— Сара — воплощение жертвы, Смоуки. Ты же прочла ее историю: она воплощение жертвы, которую нам не удалось спасти. Думаю, преступник знает это. Вот почему он дразнит нас Сарой. Он манипулирует ею, оставаясь вне досягаемости, и заставляет нас наблюдать за ее страданиями.
Джеймс вышел, оставив меня переваривать услышанное.
Я понимала: он прав. Его ощущения полностью совпадали с моими. Просто я удивилась, что Джеймс оказался настолько внимателен. А потом я вспомнила сестру Джеймса и задумалась о его словах, о глубине чувств, необходимых, чтобы прийти к подобному заключению. «Роза была жертвой, которую Джеймсу не удалось спасти. Не тут ли кроется причина его неприязни к людям? Не в том ли она, что Джеймс не смог предотвратить смерть сестры? Может быть. И однако, Джеймс прав. Его выводы требуют от нас еще большей осмотрительности. Сара не просто месть — она приманка».
Глава 32
— Хочу зайти к Джонсу, — сказала я Келли. — Пойдем со мной.
— Зачем?
— Узнала, что он расследовал дела, связанные с торговлей людьми.
— Не может быть!
— Да провалиться мне на месте!
И вновь я в кабинете без окон, сижу рядом с Келли напротив серого ископаемого, которое Джонс называет письменным столом.
— Расскажи мне об этом деле, — без предисловий произнес Джонс. — Особенно меня интересует Хосе Варгас.
Я изложила все, что знала на данный момент. Джонс откинулся в кресле и пристально смотрел на меня, постукивая пальцами по подлокотнику.
— Ты считаешь, что этот тип, Незнакомец, — несчастный ребенок, жертва Варгаса?
— Это рабочая версия.
— Правильная версия. Шрамы на ступнях преступника и русская девочка? Мне приходилось сталкиваться с подобным.
— Вы рассказывали, что принимали участие в следствии по делу о торговле детьми и что Варгас был под подозрением.
— Да. Я состоял в оперативной группе под непосредственным руководством Дэниела Халибартона. — Джонс покачал головой. — Халибартон был старейший сотрудник, древний, как динозавр, но замечательный следователь. Несгибаемый. А я недавно пришел, всего два года как закончил академию. Дело оказалось грязное. Мерзейшее. Однако энтузиазм у меня зашкаливал. Ну, вы понимаете…
— Да, сэр.
— Следователи отдела нравов полицейского управления Лос-Анджелеса выявили резкий рост детской проституции и порнографии. Проблема существовала всегда, но то, с чем им пришлось столкнуться, озадачивало. Следователи заметили у многих детей нечто общее.
— Кажется, я поняла, — произнесла Келли. — Шрамы на ступнях.
— Не только. Второй фактор: среди детей не нашлось ни одного уроженца Штатов. В основном латиноамериканцы, реже — европейцы. Мы догадались, что европейцев переправили в Штаты через Латинскую Америку. — Он замолчал, погрузившись в воспоминания. — Большинство жертв — девочки, но было и несколько мальчиков в возрасте от семи до тринадцати лет, не старше. И все в ужасном состоянии. Многие страдали различными половыми инфекциями, имели незалеченные анальные и вагинальные разрывы… — Джонс махнул рукой. — Ну, вы поняли, просто кошмар какой-то…
— Пожалуй, единственное, что успокаивает в подобных случаях, — педофилы ненавистны всем.
— Да… Вот полиция Лос-Анджелеса и вызвала нас. Мы не стремились ни выслужиться, ни сделать рекламу, ни повлиять на политику. Это действовало освежающе. Мы создали оперативную группу, они — тоже, чтобы оказать массированное давление. — Джонс слабо улыбнулся. — Сейчас все иначе. Дискуссия о нравственности в правоохранительных органах носила несколько… расплывчатый характер.
— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — раньше подозреваемых допрашивали в агрессивной манере.
Улыбка Джонса стала зловещей.
— По-другому — никак… Допрашивали невозмутимо — и жестоко. Может, это не мое дело, но… — Джонс огорченно пожал плечами. — Халибартон и его приятели были парни старой закалки… Работорговцы действовали очень продуманно. Никаких лишних контактов. Сначала передавались деньги, а затем уже дети. И покупатели никогда больше не пересекались с продавцами.
— А сколько было детей? — спросила я.
— Пять. Три девочки и два мальчика, а потом осталось две девочки и мальчик. Мы поместили их под защитный арест.
— Почему?
— Двое ребят, мальчик и девочка, не выдержали. Они покончили с собой. Итак, у нас остались дети, которые, преодолев ужасные несчастья, желали оставить все в прошлом. И у нас был мерзавец, который их купил. Девочки и один из мальчиков принадлежали сутенеру, подонку, каких свет не видывал, по имени Лерой Перкинс. У него было не сердце, а глыба льда. Плевать он хотел на детей, его интересовали только деньги, которые они могли ему принести.
— Звучит еще хуже, чем я думала, — сказала я.
— Третья девочка принадлежала извращенцу, который очень любил детей. Он зарабатывал деньги тем, что снимал на видео, как занимается сексом с детьми, а затем продавал фильмы таким же озабоченным уродам, как и он сам. Его звали Томми О’Делл. Предположительно некоторые полицейские и агенты крепко прижали Лероя и Томми. Но извращенцы молчали. Мы угрожали посадить их в тюрьму и рассказать другим заключенным, кто они и за что сидят. Увы, это не сработало. Я думал, Томми О’Делл расколется, я был просто уверен. Ведь он слизняк. Но я ошибался. Молчал и Лерой. Он сказал однажды Халибартону: «Допустим, я сознаюсь. Но не пройдет и недели, как я сдохну. Потом они убьют мою сестру, мою мать… Черт, да они уничтожат все, даже мои комнатные растения! Я уж лучше здесь перекантуюсь».
— Похоже, он имел дело с ужасными людьми, — сказала Келли.
— Уж похуже нас. Мы потратили уйму времени, однако потерпели фиаско. У нас остались лишь дети. Потребовалось некоторое время, чтобы их разговорить, и в итоге удалось. Только двое рассказали о пережитом. — Джонс скривился. — Такая мерзость… Детей били палками, всячески унижали, насиловали. Они постоянно ходили в капюшонах или с завязанными глазами. Их скрывали и друг от друга, и от торговцев людьми. И все же один мальчик увидел Варгаса и запомнил его имя. Он даже смог его описать. И мы взяли этого типа. — Взгляд Джонса стал вдруг пугающим. — Мы многое пытались сделать, чтобы заставить его расколоться. Тогда даже я был готов пустить в ход кулаки.
Джонс замолчал и глубоко задумался. Его молчание было пронизано сожалением.
— Мальчика звали Хуан. Это был прелестный и умный ребенок, он многое нам рассказал, хоть и заикался. Родом он из Аргентины. Я восхищался им… мы все восхищались. Он прошел через ад, но продолжал бороться, и делал это с достоинством. — Джонс одарил меня задумчивым взглядом сфинкса. — С достоинством! А ему было всего девять лет.
— Что же произошло? — спросила я.
— Детей спрятали в конспиративном доме. Накануне ночью Хуан дал согласие официально записать свой рассказ на пленку, но кто-то узнал об этом. Они убили полицейского, агента и забрали детей.
— Забрали?
— Да. Обратно в ад.
Некоторое время я не могла произнести ни слова. «Этих детей вырвали из лап чудовищ. Их просто обязаны были спасти!»
