когда нужда заставляет тебя поступить с государем так, как он собирается поступить с тобой, тем более если у тебя остается время только для того, чтобы принять меры предосторожности. Указанная необходимость почти всегда способствует достижению цели, что достаточно подтвердить двумя примерами.
Среди первых друзей и приближенных императора Коммода были начальники преторианцев Лет и Элект; Марция числилась среди первых его наложниц или подруг; и поскольку все эти люди иногда упрекали императора за поступки, позорящие его и его власть, он решил избавиться от них, и, записав на листке имена Марции, Лета и Электа, а также некоторых других, кого он хотел следующей ночью казнить, Коммод положил этот листок в изголовье своей постели. Когда он вышел умыться, мальчик, который был у него в фаворитах, играя в этой комнате на постели, нашел записку и, держа ее в руке, вышел из комнаты. Тут ему встретилась Марция, которая взяла записку, прочитала ее и, поняв содержание, сразу же призвала к себе Лета и Электа. Оценив угрожающую им опасность, все трое сговорились нанести первый удар и, не теряя времени, на следующую ночь убили Коммода.
Император Антонин Каракалла находился со своим войском в Месопотамии, и здесь у него был префект Макрин, человек скорее гражданский, нежели военный. Антонин, как часто бывает с дурными государями, которые боятся, как бы кто-нибудь не поступил с ними так, как они того заслуживают, написал в Рим своему приятелю Матерниану, чтобы тот узнал у астрологов, не собирается ли кто покуситься на его власть, и известил его. Матерниан написал, что таким человеком является Макрин, но письмо сначала попало в руки к Макрину, а не к императору, и префект понял, что он должен либо убить Антонина до того, как из Рима прибудет новое письмо, либо умереть. Макрин подговорил центуриона Марциала, которому он доверял и брат которого за несколько дней до того был казнен по приказу Антонина, убить императора, что тот успешно и исполнил. Отсюда видно, что неотложная необходимость приводит почти к такому же результату, как и образ действий, описанный выше, которым воспользовался Нелемат Эпирский. Отсюда также можно заключить и о том, что я сказал почти в начале данного рассуждения: угрозы опаснее для государей, чем оскорбления, и приводят к заговорам более успешным, поэтому государь должен воздерживаться от них. Человека нужно обласкать или обезопасить от него свою жизнь, но никогда не ставить его перед выбором: убить или умереть самому.
Что касается опасностей, встречающихся при осуществлении заговора, они возникают или при изменении обстоятельств, или из-за малодушия исполнителя, или из-за ошибки, допущенной исполнителем по неосмотрительности, или из-за не полностью выполненного плана, когда в живых остается часть из тех, кого нужно было устранить. По моему мнению, ничто не вносит такого разброда и замешательства во все людские дела, как необходимость в один миг, не теряя времени, изменить план действий и поступить противоположно тому, что было намечено заранее. И если такое изменение вносит беспорядок в любое предприятие, тем более это касается военного дела и ему подобных, о чем мы сейчас толкуем, ибо самое главное в таких случаях – укрепить решимость людей в исполнении поставленной перед ними задачи, а если они на протяжении многих дней настраивали свое воображение в расчете на один план и образ действий и те неожиданно изменяются, то они обязательно придут в замешательство, и все дело будет погублено. Лучше уж действовать по установленному плану, зная, что это влечет за собой некоторые неудобства, чем, отменив его, идти на тысячу неудобств. Все это относится к случаю, когда нет времени на пересмотр плана; если же времени достаточно, можно поступать как угодно.
Заговор Пацци против Лоренцо и Джулиано Медичи хорошо известен. Было решено дать обед для кардинала Сан Джорджо и убить их во время этого обеда. Распределили роли: кто участвовал в покушении, кто должен был захватить дворец и кому надлежало пройти по городу, призывая народ к свободе. Случилось так, что когда семейства Пацци, Медичи и кардинал собрались для торжественного богослужения во Флорентийском соборе, было получено известие, что Джулиано утром не обедает во дворце, и заговорщики, собравшись вместе, порешили совершить в церкви то, что было задумано сделать в доме у Медичи. Это решение спутало им все карты, потому что Джован Батиста да Монтесекко не захотел участвовать в убийстве, которое должно было произойти в церкви, и пришлось на все посты назначить новых людей, которые не имели времени подготовиться к решительным действиям и наделали столько ошибок, что вся затея пошла прахом.
Малодушие охватывает заговорщиков из-за уважения или трусости, испытываемых ими. Ощущения величия и почета, вызываемые присутствием государя, столь велики, что их бывает достаточно, чтобы напугать или умиротворить исполнителя покушения. Когда Марий был захвачен жителями Минтурна, они послали раба, чтобы убить его, но тот, устрашенный видом этого человека и его громким именем, не смог преодолеть робости и поднять на него руку. И если так действует вид человека пленного, связанного и согбенного под ударами судьбы, насколько же сильней будет впечатление от государя свободного, выступающего во всем своем величии и роскоши и окруженного свитой! Такое великолепие может привести тебя в трепет, а благосклонный прием умилить. Против царя Фракии Ситалка был устроен заговор; в назначенный день заговорщики собрались в условном месте, где находился их государь, но никто из них не отважился что-либо предпринять. И они разошлись, ничего не сделав и не зная, что им помешало, так что им оставалось только осыпать друг друга упреками. Такую нерешительность они проявили несколько раз; наконец заговор был раскрыт, и все они понесли наказание за преступление, которое могли совершить, но так и не совершили. Против герцога Феррарского Альфонса сговорились два его брата, которые привлекли на свою сторону Джанни, священника, состоявшего при герцоге певчим. Тот неоднократно по их просьбе сводил с ними герцога, который был полностью в их руках, тем не менее никто из братьев не решился посягнуть на него, и когда все открылось, они понесли наказание за свой дурной умысел и неблагоразумие. Причиной этой оплошности может быть только то, что присутствие государя пугает или покоряет его добросердечие. Помехой и камнем преткновения в таких делах служит неосторожность или малодушие, ибо и то и другое, охватывая тебя, приводит твой ум в замешательство и заставляет говорить и поступать не должным образом.
То, что люди поддаются этим чувствам, лучше всего показывает Тит Ливий, описывая этолийца Алексамена, который хотел убить спартанского царя Набида, о чем мы говорили выше. В назначенное время, когда он известил своих сообщников о том, что им надлежало делать, по словам Тита Ливия, «collegit et ipse animum, confusum tantae cogitatione rei» [66] . Невозможно, чтобы даже твердый духом человек, видевший немало смертей и привыкший держать в руке меч, не дрогнул в таких обстоятельствах. Поэтому следует избирать людей, испытанных в подобных переделках, и никому другому не доверяться, даже если его считают образцом мужества. За свою отвагу в великих предприятиях никто не должен ручаться, не проверив себя на деле. Волнение может выбить оружие у тебя из рук или исторгнуть из твоих уст столь же неуместные речи. Сестра Коммода Люцилла приказала Квинциану убить его. Тот дождался Коммода у входа в амфитеатр и, обнажив кинжал, приблизился к нему с криком: «Вот что шлет тебе Сенат!» Из-за этих слов он был схвачен прежде, чем успел нанести удар. Мессер Антонио да Вольтерра, назначенный, как было сказано выше, убить Лоренцо Медичи, подойдя к нему, сказал: «Ах, изменник!» Это восклицание спасло Лоренцо и погубило заговор.
По вышеназванным причинам даже заговор, направленный против одного правителя, может быть не доведен до конца, но гораздо чаще так бывает, когда нужно устранить двух правителей; трудности в этом случае столь велики, что успех почти невозможен. Одновременное покушение в двух местах почти неосуществимо, а устроить его в разное время нельзя, потому что одно отменяет другое. Так что если устраивать заговор против одного государя – дело опасное, неверное и неблагоразумное, то заговор против двоих – затея тщетная и пустая. Если бы не уважение, питаемое мной к историку, я никогда бы не поверил тому, что Геродиан сообщает о Плавциане, поручившем центуриону Сатурнину в одиночку убить Севера и Антонина, находившихся в разных странах. Это настолько противоречит всем доводам разума, что только упомянутый авторитет не позволяет мне отвергнуть этот рассказ.
Несколько афинских юношей задумали выступить против тиранов Афин Диокла и Гиппия. Они убили Диокла, но Гиппий, оставшийся в живых, отомстил за него. Жители Гераклеи Хион и Леонид, ученики Платона, устроили заговор против тиранов Клеарха и Сатира; убили Клеарха, Сатир же остался в живых и отомстил. Неоднократно упоминавшиеся нами Пацци сумели расправиться только с Джулиано. Таким образом, от подобных покушений на нескольких правителей всегда следует воздерживаться, ибо от них не бывает толку никому, ни заговорщикам, ни их отчизне; более того, остающиеся в живых делаются более жестокими и невыносимыми, чему свидетели названные мною Флоренция, Афины и Гераклея. Правда, заговор, предпринятый Пелопидом для освобождения своей родины – Фив, несмотря на все трудности, закончился успешно, хотя Пелопид покушался даже не на двух тиранов, а сразу на десятерых и не только не имел к ним доступа и не был их приближенным, но был открытым мятежником. Тем не менее ему удалось прийти в
