Уже у самой палатки я спросила:
— Ты понимаешь буквы?
— Ты хочешь знать, умею ли я читать? Да, конечно: женщина моего положения должна уметь читать, писать, петь и танцевать.
— Давай заходи. Прочти, что тут написано. — Я достала из ящика свиток и развернула.
— Ты с ума сошла? Если Ксен вернется, не сносить нам обеим головы.
— Сейчас он рубит дрова, а потом пойдет обсуждать с Софосом планы на завтра. Это происходит каждый вечер. Не беспокойся: я встану у входа и буду слушать, а ты читай вслух. Если он появится — предупрежу, и ты успеешь убрать свиток на место. Если спросит, почему ты здесь, скажу, что пригласила тебя погреться у жаровни.
Мелисса нехотя развернула свиток и прочла все то, что Ксен написал с тех пор, как мы дошли до берега этой проклятой реки.
Почти ничего!
Несколько фраз, расстояния, остановки — и то не все. Там не упоминались утомительные переходы, павшие, раненые, множество товарищей, которых мы потеряли, — длинная вереница трупов вдоль дороги в никуда! Ни слова об огромной горе пирамидальной формы и даже о решении следовать по течению реки. Ни единого знака, ни единой фразы.
— Ты уверена, что там больше ничего нет? — спросила я недоверчиво.
— Ничего, можешь не сомневаться.
— Не обманывай меня, прошу тебя.
— Зачем мне это? Клянусь, ты слышала все, что здесь написано.
Я сложила свиток и закрыла ящик.
— Пошли, — сказала я. — Провожу тебя.
Мы отправились обратно к аркадийцам.
— Почему ты так расстроена? — поинтересовалась она.
— Ну как же? Там нет ни единого слова о решении двигаться по течению реки и о его чудовищных последствиях.
— Ксен хотел зафиксировать лишь главное: в подобных условиях ему, разумеется, некогда вести летопись. Он сделает это позже, когда вернемся домой и у него появится время, чтобы вспомнить и записать случившиеся события.
— Хочешь сказать, что тебе это кажется нормальным?
— Не вижу ничего странного.
— А я вижу. Могу тебе вот что сказать: я была свидетельницей тому, как и в более тяжелых условиях он до самого утра делал заметки. А сейчас не пишет, потому что нe хочет.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Послушай, мне придется снова попросить тебя о помощи.
— Как? Тебе недостаточно того, что мы натворили сегодня вечером?
— Нет. У меня есть одно ужасное подозрение, и никак не удается от него отделаться. Я непременно должна понять, что происходит, и есть лишь один способ.
— Какой же?
— Пробраться в палатку Софоса, когда его там не будет.
— Забудь об этом. Я тебя люблю, но и себя тоже люблю, и у меня нет ни малейшего желания оказаться во власти того слюнявого старика, что сдает шлюх воинам в пользование.
— Нам грозит гораздо большая опасность — не только мне и тебе, но всем нам. Нам грозит… смерть.
— Прекрасная новость. Какие еще неожиданности могут нас поджидать при подобных обстоятельствах?
— Сейчас у меня нет времени объяснять тебе. Все узнаешь и поймешь, когда настанет пора. Ты ничем не рискуешь. Просто уговори Клеанора пригласить в свою палатку Софоса и Ксена, и может быть, еще кого-то из полководцев, пользующихся его довернем. Скажи ему, что верховный главнокомандующий прислушивается только к его мнению, и он должен попытаться понять, каковы истинные намерения Софоса, а также убедить его назначить срок, по истечении которого мы повернем назад.
Сначала он попросит тебя не вмешиваться, заявит, что это не твое дело, не женское, но потом поразмыслит хорошенько и, в конце концов, сделает так, как ты предлагаешь, выдав эту идею за свою.
— Ну и даже если он так поступит?
— Собравшись, военачальники тебя оттуда выставят, и ты скажешь, что побудешь со мной до окончания совещания.
— А потом?
— Мы проникнем в палатку Софоса и постараемся найти что-либо, способное раскрыть эту тайну.
— Прости, Абира, у меня не хватит духу. Я слишком боюсь.
— Но я ведь не умею читать.
— Прости, — повторила она. — Не смогу тебе помочь.
— Тогда поступай, как я тебе сказала. Об остальном позабочусь сама. Справлюсь и без тебя.
Мелисса вздохнула:
— Ты не понимаешь, что это безумие?
— Нет, это ты не понимаешь, уж поверь мне. Мы непременно должны выяснить, что происходит, или все умрем. Прошу тебя…
Мелисса колебалась, потом произнесла:
— Ничего тебе не обещаю. Посмотрим, что смогу сделать.
— Спасибо, — ответила я, — знаю, что ты храбрая девушка.
Оставив ее возле палатки Клеанора, я вернулась к себе, когда уже стемнело.
Ксен пришел поздно, изнемогая от усталости. От костров в лагере было светло и тепло, многие наши воины расположились вокруг огня или же брали тлеющие угли и относили к себе в палатки.
Я понимала, что сейчас не лучший момент для вопросов, но набралась смелости и заговорила, пока меняла повязку.
— Что будет завтра?
— Не знаю.
— Тебя обвиняют в том, что ты завел войско в совершенно неведомый край, и люди не знают, куда идти дальше.
— У меня и так достаточно забот, хоть ты не вмешивайся.
— Я поступаю так, потому что люблю тебя.
— Ну, если ты меня любишь, молчи.
— Нет. Я должна подготовить тебя к тому, что может случиться завтра.
— Ничего не случится. С рассветом мы увидим реку и, вне всяких сомнений, сможем и дальше следовать по ее течению.
— Ты ведь знаешь, что можешь мне довериться: действительно в глубине души считаешь, что решение идти вниз по течению реки было правильным? Не сомневаешься? Не страдаешь из-за того, что весь наш путь усеян трупами и мы продолжаем терять товарищей на дороге, которая ведет в никуда?
Ксен резко обернулся ко мне, и я увидела слезы в его глазах, сверкавшие в отблесках света жаровни.
— Часть меня умерла вместе с ними, — ответил он, — но если я жив, — это лишь потому, что судьба хранила меня. Я никогда не прятался, всегда подвергался тем же опасностям, что и они, тоже был ранен, терпел лишения, бессонницу, мороз и голод. Я делился с ними своей едой. Сотни раз мог погибнуть в сражениях, в которых участвовал. Если боги оставили мне жизнь — значит, у меня есть задача: отвести людей домой. Или, если это невозможно, найти им новый дом.
— То есть основать новый город. Значит, Нет говорил правду.
— Да, я много раз думал об этом, но это не значит, что я намеренно жертвую товарищами ради своего честолюбия.
