юмора, Аркадий Иванович часто вносил «свежую струю» в изнурительный ритм тренировок. Предлагал игрокам выбор – прыгнуть с вышки или бежать кросс.
Однажды на сборах перед началом одного из сезонов рискнуть совершить этот «смертельный прыжок» решился Анатолий Мотовилов, один из самых близких друзей Александра Николаевича. «Мы долго отговаривали его от этого поступка: Толя был немного полноват и до этого никогда не занимался подобными экспериментами на десятиметровой вышке, – вспоминает Сергей Мальцев. – Но он настоял на своем: прыгну и все. Зашел на вышку и сиганул вниз. Но в полете его тело занесло, и в воду Толя входил уже не ногами или головой, как положено, а животом. Жуткий хлопок раздался одновременно с криком. Мы реально подумали, что Анатолий убился. Наконец он показался из воды, ему помогли выбраться. Весь живот был красным от удара. Толя потом на сборах часто хватался за него, особенно когда мы вспоминали этот смертельный номер и, смеясь, просили Мотовилова повторить его на бис».
Мальцев-старший, несмотря на то, что без проблем справлялся с прыжками и с легкостью мог менять их на кроссы, когда предлагал Чернышев, предпочитал тянуть «беговую лямку» вместе с товарищами по команде. Однажды он немного отклонился от маршрута, сказав, что, чуть передохнув, догонит игроков. Как в русской народной сказке, присел на близлежащий пенечек, правда, без пирожка…
«Бежим кросс, чувствую, что не могу, – признавался позже друзьям Мальцев. – Ноги ватные, сил нету. Отойду, думаю, присяду на пенечек. Отошел, присел, вижу, рядом тьма-тмущая белых грибов. Начал собирать, сняв майку и складывая грибы прямо в нее».
Уже потом, когда Мальцев пришел на базу в свой номер, его сосед Валерий Васильев широко открыл глаза и спросил его: «Ну ты, Саша, даешь, где такой урожай нашел?» Мальцев не утаил от своих товарищей грибное место. Вскоре на опушку таким же темпом, что и во время кросса, побежали многие динамовские хоккеисты. И каждый из них возвращался на базу с несколькими килограммами «мясистых», «породистых» даров леса. А в Москве скоро пошел гулять слух о том, что динамовские хоккеисты вернулись со сборов в Отепе с целым рефрижератором, специально присланным из столицы, чтобы загрузить тонны собранных ими грибов в тихом эстонском лесу…
Несмотря на всю беззаботность эстонских сборов лета 1972 года, Мальцев крайне серьезно готовился к предстоящему сезону. Во многом потому, что через несколько недель ему и его товарищам по сборной впервые предстояло скрестить клюшки с канадскими профессионалами.
Глава десятая
ВЕЛИКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ С КАНАДЦАМИ. СУПЕРСЕРИЯ 1972 ГОДА
Эту восьмиматчевую серию западные журналисты еще тогда окрестили «матчами века». И, как показало время, были правы. Именно с Суперсерии 1972 года началась новая эра мирового хоккея.
После Суперсерии-1972 границы, разделявшие хоккеистов-профессионалов и хоккеистов-любителей, были размыты. Именно после этих поединков советская сборная развеяла миф о недосягаемости и непобедимости канадских хоккейных профессионалов. «Наше поколение игроков первым скрестило клюшки с энхаэловцами. Знаю, что таких матчей, как в серии 1972 года, больше не будет. Будут другие – лучше, хуже, но не такие. Мы делали историю. Во всяком случае, историю хоккейную», – считает Александр Мальцев.
В Канаде об этой серии снято несколько документальных фильмов, написаны десятки книг, а ролики или фрагменты матчей время от времени до сих пор показывают даже в канадских аэропортах.
Споры о том, нужно ли советским хоккеистам мериться силами с канадскими, велись задолго до проведения этой серии. Говорили, что Тарасов и Чернышев, зная об особой грубости некоторых игроков НХЛ, якобы не изъявляли особого желания бросать своих ребят в сражение с канадскими профи. Впрочем, в этой ситуации объективнее будет взгляд самих игроков, тех, кто первыми скрестил клюшки с профессионалами.
«К началу семидесятых годов канадцы стремились к поединкам с советскими хоккеистами на высшем уровне. Встреча с профессионалами из НХЛ была мечтой Аркадия Ивановича Чернышева и Анатолия Владимировича Тарасова, – писал Борис Михайлов в своей книге «Такова хоккейная жизнь». – Последний беседовал на этот счет с президентом НХЛ Джоном Зиглером еще в 1968 году. Но убедить Спорткомитет СССР и ЦК КПСС в том, что серия СССР – НХЛ не так страшна, как ее малюют, было сложно. Проходило много различных совещаний, все время возникали какие-то сложности. За океаном, казалось, проблем не было. Но у нас тогда не знали, что и в НХЛ согласиться на серию было не просто. Ее президент Джон Зиглер мог спокойно высказаться за проведение серии. Но ему требовалось, поскольку НХЛ была коммерческим предприятием, подумать и о финансовой стороне вопроса».
Несомненно, что и рядовые советские болельщики, и любители хоккея за Кремлевской стеной жаждали зрелищ и побед над маститыми профессионалами. Окончательному решению, давшему зеленый свет ледовому противостоянию, во многом поспособствовал генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев – заядлый хоккейный болельщик. Во время чемпионата мира 1972 года в Чехословакии были оговорены все нюансы проведения предстоящей серии. По соглашению, подписанному весной того же года, за канадскую сборную должны были выступать только профессионалы из НХЛ.
Подготовка к матчам проходила под руководством нового тандема наставников: старшим тренером был назначен Всеволод Михайлович Бобров. Его помощником стал Борис Павлович Кулагин, который вскоре вместе с Аркадием Чернышевым вылетел в Северную Америку с тем, чтобы изучить будущих соперников.
У Всеволода Боброва складывались сложные отношения с Тарасовым. Бобров был самостоятельным, свободолюбивым человеком и игроком, предпочитая оставаться «свободным художником» вне строгих тактических схем. И эта его своеобразная неуправляемость никогда не нравилась Тарасову. Более того, армеец Бобров в пику Тарасову как-то заявил, что он является учеником Аркадия Чернышева. «На смену Чернышеву и Тарасову пришел Всеволод Михайлович Бобров. Он производил огромное впечатление. Это был редчайший знаток хоккея. Бобров был достаточно мягким человеком. С ним, в отличие от Тарасова, можно было обсуждать какие-то хоккейные вещи, – полагает Борис Михайлов. – При этом Бобров не давил на нас своим колоссальным авторитетом. Он умел прощать, и не было случая, чтобы кого-то в сборной при
