— Лопни мои глаза…
— Да что там? Алло!
— Нет!
— Хосе! Ты еще тут?
— Гос-споди…
— Алло, ты меня слышишь?
— Исус и Мария…
— Алло!
— Даже не верится.
— Хосе!
— Да тут я, никуда не делся. Он только что подпрыгнул. Чувак, ты это видел?
— Что он сделал?
— Он типа подпрыгнул. Это ж рехнуться можно!
— Он спрыгнул?
— Нет!
— Упал с каната?
— Нет, чувак.
— Он погиб?
— Да ни фига!
— А что тогда?
— Он перескочил с одной ноги на другую! Он одет в черное, чувак. Даже отсюда видно. Он все еще наверху! Этот мужик, он что-то с чем-то! Вот блин! Я уж решил, каюк ему! А он встал на ногу, скакнул, а второй ногой… Ох, чувак!
— Он подпрыгнул?
— Точняк!
— Как зайчики прыгают?
— Не, типа как «ножницы»… Он просто… Чувак! Держите меня. Ох, чувак. Держите меня, пятеро. Он такие финты выделывал… На канате, чувак!
— Балдеж.
— И не говори, чувак, самому не верится. Он чё, гимнаст какой-то? Похоже, он вроде как танцует. Может, он танцор? Слышь, чувак, твой дружбан танцор?
— Он мне вовсе не друг, Хосе.
— Богом клянусь, он точно привязан к чему-то или типа того. Привязан к канату. Спорим, привязан. Он там, наверху, и вдруг вертит «ножницы»! Охренеть можно.
— Хосе, послушай меня. Мы тут с ребятами как раз заключили пари. Как этот парень выглядит?
— Он держится, чувак, он держится.
— Тебе его хорошо видно?
— Да какое там! Точно муравей. Это ж какая высотища. Но он точно подпрыгнул. Весь в черном, уж ноги-то видно.
— А ветер дует?
— He-а. Духота как в заднице.
— Ветра точно нет?
— Там, наверху, должен быть. Господи Исусе! Он же, типа, на самой верхотуре. Уж не знаю, как они собираются снимать его оттуда. Фараонов нагнали аж тыщу. Полным-полно.
— А?
— Копов полно, говорю. Так и кишат наверху. С обеих сторон.
— Они пытаются втащить его назад?
— Не, он слишком далеко. Теперь он просто стоит. Держит свою палку. Да быть этого не может! Нет!..
— Что? Что там, Хосе?
— Он присел, согнулся и присел. Ты зацени!
— А?
— Ну, типа он встал на колени.
— Он что сделал?
— Теперь уже сидит, чувак.
— То есть, как это — сидит?
— Сидит на своем канате. Да этот парень ненормальный!
— Хосе?
— Ты глянь, ты глянь!
— Алло!
Тишина, в динамиках только прерывистое дыхание.
— Хосе. Эй, амиго! Хосе? Друг мой…
— Быть не может.
Комптон вплотную прижимается к компьютеру, касается микрофона губами:
— Хосе, дружище? Ты меня слышишь? Хосе, ты еще там?
— Что за хрень…
— Хосе.
— Я не прикалываюсь…
— Что?
— Он уже лежит.
— На канате?
— Да, на долбаном канате.
— И?..
— Он подложил под себя ногу. Глядит в небо. Это все так… странно.
— А дубина?
— Чего?
— Ну, шест?
— Положил себе на брюхо, чувак. Ваще нереально.
— И просто лежит там?
— Ага.
— Типа, он решил вздремнуть?
— Чего?
— У него там сиеста?
— Ты чего мне мозги полощешь, чувак?
— Я не… что? Конечно, нет, Хосе. Ничего такого. Нет.
Наступает долгая тишина, словно Хосе сам перенесся наверх, оказался рядом с канатоходцем.
— Хосе? Эй. Алло. Хосе? Как он намерен вернуться, Хосе? Хосе… То есть, если он лежит на канате, как он собирается подняться? Ты уверен, что он лежит? Хосе! Ты здесь?
— Ты чё, думаешь, я лапшу тебе вешаю?
— Нет! Просто хочу разговор поддержать.
— Вот и растолкуй, чувак. Ты щас в Калифорнии?
— Да, чувак.
— Докажи.
— А как я тебе…
Комптон опять вырубает микрофон:
— Принесите мне кто-нибудь чашу цикуты.
— Найди другого, — говорит Гарет. — Скажи, пусть передаст трубку.
— Тому, кто хотя бы читать умеет.
— Парня зовут Хосе, а он даже по-испански не говорит!
