вышла Саша. Говорит, нет, Тесак мой парень! Нет мой, ты вообще его не знаешь! А вот тебе его письма для меня, сама почитай! Почерк сверь! Саша смотрит – почерк мой, заглавные буковки авторским стилем оформлены, портрет нарисован... Обе на меня обиделись – я сволочь и негодяй.
Вот меня вызывают в штаб, цензорша пришла. Выдает мне письма от одной, от второй. Они шли вместе, в одно и тоже время отправленные. Настроение ухудшилось. Цензорша уходит в вольный штаб. Захарыч говорит:
- Останься поговорить с тобой хочу.
- О чем именно?- блин опять началось!!!
- Слушай к тебе лично у меня никаких претензий нету. Пришлось тебя в ШИЗО отправить, ты извини. Позвонили из Москвы и сказали, что если ты уйдешь на УДО, то всю нашу управу выебут. А нам на зоне, сам понимаешь, тогда уж вообще пиздец настанет.
- Да я понял, что это не ваша инициатива. Даже и не сомневался.
- Ну давай если какие проблемы будут обращайся.
- Хорошо, – Вот с проблемами только к оперу бежать. Я еще столько не отсидел!
Отправил он меня на барак. Чувствую депрессуха пиздострадальная накатывает, потому что с двумя девушками сразу облом – это крутовато. Неудачный день! Не поняли мои романтические нотки дамы. А у меня ведь очень большое сердце, как у теленка! Я же могу любить одновременно всех девушек, но каждую по-своему – в этом нет ничего страшного. Никому хуже от этого не будет. Главное, чтоб не спалили... Плюс УДО никакого не будет, сидеть лишних 1.5 года, которые я себе запланировал тут оставить. Какой же отстой! И тут еще осень наступила – такая мерзкая погода! В окно смотришь листья с берез падают, какие- то коты бегают облезшие, срут на перекопанную землю и зарывают лапами. Играют воробьи, иногда попадаются посравшим облезлым котам... Дождь все время то льет, то моросит, то хлещет, то капает, то пылью водяной стелется. Все сырое, противное, серое и умирающее...
Новые проблемы.
Одна погода бы тоску навеяла. А завхоз мой, с которым я в договоренности и нарядчик – уехали на этап на “Белый лебедь” судиться. Договариваться со мной новый завхоз не хочет, боится. Приказ из штаба от Михалыча – “не давай ему жизни”, он и не дает, взял под козырек. Смотрящий старый освободился, а с новым я ни разу не общался. Меня просто перестали допускать до телефона, опять связь пропала с внешним миром.
Чувствую что меня начинают “поджимать”. Сначала запретили спать днем, потом запретили на шконаре лежать. И в один день говорят
- Собирайся Макс, пойдешь на баланы.
- В смысле.
- Ну пойдешь бревна носить.
- Это я понял. Вопрос нахуя?
- Сказали тебе бревна носить, жизнь тебе сладкую обломать.
Пошел я носить бревна. Естественно со злости халтурил и сачковал. В грязи по колено. Да по уши, если честно, никак не мог себе это за тренировку засчитать. Закончили часа через два.
На другой день опять ко мне дневальный приползает с гнусно-довольной рожей.
- Короче, сейчас пойдешь морковь таскать. Или пиши отказ от 106-ой и опять в изолятор.
Пришел Грузовик с морковью. Пойду, что делать? Повторное нарушение – в СУС переводиться неохота.
Привезли морковь в мешках по 25 килограмм, чтоб зимой зеков кормить. Ее нужно сначала отнести от въезда на зону к вахте, там сложить штабелями, взвесить и заточковать. А после этого отнести на продуктовый склад. В принципе хоть какое-то развлечение. Ходишь, на новых людей интересно посмотреть, потому что к тому времени мне запретили вообще выходить с барака. После того, как я отказался вставать на должность, в дежурке повесили мою фотографию и под ней крупными красными буквами написали “Склонен к экстремизму”. СДПшникам запретили открывать мне калитки. Завхозов предупредили чтобы я не ходил ни к кому в гости, т.е. я не мог сходить ни на хоздвор, ни в ПТУ, ни, тем более, на другие бараки. Все это было запрещено. А тут меня вроде выпустили морковь поносить, дождя нет, мешки почти чистые и приятной умеренно-спортивной тяжести. С одной стороны нельзя, а с другой – пообщаюсь с зэками. Хоть и понимаю, что они такие же болваны, как и на моем бараке – но, тем не менее, какое-то развлечение. Естественно, наложил себе моркови в карманы, в рукава и штанины.
Однако надо как-то эту проблему решать. Пошел к новому завхозу:
- Короче, я заебался. Эта движуха беспонтовая – спать нельзя, куда-то ходить надо, что-то носить... Давай решать вопрос.
Речь тут идет о 10 тысячах и все – и позвонить можно, хоть о соратниках волноваться не буду, и, опять же, не будут кровь сворачивать. Самое же неприятное не в том, что морковь пришлось носить, а в том, что как сказали мне жизнь портить, так это постоянно какие-то мелкие замечания пошли – так сядь, тут пойди, тут одень, пуговицу застегни, воротничок поправь... Мелкие доебки в грубой форме, за которые просто хочется убить. И это больше всего раздражает. Убить-то нельзя!
На бараке сидел грузин по кличке Грузин, которого перевели вместе с подлым толстым армяном. Он общался с блатными на нашей зоне, через них тоже можно было попробовать вопрос решить. Я ему говорю:
- Грузин, ты с блатными можешь поговорить, чтоб у меня гемора этого не было? Телефон затянем на барак. Козлы со мной боятся двигаться. Заебли уже и связь очень нужна.
- Ну, давай я за тебя поговорю.
Сходил, поговорил. Меня дергают на шестой барак. Там сидят стремяги и бродяги, смотрящий сидит. Почти черный барак на почти красной зоне. Разговаривал чеченец Тим. Крепкий такой, спортсмен, пьет протеинчик:
