Лазарь перенёс вес тела на костыли и раздавил тлеющий окурок загипсованной ступнёй.
– Я понял это, когда вытаскивал её из ванной. Как только притронулся.
Матвей поморщился и потянулся за новой сигаретой. Тяжёлые черты лица снова приняли это его отвратительное поучительское выражение:
– Бегуны не чувствуют Эмпатов – только сенсоры. Да и то не всегда. Для полной уверенности нужен тактильный контакт.
– Копчиковый радар здесь ни при чём, – возразил Лазарь. – Только логика. Подумай сам – зачем Ведущему затевать сразу две Игры, да ещё между родственниками?
– Старые адепты помогают вербовать новых, – напомнил Матвей. – Бесконечный круг жизни.
– Правильно. Вот только строить Макдональдс, чтобы заработать денег на киоск с шаурмой, не слишком логично. Намекаю: девушка-подросток, которая и паспорт-то недавно получила – это киоск. Вкладывать в него деньги нерентабельно. Если, конечно, ты не знаешь, что где-то под ним спрятан лаз в сокровищницу Тамплиеров. Ну, или знаешь, что шаурма там идёт на улёт.
Матвей выглядел обескураженным и оскорблённым одновременно.
– Бред, – упрямо замотал головой он. – Тебе девчонка понравилась, вот и всё.
Главное сейчас не дать ему опомниться. Подготовить почву, выдать одним махом и сразу наутёк. Орать вслед он не посмеет, чтобы не перебудить весь дом, а бежать следом не позволит гордость. Ну, и хорошо. Не смажет концовку.
Смех распирал Лазаря изнутри, но он держался.
– Ты уверишься в этом ещё больше, когда узнаешь, что я собираюсь делать дальше.
– И что же? – крякнул Матвей, прикуривая новую сигарету.
Лазарь набрал в грудь побольше воздуха, и обрушил:
– Я собираюсь забрать её у отца, привести сюда, рассказать, чем мы тут занимаемся, а потом ввести в команду и сделать одной из нас.
Не дожидаясь, пока Матвей переварит услышанное, Лазарь развернулся спиной и быстро заковылял прочь из кухни. Второпях он едва не расшибся, зацепившись здоровой ногой за косяк. И только когда костыли загрохотали по тёмной прихожей, он всё же не выдержал, дал волю чувствам и улыбнулся.
Часть 2. Самый верный брат
Глава 1. Я тебя помню
«Кто уничтожает одну жизнь, уничтожает целый мир»
– Талмуд
1
В однокомнатной квартирке на Вятской царил хаос. Несмотря на практически полное отсутствие мебели, в комнате буквально яблоку негде было упасть. На первый взгляд могло показаться, что вся мебель с отвращением сбежала отсюда, предварительно сблевав содержимое ящиков на пол. Эта «блевотина» валялась повсюду, вперемешку с остальным скарбом, словно вслед за мебельным мятежом квартиру встряхнули, на манер свиньи-копилки. Для любой приличной горничной девять ночных кошмаров из десяти выглядят именно так.
В эпицентре сего воплощения мастерской Адриана Ван Остаде, пританцовывал у мольберта Лазарь. Из всей одежды на нём были только застиранные оливковые кальсоны и домашние тапки. Голый торс блестел от пота и пестрел мазками красок, словно заменял живописцу палитру. Впрочем, обычная палитра у Лазаря тоже имелась – сейчас он смешивал на ней кистью нужные цвета.
Новая мастерская очень нравилась Лазарю. Несмотря на стойкий запах старого дерева, ржавую ванную и подтекающий унитаз, он не жалел ни копейки из той суммы, что затребовали за квартиру хозяева. Иногда ему казалось, что он платил бы даже за картонную коробку из-под холодильника, при условии, что в ней не будут поминутно дёргать соседи из других коробок. Не сказать, чтобы он не выносил людей, или был социопатом. Люди его интересовали. Он довольно сносно переносил человеческое общество, но лишь в умеренных, строго контролируемых дозах. При передозировке в нём постепенно накапливался, как результат побочного действия, особо едкий яд, который невозможно подолгу носить в себе. Когда этот яд заполнял все резервуары, оставалось два варианта: распылять его повсюду, как «Циклон Б», отталкивая от себя всё живое за пределы зоны поражения, или искать подходящую коробку. Впрочем, Лазарь не исключал варианта, при котором работа его ядовитых желез не была связана с людьми или их отсутствием и являлась некой особенностью организма – этаким врождённым дефектом. Но эта гипотеза требовала проверки временем.
Сейчас в «коробке» играла музыка. Точнее, надрывно хрипела из единственного уцелевшего динамика в старом «Панасонике», висевшем на гвозде у ближайшей розетки. Эвис Костелло и его кавер- версия жизнеутверждающей «beautiful» Кристины Агилеры.
You are beautiful no matter what they say
Words can't bring you down
You are beautiful in every single way
Yes, words can't bring you down
Don't you bring me down today...
(Ты прекрасен – что бы там ни говорили
Слова не могут сбить тебя, нет, нет
Ты прекрасен, и каждый новый день
Слова не собьют тебя
Так что не пытайся сегодня)
Именно в такой обстановке Лазарь предпочитал творить. Музыка служила камертоном для чувств, которым предстояло излиться на холст. Верным симптомом того, что мелодия подействовала на организм, служило непреодолимое желание подпевать.
To all your friends, you're delirious
So consumed in all your doom
Trying hard to fill the emptiness
The pieces gone, left the puzzle undone
Is that the way it is
(Для всех друзей ты безумец
Поглощённый своей судьбой
Пытаешься заполнить пустоты
Но куски потеряны,
И ты бросаешь паззл, не так ли)
Лазарь пел, нет, кричал вместе с Костелло, часто фальшивя и перекрикивая музыку. Делал он это не в унисон, а нарочно запаздывая на секунду от певца. Не потому, что не знал текста – просто в таком случае он мог лучше слышать собственный голос и совершенствовать свой вокал. Как любой здравомыслящий человек, Лазарь прекрасно знал о понятии «не дано», и, как любой человек здравомыслящий, в глубине
