теперь против нее работают все. Это лакомый кусочек для всех, для раздела. Особенно ее территории, наполненные, как кладовые, ресурсами. Европейская часть никого не интересует. В Московии своей запритесь, скажут, и передушите друг друга. Совсем не то теперь Смутное время. Огромные средства отпущены и все еще отпускаются на это разрушение. Все, начиная от сект и кончая большими концернами, все работает на разрушение России, на зависимость России от всех.
Я, когда что-то анализирую, всегда стараюсь довести ситуацию до простейшего. Представьте себе дом, живет в нем семья. Они живут тем, что продают, закладывают вещи, которые родители им собрали, и берут в долг. Ну долго это может продолжаться?
— Верно. Семья — ячейка государства. И это верно сказано. И на этом примере ясно, что мы занимаемся самоуничтожением, самоистреблением. А обставляется все это разговорами о «возвращении» в какую-то «цивилизацию».
Солженицын назвал «безумными» гайдаровские реформы. Но они не безумные. Они очень точно рассчитаны. На разрушение нашего государства. Это не политики, которые правят сейчас в России. Это будущие бургомистры, старосты и полицаи. По крайней мере у них именно такая психология — прислужников оккупационных властей.
— Все это верно. Но дело в том, что у нас нет, к сожалению, как говорят военные, оперативного времени на то, чтобы выстроить свои боевые порядки. Уверяю вас, что эта публика, о которой вы говорили, абсолютно спокойно подпишет даже договор об оккупации нашей страны. Страна ничего не производит. Она изничтожается всячески ежедневно и ежечасно. А ее еще втягивают в долги. И у руководства уже созрел план предложить в качестве залога за долги наши земли. Это преступление, которое никому и никогда не простится. То есть нас просто отдают, уже отдают.
Вот недавно встретил нашего общего знакомого. Он мне говорит: «Старик, не волнуйся. Провинция возрождается. Церкви красят». А я подумал: пока вы красите церкви, они красят авианосцы. А на них никто вроде бы не нападает — ни на Америку, ни на Англию, ни на Францию. Против кого же они готовят авианосцы? Против самих себя, что ли. Так что мы, глядишь, прокрасимся.
— Я еще в 1991 году забил в этот набат. С этого и начал свой первый контакт из эмиграции с Россией. Уже тогда все было ясно. Это может подтвердить Андрей Дементьев, бывший главный редактор «Юности». Он близок был с Горбачевым. Я ему сказал: «Передайте: это конец. Власть должна быть властью. Это элементарно. При любой демократии». Тогда по договоренности с «Комсомольской правдой» мы и собрали «Комитет национального согласия». Собрали всех. И «правых», и «левых». В Риме собрались. Приветствия прислали и Горбачев, и Ельцин. Приехали из разных лагерей. Еще тогда были шовинистами Астафьев, Солоухин. И они приехали. Приехали и «левые» — Бакланов, Лихачев. И я тогда говорил — давайте найдем общий язык, потом разберемся. В 91-м говорил.
Но тут же включился контрмеханизм — «Свобода», «Голос Америки». Никто по сути дела не дискутировал. Главное — известное дело — было высмеять. И сработало. «Комсомолка», конечно, поддерживала, а все остальные газеты так — сквозь зубы и скептически. Те, кто участвовал, все документы подписали, выбрали руководство, скоординировали планы. Но этого единства хватило только на полет до Москвы. Прилетели они в Москву и тут же разбежались по разным углам.
Вот и сейчас говорил я с Горбачевым, с Руцким, говорил со многими. Говорил: «Ну договоритесь вы наконец. Ведь надо сейчас договориться о какой-то фигуре, объединиться вокруг чего-то. А там идет сплошная грызня. Все претендуют на высшую власть. Даже Анпилов. Ну посмотрите вы на вещи реально. Пусть каждый прикинет, сколько процентов голосов он соберет. И ясно станет, что по отдельности никто из вас ничего не соберет. Но они же не могут до сих пор договориться. Народ сошел с ума. А вроде люди, занимающиеся политикой, прекрасно понимающие, что происходит со страной. И каждый тянет одеяло на себя!
Я часто слушаю того же Жириновского. И со многим согласен. Но ведь ни одному его слову верить нельзя. Он вас предаст всегда. Он то устроит какую-то бучу, тут же через два дня перестроится — и снова с властью.
Я надеялся на Думу. Но она проваливает все. Практически Дума стала филиалом исполнительной власти.
— А кто ее принимал и утверждал? Неизвестно, откуда взялось такое количество жалких и никчемных людей на всех уровнях. Сидели бы где-нибудь в горсобесе, в своей тьмутаракани, эти провинциальные чиновники, так нет, все вылезли в столицу! Неужели из 180 миллионов человек нельзя найти достойных лидеров такой страны! Может быть, мы действительно несем в себе какой-то порок, в нас укорененный, если даже перед лицом смертельной опасности нация наша не может объединиться?! Отчаяние берет…
— Увы, к горьким. Правду говорят на Востоке, что мужчине, чтобы он мог считать, что прожил жизнь правильно, надо посадить дерево, вырастить детей, построить дом и написать книгу. Все это я сделал. Вроде бы совесть моя должна быть чиста. Тем более социально мне ничего впереди не грозит страшного. На скромную жизнь хватит. Но когда я думаю о России… Я никогда даже не думал, что я буду так это все переживать. Хотя я не так уже много хорошего видел за свою долгую жизнь на Родине. Начиная с самого детства я жил в такой страшной нищете, невероятной просто. Я никогда не думал, что так буду от всего происходящего страдать. Правду говорил Говорухин — как будто на твоих глазах твою мать насилуют. Невыносимее ничего придумать нельзя. И вот это делает мой конец очень безрадостным. Мне не хочется уже ничего. Даже книги писать. На этом фоне для меня все пустое. Если не будет России, то вся моя жизнь — абсолютно бессмысленна. А ведь уже никто не скрывает, что нас не должно быть.
Даже по телевидению русским уже открыто говорят: «Вас не должно быть». Вот Новодворская говорит: «Не должно быть этой страны!» А ведь она озвучивает черные мысли всех Гайдаров, вместе взятых. То, о чем они еще не осмеливаются говорить, хотя будут говорить это завтра, она уже говорит. И мне, когда я слушаю эту даму, мне действительно хочется взять в руки автомат Калашникова. И, несмотря на мой возраст, я бы его взял.
— Правильно, у нее самой-то мыслей на три копейки.
— Для меня это сейчас самое важное. За то, что мне «Правда» дает возможность высказаться, сказать, я ей весьма благодарен. Если не на очень большую аудиторию это влияет, то хотя бы поддерживает, воодушевляет моих единомышленников. Для меня и самого сейчас это единственная отдушина. Я чувствую обратную связь. И очень высоко ценю этот жест «Правды» по отношению ко мне. Да и больше я нигде бы не получил такой трибуны. Может быть, «Советская Россия» еще могла бы меня печатать.
Тут главное — регулярность. Мы как-то разговаривали с Андреотти, он очень умный и тонкий человек, хотя сейчас его и обвиняют в связях с мафией. И он сказал, что, несмотря на всю свою занятость, постоянно пишет колонку для газеты «Эуропео». Сорок лет пишет эту колонку. И читатель знал, что в этой газете он всегда прочтет Андреотти. Мы говорили тогда в «Континенте», и он высоко оценил его, а я ему сказал: «Ну на что может повлиять эмигрантский журнал?» Он ответил: «Это вам так кажется. Главное,
