древние времена жили более свободолюбивые народы, чем теперь, я полагаю, что причина в том же, отчего люди стали слабее: она заключается в различии нашего и античного воспитания, вытекающего из разницы между нашей и античной религией. Наша религия, указавшая нам истину и истинный путь, учит нас пренебрегать светской честью; язычники же, весьма ценившие мирские почести и видевшие в них высшие блага, в своих поступках были более жестоки. Это видно по многим их установлениям, начиная с жертвоприношений, грандиозных у них, а у нас скромных, поражающих скорее изяществом, чем великолепием, за отсутствием каких-либо жестоких или возбуждающих храбрость обрядов. Там было в избытке великолепных и грандиозных ритуалов, дополнявшихся кровавым и жестоким жертвоприношением множества животных, и это ужасное зрелище воспитывало в людях соответствующие качества. Кроме того, религия древних почитала блаженными людей, преисполненных мирской славы, полководцев и государей, наша же религия прославила людей смиренной и созерцательной, а не активной жизни. Высшее благо она видит в смирении, униженности, презрении к людским заботам; древние же полагали, что оно – в величии духа, крепости тела и во всем, что придает человеку силы. А когда наша религия требует от тебя крепости, это значит, что ты должен проявить ее в терпении, а не в великом деле. Мне кажется, что этот образ действий ослабил мир и отдал его негодяям на растерзание. Когда большинство людей, чтобы попасть в рай, предпочитает переносить побои, а не мстить, негодяям открывается обширное и безопасное поприще. И хотя кажется, что мир обессилен и небеса разоружились, это, несомненно, произошло из-за низменных качеств людей, истолковывающих нашу религию в праздном духе, а не в пользу доблести. Ведь если бы они задумались, насколько эта религия располагает к любви и защите родины, то увидели бы, что она призывает любить ее, почитать и быть готовыми к ее защите. Итак, только вследствие неверных наставлений и ложного истолкования нашей религии мир, по сравнению с древностью, обеднел республиками, и вместе с тем народы не питают уже такой любви к свободе, как тогда. Впрочем, я нахожу причину этого в том, что все республики и гражданские сообщества были подавлены могуществом и военной силой Римской империи. И хотя впоследствии империя распалась, лишь на малой части ее земли города смогли возродиться и восстановить устои гражданской жизни. Как бы то ни было, в любом затерянном уголке мира перед римлянами вставал твердый заслон воинственных республик, упорно отстаивавших свою свободу. Отсюда видно, что только чрезвычайная и редкостная доблесть позволила римскому народу одолеть их.
Говоря о судьбе этих земель, ограничусь только ссылкой на самнитов; удивительная вещь, о которой свидетельствует также Тит Ливий, – они были столь могучи и воинственны, что, несмотря на столько поражений, людские потери и разорение городов, могли сопротивляться римлянам вплоть до консульства Папирия Курсора, сына первого Папирия, то есть на протяжении сорока шести лет. А ведь ныне эта местность, некогда изобиловавшая городами и жителями, кажется почти безлюдной, но в то время благодаря царящему в ней порядку и силе она была неприступной и покорилась только римской доблести. Нетрудно установить, откуда проистекал тогдашний порядок и чем вызван нынешний развал: прежде люди там были свободными, а ныне – порабощены. Ибо все свободные города и земли, где бы они ни находились, как я уже говорил, следуют от успеха к успеху. Народонаселение здесь более многочисленно, потому что люди вступают в брак охотнее, не видя к этому препятствий; всякий обзаводится детьми, которых он рассчитывает прокормить, не опасаясь, что у него будет отнято кровное достояние. К тому же, помимо сознания, что детям не угрожает рабство, отец может надеяться, что благодаря своей доблести они станут первыми людьми в государстве. Богатство, порождаемое как плодами земными, так и делом рук человеческих, в таких республиках возрастает ежечасно. Каждый старается приумножить то имущество и приобрести те блага, которыми он безопасно сможет пользоваться. Люди поэтому стремятся превзойти друг друга в преследовании как частного, так и общественного блага, почему и то и другое выказывает невиданный рост.
Противоположное происходит в тех странах, которые порабощены, и чем жестче рабство, тем более чужды для них житейские блага. Но из всех видов жестокого рабства жесточайшее то, которое на тебя налагают республики. Во-первых, потому, что оно более продолжительно и не оставляет надежды на спасение; во-вторых, потому, что цель республики – истощить и вытянуть все соки из других тел, чтобы напитать свое собственное. Покоривший тебя государь не станет так поступать, если это не варвар, стирающий с лица земли страны и рассеивающий все человеческие сообщества, каковы восточные владыки. Если же ему не чужды человечность и общепринятые правила, то в большинстве случаев он будет любить подчиненные себе города как свои собственные и сохранит в них все промыслы и почти все прежние порядки. И если эти города не смогут процветать, как вольные, они и не погибнут, как те, что живут под игом; здесь речь идет о том случае, когда город бывает покорен чужеземцем, потому что о тех, что находятся под ярмом своего согражданина, я говорил выше.
Итак, если вникнуть во все вышесказанное, мощь, которой обладали самниты, будучи свободными, не покажется удивительной, как и та слабость, в которую они впали, будучи зависимыми. Тит Ливий удостоверяет это во многих местах, в особенности в разделе о войне с Ганнибалом, где он рассказывает, как самниты, притесняемые римским легионом, стоявшим в Ноле, направили к Ганнибалу посольство, чтобы просить его о помощи. Послы сообщили в своей речи, что самниты сражались с римлянами сто лет в одиночку, располагая только собственными солдатами и собственными полководцами, и при этом зачастую могли противостоять сразу двум армиям, возглавляемым двумя консулами; а теперь они впали в такое ничтожество, что едва отбивались от небольшого римского легиона из Нолы.
Глава III
Рим возрос, разрушая окрестные города и приглашая чужих к себе на службу
«Crescit interea Roma Albae ruinis» [34] .
Кто намеревается далеко расширить пределы своего города, тот должен всеми способами стараться наполнить его жителями, ибо без многочисленного населения ему никогда не сделать свой город великим. Добиться этого можно двумя способами: лаской или силой. Действуя лаской, следует открыть безопасный доступ чужеземцам, которые пожелают поселиться здесь, и тогда всякий будет к этому стремиться; действуя силой, ты должен захватывать соседние города и переводить их жителей к себе. В Риме так заботились об этом, что при шестом царе там жили восемьдесят тысяч человек, способных носить оружие. Римляне поступали подобно хорошему садовнику, который срезает с деревца первые побеги, чтобы со временем они сменились другими, более зелеными и обильными, благодаря тому, что живительные соки останутся в стволе и деревце станет более плодоносящим. А что этот способ расширения своих владений был необходимым и правильным, доказывается примером Спарты и Афин; обе эти республики были воинственны и имели прекрасные законы, тем не менее они не достигли величия, сопоставимого с Римской империей, хотя внутреннее устройство Рима не казалось столь хорошо продуманным и защищенным от мятежей. Этому нельзя сыскать другой причины, кроме вышеприведенной, ибо Рим, нарастивший двумя указанными путями городской организм, мог вследствие этого выставить двести восемьдесят тысяч воинов, у Спарты же и Афин никогда не было более двадцати тысяч на каждую. А вызвано это было отнюдь не более удачным расположением Рима, но лишь другим образом его действий. Ликург, основатель Спартанской республики, считал, что для подрыва его законов нет ничего вернее, чем допустить приток новых жителей, поэтому он принял все меры, чтобы чужеземцы не общались со спартанцами – им запрещалось вступать в брак, принимать спартанское гражданство и участвовать в других общих делах с местными жителями. Чтобы никто не пожелал привезти в страну свой товар или открыть здесь какой-либо промысел, Ликург приказал пустить в обращение в своей республике кожаные деньги, так что количество жителей в Спарте никак не могло заметно вырасти. А поскольку во всех наших поступках мы подражаем природе, невозможно и неестественно, чтобы хилый ствол поддерживал мощные ветви. Небольшая республика не может присоединить город или царство, превосходящие ее народонаселением и мощью, а если так случится, то она погибнет, как деревце, которое с трудом поддерживает свою крону, более мощную, чем ствол; первый же ветерок его сломит.
Так вышло со Спартой, которая захватила все греческие города, и как только против нее восстали Фивы, все прочие к ним присоединились, и ствол остался без ветвей. Риму же этого можно было не опасаться, ибо благодаря своей надежной опоре он мог выдержать любой груз. Описанный образ действий этого города, как и другие, о которых речь пойдет ниже, сделал его великим и могущественным. Это и высказал вкратце Тит Ливий в своих словах: «Рим между тем с разрушением Альбы растет».
Глава IV
Для расширения своих владений республики использовали три способа
Изучавший древнюю историю найдет, что республики использовали три способа для расширения владений. Первого из них придерживались в старину тосканцы – они собирали союз из нескольких республик, причем ни одна из них не должна была возвышаться над другой ни своей властью, ни положением; присоединенные же города они принимали в свое товарищество наподобие того,
